али неопрятные кучи грязно-желтых кирпичей. Здесь и там красовались огромные, искореженные стихиями плакаты, объявляющие, что «сдаются участки отличной земли под строительство». Дорогу так и не доделали. Мостовая отсутствовала, и нам пришлось ковылять по неровной тропинке. Было ощущение, что она теряется в пространстве, поглощенная пустошами «отличной земли», раскинувшимися вокруг. На небольшом удалении от нас виднелось изрядное количество домов – как показалось. Но все они стояли на других улицах. Справа, в самом конце той, на которой мы в тот момент находились, тоже имелся ряд остовов зданий, но только две постройки хоть как-то были пригодны для жилья. Они стояли по разным сторонам дороги, но не друг против друга: между ними оставалось, наверное, метров пятьдесят. Их вид взволновал мистера Холта сильнее, чем меня. Он быстро прошел вперед и застыл у дома слева, то есть ближайшего к нам.
– Вот этот дом! – воскликнул он.
Мистер Холт выглядел едва ли не опьяненным удачей, однако я, признаюсь, была удручена. Вряд ли можно представить более унылое обиталище. На нас смотрел построенный на скорую руку дом из тех, что, даже новыми, навевают мысли об упадке. Не исключаю, что построили его год или два назад; тем не менее, из-за неухоженности, или изначальной дешевизны, или того и другого вместе, возникало впечатление, будто дом с минуты на минуту развалится. Был он небольшой, двухэтажный и обошелся бы – по моему мнению! – не более чем фунтов тридцать в год. Окна, конечно, не мыли с самого окончания строительства; стекла на втором этаже частью растрескались, частью разбились. О том, что здание обитаемо, свидетельствовала лишь плотная штора, закрывающая окно в комнате снизу. Иные занавески в доме отсутствовали. Фасад защищала невысокая стенка, которую когда-то увенчивало нечто вроде железного навершия – ржавые куски металла до сих пор торчали на одном ее конце; но, так как стена проходила почти вплотную к дому, а тот стоял чуть не на дороге, непонятно было, к чему эта ограда – для защиты от посторонних или просто украшения ради.
– Вот этот дом! – повторил мистер Холт, проявляя больше признаков жизни, чем я наблюдала в нем до сих пор. Сидней смерил здание взглядом: я поняла, что оно ранит его эстетические чувства так же, как мои. – Уверены?
– Совершенно.
– Кажется, дом пуст.
– Мне тоже так показалось в ту ночь – поэтому я залез внутрь в поисках укрытия.
– Какое окно заменило вам дверь?
– Это. – Мистер Холт указал на окно первого этажа – то, что затемнялось шторой. – Когда я впервые увидел его, шторы не было и в помине, а раму кто-то приподнял – именно это меня и привлекло.
Сидней повторно, не упуская деталей, оглядел постройку с крыши до фундамента, затем испытующе посмотрел на мистера Холта.
– Вы уверены? Это именно тот дом? Если вдруг вышла ошибка, мы можем попасть в неловкое положение. Я собираюсь постучаться в дверь, и если выяснится, что ваш таинственный знакомый здесь не живет и никогда не жил, нам будет нелегко найти объяснение своему присутствию.
– Я уверен, это тот самый дом – не сомневайтесь! Я это знаю… чувствую вот тут… и тут.
Мистер Холт коснулся груди и лба. Вел он себя крайне странно: весь дрожал, глаза лихорадочно блестели.
Сидней какое-то время молча взирал на него. Затем переключил внимание на меня:
– Есть ли у меня основания считать, что вы не потеряете рассудка?
От этого простого вопроса кровь ударила мне в голову.
– На что вы намекаете?
– Сами слышали. Я намерен постучать в дверь и сейчас сделаю это. Однако не исключено, что за данным моим действием последуют непредсказуемые события: вы уже слышали о чем-то подобном от мистера Холта. Дом снаружи выглядит достаточно заурядно, тем не менее, вы можете вдруг обнаружить, что внутри не все так обычно. Вы, вероятно, окажетесь в таком положении, когда в высшей степени необходимо сохранять спокойствие.
– Я не из тех, кто паникует.
– Тогда все в порядке… Я верно понял, что вы собираетесь туда вместе со мной?
– Конечно, собираюсь, иначе зачем я здесь? Вы несете полный вздор.
– Надеюсь, вы продолжите называть наше дело вздором, когда это приключеньице останется позади.
Не стоит упоминать, в какое негодование привела меня его наглость: слышать подобное от Сиднея Атертона, которым я вертела с тех пор, как он разгуливал в коротких штанишках, было немного неприятно; но вынуждена признать, что его манера, или слова, или поведение мистера Холта, или что-то еще заставили меня насторожиться сильнее, чем раньше. Я не имела ни малейшего представления о дальнейшем развитии событий или об ужасах, затаившихся в этом сумрачном доме. Но рассказ мистера Холта ошеломил меня, а ночные происшествия были настолько живы в моей памяти, и в придачу ко всему я так близко подошла к Непознанному – с заглавной буквы! – что даже в ярком свете дня тень его нависла надо мной с такой определенностью, к какой я – честно! – оказалась не готова.
