ленной, проснулась в слезах. На часах — четверть третьего. Глубокая ночь. Дождь все так же шел за окном. Чьи-то сырые пятки утыкались мне в лицо — я их поцеловала.
В тот момент только я вспомнила, что вот уже несколько дней не видела Кузнечика. Теперь его знали люди. Он стал звездой интернета и все время уезжал от меня на какие-то бизнес-конференции. Возвращался Кузнечик поздней ночью. Залезал под одеяло, утыкался пятками в мое лицо и засыпал.
Под утро донесся стук с чердака. Я затаила дыхание, прислушивалась несколько секунд и наконец разобрала все буквы. На этот раз никто не просил меня не бояться. Мне настукивали одно-единственное слово — «камень». Какое-то забытое знание шевельнулось в моем мозге, как образ из давнего сна. Конечно, камень! Ведь именно его я должна отдать Кузнечику. Откуда взялось это знания — я не понимала. Но была уверена, что оно достоверно. Он лежал у меня под подушкой — мой глаз динозавра.
Утром по улицам города Железнодорожного колонна за колонной проезжали военные грузовики, а по всему дому разнесся слух, что один из соседей, завербованный маклаудами, явился с повинной к блюстителям порядка.
Необъявленная война
Был ветреный день. Дворники-таджики убирали с тротуаров сломанные бурей ветки. На другом конце света сейсмологи предсказывали извержение вулкана Йеллоустоун. В Европе маклауды отрезали головы офисным служащим. По Тверской возили железную клетку с четырьмя пойманными бородатыми, а прохожие кидали в них яйца и зажженные петарды. Паслись стада в Абхазии. Горные реки несли холодную бурную воду к океанам. Кузнечик заработал свой первый миллион и купил крутую тачку с колонками, в которых играла громкая музыка. И тут по всем каналам связи пронеслась и взбудоражила мир новость — война. Так это должно было быть. Но ничего подобного не случилось. Дня, когда людям этого измерения объявили о начале войны, просто не было.
Ранним утром все так же стекались к железнодорожной станции люди — чтобы ехать на электричке в Город на холмах в междуречье Оки и Волги и работать там за еду и бесплатную выпивку раз в год на корпоративе. Барбудосы заходили в магазин «Мелодия», смотрели на всех других покупателей с вызовом и кидали на прилавок мятые червонцы — покупали гречку. Люди понятливо улыбались: денег нынче ни у кого не осталось, барбудосы — и те до гречки докатились. А у входа в магазин «Мелодия» все так же стояла пьяная женщина Галя в шапке петушком и куртке, добытой в мусорном баке, и ругалась с прохожими — с тех пор, как ее карликовому мужичку прострелили голову, ей оставалось только это.
Большинство людей так и не поняли, что война идет уже давно. С минуты на минуту они ждали ядерных взрывов, а случались лишь пожары, наводнения и ураганы. Да зараженные бешенством то в одной, то в другой точке планеты — всюду, где американцы трясли пробиркой, — жгли автомобильные покрышки и убивали друг друга. А маклауды все лезли из разломов в земной коре, а фондовые биржи все обрушались одна за другой. С чего бы это? Только рос страх: нет ничего опаснее, чем не знать, кто твой враг на самом деле. В сутках в этом измерении было двадцать четыре часа — и сутки напролет людям в мозги, как карту памяти в разъем, вставляли информацию. Информация делила человечество на своих и чужих. Информация управляла миром — и мир с каждым часом все больше накалялся от ненависти. Такой была эта необъявленная война.
По утрам я ставила на плиту чайник, а Кузнечик читал мне новости про контент-маркетинг и роботов-андроидов. Вечерами мы ужинали мороженой рыбой. Рядом, на столе, лежал глаз динозавра. Я поглядывала на него, потом на Кузнечика и обдумывала: пора или еще нет?
— Ты стал лучше, чем был, — сказала я Денису.
— Потому что теперь езжу на крутой тачке?
— Нет, потому что до сих пор ешь на ужин мороженую рыбу.
