– Отлично. Я просил приготовить экстренный поезд. У вас все готово?
– Паровоз в ангаре, под парами, для отправки нам надо десять минут. Вот что я скажу: до прибытия экспресса в Бедфорд у вас остается пятьдесят минут. Бедфорд в пятидесяти милях отсюда. Если повезет, то прибудете туда одновременно с экспрессом… Мне приказать машинисту приготовиться?
– Немедленно.
Он принялся давать телефонные указания работникам ангара, а я тем временем поспешно написал пару телеграмм. Закончив говорить, инспектор повернулся ко мне:
– Они выезжают с запасной ветки: будут готовы меньше чем через десять минут. Я прослежу, чтобы пути были свободны. Где ваши телеграммы?
– Вот одна, в Бедфорд.
Я написал следующее:
«Арестуйте араба в поезде, прибывающем в час двадцать девять. Пассажир отбыл из Сент-Панкраса в переднем вагоне в купе третьего класса. С ним большой тюк, который следует задержать. У него два билета в Халл. Также задержите его спутника, одетого как бродяга. Это девушка в состоянии гипнотического транса, которую араб переодел и похитил. Пусть ее осмотрит врач. Доставьте ее в гостиницу. Все расходы будут возмещены, когда в экстренном поезде прибудет нижеподписавшийся. Так как араб может оказать сопротивление, приготовьте достаточные полицейские силы.
– Вот вторая. Наверное, слишком поздно отсылать ее в Сент-Олбанс, однако отправьте и туда, и в Лутон:
«Едут ли в поезде, отбывшем из Сент-Панкраса в полночь, араб с попутчиком? Если едут, не разрешайте им покидать вагон, пока поезд не прибудет в Бедфорд, где их уже ожидает полиция».
Инспектор быстро просмотрел обе телеграммы.
– Полагаю, все получится, как вы пишете. Пройдемте со мной: я и телеграммы сразу отошлю, и проверю, готов ли ваш поезд.
Поезд готов не был; не был он готов и спустя отведенные десять минут. Кажется, что-то случилось с приватным вагоном. Наконец нам достался обычный старомодный вагон первого класса. Однако, несмотря на задержку, время не было потеряно даром. Когда паровоз со своим единственным вагоном подходил к платформе, нам принесли какой-то конверт:
– Телеграмма из Сент-Олбанс.
Я вскрыл конверт. Все было кратко и по делу:
«Араб со спутником остались в поезде при отбытии. Телеграфирую в Лутон».
– Это хорошо. Теперь, если не случится ничего совершенно непредвиденного, мы их перехватим.
Ох уж это непредвиденное!
Я прошел вперед с инспектором и проводником нашего поезда, чтобы еще раз переговорить с машинистом. Инспектор уже объяснил ему, что делать:
– Я приказал машинисту не жалеть угля и доставить вас в Бедфорд не позднее, чем спустя пять минут после прибытия экспресса. Он считает, что вы успеете.
Машинист высунулся из кабины, привычно вытирая руки замасленной тряпкой. Это был крепкий усатый коротышка с поседевшими волосами; как все машинисты, держался он уверенно, с полунасмешливой серьезностью.
– Все должно получиться. Многое против нас, но ночь светлая, ветра нет. Единственное, что может нас задержать – стрелки где переведут или товарняки попадутся. Конечно, если дорогу нам перекроют, то ничего не поделаешь, но инспектор обещал пути для нас очистить.
– Да, – подтвердил инспектор, – все будет в порядке. Я уже разослал телеграммы.
Тут вмешался Атертон:
– Машинист, если доставишь нас в Бедфорд до прибытия экспресса, будешь делить пятифунтовую банкноту со своим товарищем.
Машинист улыбнулся.
– Доставим вас вовремя, сэр, даже если через стрелки ехать придется. Нечасто нам пять фунтов за доставку в Бедфорд предлагают, мы уж постараемся их заработать.
Сзади нам помахал кочегар.
– Это точно, сэр! – крикнул он. – Но придется и вам потрястись за эти пять фунтов.
Не успели мы отъехать от вокзала, как сомнения в том, что Атертон, по меткому замечанию кочегара, «потрясется», начали исчезать. Поездка в единственном вагоне, непосредственно прицепленном к паровозу, который несется на всех парах, кардинально отличается от путешествия на обычном поезде, едущем с привычной для экспресса скоростью. У меня уже был подобный опыт, но ощущений в ту ночь мне хватило с лихвой. Новичку – или даже искушенному, но нервному путешественнику – было бы простительно думать, что поезд того и гляди сойдет с рельс. С трудом верилось, что у вагона имелись рессоры: его шатало и мотало, подкидывало и подбрасывало. Дорога оказалась отнюдь не гладкой. При всем желании разговаривать было невозможно – а вот за это лично я был благодарен. Помимо того, что мы с огромным трудом удерживались на местах: каждую секунду нас с них сталкивало и раскачивало туда-сюда, вверх и вниз, вперед и назад, отчего приходилось держаться настороже, – шум стоял оглушительный. Казалось, что за нами гонится легион вопящих, ревущих, буйствующих демонов.
– Господи! – прокричал Атертон. – Они и правда решили заработать ту пятерку. Надеюсь, я выживу и смогу им заплатить!