Мне не доводилось видеть столь неприглядной входной двери; впрочем, она прекрасно гармонировала с окружением. Некрашеная, из покореженных, щербатых досок и с молотком, порыжевшим от ржавчины. Стоило Сиднею коснуться его, как я ощутила, что по телу пробежали мурашки. Когда раздался резкий стук, мне подумалось, что дверь с силой распахнется и из-за нее на нас разгневанно набросится какой-нибудь мрачный тип. Но я ошиблась: дверь не раскрылась, не случилось ничего. Подождав несколько секунд, Сидней постучал опять; повременив еще чуть-чуть, повторил стук. Как и до этого, нельзя было догадаться, заметил ли кто-нибудь наше появление. Сидней обратился к мистеру Холту:
– Дом вроде бы пуст.
Мистер Холт необычайно разволновался, мне было больно на него глядеть.
– Это неизвестно, нельзя так просто сказать; может, там кто-то нас слышит, но не отвечает.
– Я дам ему еще один шанс.
Сидней с раскатистым эхом грохнул молотком по двери. Удар, должно быть, услышали за полмили отсюда. Однако в доме по-прежнему никто не подавал признаков жизни. Сидней спустился с крыльца.
– Пойду другим путем – попытаю счастья со двора.
Он начал огибать дом, мы с мистером Холтом гуськом направились за ним. Со двора дом производил еще более удручающее впечатление, чем с фасада. На первом этаже с той стороны находились две комнаты, без сомнения, пустые: мы прекрасно видели их в окна. Первая явно предназначалась под кухню, совмещенную с прачечной, вторая – под гостиную. Но там не было ни единого предмета мебели или малейшего следа человеческого проживания. Сидней прокомментировал это так:
– Совершенно очевидно, что в сем очаровательном пристанище не только не имеется обитателя, но и никогда не было.
Тем не менее волнение мистера Холта возрастало с каждой секундой. По какой-то неясной мне причине Сидней вообще не замечал этого; возможно, он рассудил, что так будет лучше для всех нас. Странная перемена произошла даже с голосом мистера Холта – теперь это был некий дрожащий фальцет:
– Я-то видел лишь переднюю комнату.
– Отлично; пройдет совсем немного времени, и вы вновь будете ее лицезреть.
Сидней костяшками пальцев побарабанил по стеклу задней двери. Подергал за ручку; она не поддалась – он ее яростно потряс. Затем помахал рукой перед грязными окнами: этого было бы вполне достаточно, чтобы привлечь внимание жильца, но все оказалось тщетно. Наконец он полунасмешливо обратился к мистеру Холту:
– Призываю вас в свидетели того, что я использовал все легальные способы добиться благосклонного отклика от вашего таинственного товарища. Посему вынужден заранее просить прощения на случай, если мне для разнообразия придется испробовать нечто слегка противозаконное. Конечно, в вашем случае окно уже было открыто, в моем – скоро будет.
Он достал из кармана нож и, обнажив лезвие, открыл защелку: мне говорили, что так делают взломщики. Вскоре рама была поднята.
– Ну вот! – воскликнул он. – Что я вам говорил?.. Марджори, душенька, я лезу первым, мистер Холт за мной, а потом мы открываем вам дверь.
Я сразу поняла, что он замыслил.
– Нет, мистер Атертон; сначала вы лезете в окно, потом я, а мистер Холт после нас обоих. Я не собираюсь ждать, пока мне откроют.
Сидней воздел руки и закатил глаза, показывая, насколько он был удручен моим требованием. Но я не намеревалась отсиживаться и ждать милости, пока они, пообещав открыть мне дверь, станут обшаривать дом. Итак, Сидней полез первым, а я за ним, благо то было несложно, так как подоконник располагался довольно низко. Мистер Холт последовал за нами. Стоило нам оказаться внутри, как Сидней приложил руку ко рту и закричал:
– Есть кто дома? Если так, будьте любезны, идите сюда – к вам гости.
Его слова эхом прокатились по пустым комнатам, и мне сделалось немного жутко. Я внезапно осознала, что если в доме вправду кто-то окажется и будет недоволен вторжением в свои владения, объяснение нашего присутствия здесь превратится в довольно сложную задачу. Я ждала, что предпримет Сидней дальше, а он привлек мое внимание к мистеру Холту:
– Эй, Холт, что стряслось? Приятель, только без этих глупостей!
Что-то с мистером Холтом было не так. Тело его задрожало, точно охваченное приступом падучей, которая разом свела все его мышцы. На лице застыла весьма неприятная гримаса. Но он выдавил из себя:
– Я в порядке… Все хорошо.
– Хорошо, да? Вы бы это лучше бросили. Где там ваше бренди? – Я отдала Сиднею фляжку. – Вот, глотните.
Мистер Холт, не пытаясь спорить, хлебнул неразбавленного алкоголя, предложенного ему Сиднеем. Кажется, бренди совсем не подействовало на него, разве что пепельные щеки обрели розоватый оттенок. Сидней смотрел на него таким взглядом, что я терялась в догадках, как ко всему этому отнестись.
– Слушай, парень. Не думай, что сможешь так просто обвести меня вокруг пальца, и не льсти себе, полагая, что, если вдруг попробуешь нас обмануть, я буду с тобой церемониться. У меня есть вот что. – Он показал револьвер, одолженный у папá. – Не воображай, что присутствие мисс Линдон помешает мне им воспользоваться.