Он был всего-навсего на другом конце купе, но хотя я видел по его искаженному лицу, что он кричит во весь голос – а голосом-то он не обделен, – я расслышал всего лишь несколько слов. Мне пришлось самому додумывать смысл.
Надо было видеть, что творилось с Лессинхэмом. Мало кто из огромного количества людей, знакомых с ним лишь по портретам, то и дело появляющимся в прессе, узнал бы перспективного политика. Однако я прекрасно понимал, что ничто так не соответствовало его нынешнему состоянию, как эта бешеная гонка. Казалось, он вот-вот развалится на куски, но эта суровая тряска отвлекала его раздумий об ужасе, способном поглотить саму его душу. Элемент риска в нашем путешествии оказывал тонизирующее влияние. Привкус опасности бодрил. Вряд ли наши жизни действительно находились под угрозой, но тогда нам так совсем не казалось. Лишь об одном можно было говорить с уверенностью: если бы Бог судил нам разбиться, на такой скорости это была бы катастрофа из катастроф. Не исключаю, что мысль об этом заставляла кровь Лессинхэма бурлить в жилах. В любом случае – пусть это и прозвучит только фигурой речи – пока я сидел и наблюдал за ним, ко мне приходило понимание, что покинувшая его сила духа возвращается и с каждым рывком и толчком он обретает все больше и больше мужественности.
Вперед и вперед неслись мы, рыча, стуча, ревя и воя. Атертон, не оставлявший попыток поглядеть в окно, вновь напряг легкие, стараясь быть услышанным:
– Черт побери, где мы?
Я посмотрел на часы и прокричал в ответ:
– Сейчас почти час ночи, значит, мы подъезжаем к Лутону… Эй! Что там еще такое?
Кажется, что-то произошло. Паровоз пронзительно засвистел. Через секунду мы убедились – убедились сполна! – в эффективности воздушного тормоза Вестингауза[37]. Это был наимощнейший из всех мощнейших толчков! Вагон так завибрировал, что чуть не вытряс души из наших тел. То, что мы почувствовали, помогло в полной мере ощутить всю силу сжатого воздуха в механизме, и нам уже не казалось удивительным, почему поезд может останавливаться почти мгновенно.
Мы втроем одновременно вскочили на ноги. Я опустил свое окно, Атертон – свое, прокричав:
– По-моему, телеграмма инспектора не оказала должного действия – мы все-таки встали… более того, застряли в Лутоне. Не может это быть Бедфордом.
Конечно, это был не Бедфорд, хотя поначалу я никак не мог ничего разглядеть. Голова не переставала идти кругом, перед глазами все плясало, за окном царила кромешная тьма. Потом я услышал, как проводник открыл дверь своего купе и нерешительно застыл на пороге. Затем, с фонарем в руке, он вышел из вагона.
– Что стряслось? – спросил я его.
– Не знаю, сэр. Кажется, что-то на путях. Что это?
Вопрос был задан людям в паровозе. На него ответил кочегар:
– Кто-то спереди, как сумасшедший, машет красным фонарем. Повезло ему, что я это заметил, иначе бы прямо на него наехали. Кажется, что-то произошло. Вон он подходит.
Глаза мои привыкли к темноте, и я увидел, как кто-то, сильно торопясь, приближается к нам по шпалам, не переставая размахивать красной лампой. Проводник двинулся ему навстречу, громко спрашивая:
– Что случилось? Кто там?
Ему ответили:
– Господи! Да это же Джордж Хьюитт. Думал, вы прямо в нас врежетесь!
– Ого! – откликнулся наш проводник. – Джим Брэнсон! Какого черта ты тут делаешь, что стряслось? Я думал, вы давно проехали. Мы-то за вами гонимся.
– Даже так? Значит, догнали. И слава Богу!.. У нас авария.
Я уже открыл дверь вагона, и мы втроем выбрались наружу.
Глава 47. Что было в вагоне третьего класса
Я подошел к незнакомцу в железнодорожной форме, державшему фонарь.
– Вы проводник полуночного поезда из Сент-Панкраса?
– Да.
– Где ваш поезд? Что произошло?
– Ответ на первый вопрос: вон там, прямо перед вами, его обломки. А произошло, ну, крушение.
– Что значит «крушение»?
– От товарняка, шедшего впереди нас, оторвались перегруженные вагоны и въехали по наклонной прямо в наш экспресс.
– Как давно это случилось?
– И десяти минут не прошло. Я как раз направлялся по путям к сигнальной будке, а до нее добрых две мили, когда заметил вас. Господи! Я думал, будет второе столкновение!
– Каков ущерб?
– Как по мне, нас всех будто передавило. Насколько я понял, впереди все вагоны искорежены. У меня самого такое чувство, точно весь я изнутри переломан. Я служу на дороге уже тридцать лет, но это моя первая авария.
Было слишком темно, и я не видел лица говорящего, однако по его голосу было похоже, что он либо плачет, либо вот-вот разрыдается.
Наш проводник повернулся и крикнул машинисту:
– Ты б к сигнальной будке отъехал, им сообщил!
– Хорошо! – раздалось ему в ответ.
Поезд дал задний ход, непрерывно свистя по мере движения. Должно быть, его было слышно всей округе, и люди наверняка поняли, что на дороге произошло серьезное несчастье.