Кузнечик усмехнулся — в знак того, что я по-прежнему ничего не понимаю в этой жизни, — а потом сказал длинную речь — такую длинную, что можно было бы пересчитать звезды на краю галактики, пока он говорил.
— Предпринимательский успех всем кажется чем-то вроде запуска машины «с толкача», а дальше она сама поедет. Только это неправда. Мало толкнуть и завести. Потом появляются новые проблемы — правильно выбирать скорость на поворотах, научиться ездить в пробках, вовремя ремонтировать узлы и детали. Я до сих пор прихожу на работу раньше других, а ухожу позже всех. Мне действительно не на что тратить время, кроме работы. Аскетизм в жизни дает уйму свободного времени. Я не хожу по ресторанам, весь круг моего общения — те, кто сидят в агентстве, клиенты и ты. Человеку не так уже много нужно, а бизнесу нужно все: он высасывает все твое время и все твои мозги. И когда ты дашь ему это, он требует еще больше. Я знаю, как пройдет мой день на работе: у нас будут планерки, споры, конфликты, а потом я приду к тебе, и мы будем трахаться. И плевать на всех маклаудов в мире. Помнишь, как в древнегреческой мифологии? Сначала был хаос. Потом из хаоса возник космос — гармоническая упорядоченность времени и пространства. Самоограничение стало упорядочивать пространство вокруг меня. Мне ничего не нужно было, кроме этой тачки. Теперь она у меня есть — и я продолжаю ужинать мороженой рыбой.
Клетки человеческого организма полностью обновляются раз в семь лет. С каждым часом делались все злее люди в этом измерении, а Кузнечик становился все лучше и лучше других. Совсем скоро он станет самым неотразимым мудаком в этой солнечной системе. Но что-то было не так со мной — мой мозг мыслил так же, как в ту секунду, когда включился, — в тот ясный день в небе совсем другого измерения летели птицы, а в дальнем конце вселенной вспыхнул квазар.
Зачем люди эволюционировали из обезьян
Когда почки на деревьях набухли, пошел ливень, который не прекращался шестнадцать дней. Граждане переправлялись по затопленным дорожкам по колено в бурлящем потоке — от одного мусорного бака к другому. А те, у кого само собой материализовалось в карманах оружие, отстреливали собак — на пропитание, и маклаудов — для души. Бородатых развелось много, они, как блохи, выскакивали из всех щелей — военные грузовики не успевали их давить протекторами, а граждане — отстреливать. По ночам выходили на охоту мародеры — это они разбили окна в магазине «Мелодия» и отнимали у пенсионеров очки и кепки. Но пенсионеры все равно были довольны — не убили ведь. Между домами, где были проходы во дворы, горожане возводили баррикады из автомобильных покрышек. На этих баррикадах граждане по очереди стояли на страже своего имущества и жизней.
А я просила умную программу на компьютере, умеющую говорить женским голосом, проложить безопасный маршрут от города Железнодорожного до Северного Ледовитого океана. Программа думала две с половиной секунды, а потом отвечала:
— Я не могу этого сделать.
— Почему?
— Мне и самой это интересно, — без выражения произносила умная программа.
Такие ответы и имели в виду, когда говорили про искусственный интеллект в стадии искусственной тупости. Мне было все равно, насколько он умен. По одной простой причине: с момента создания в этом измерении орудий олдувайской культуры до государства Древней Месопотамии прошло 2,7 млн лет, а от первого компьютера до умных гаджетов — всего несколько десятилетий. В масштабах эволюции — быстрее, чем взмах крыла бабочки. Разум машины — вопрос времени, и очень краткого.
В это не верили даже лучшие умы человечества: мозг, с его миллиардами нейронных связей, с его безграничной интегрированностью в пространственно-временной континуум этой планеты, был непостижим и невоспроизводим ни в какой представимой математической модели. Скептики посмеивались: создать искусственный разум — это так же невозможно, как создать искусственный разум. Но разве не произнес бы то же самое изобретатель логарифмической линейки Уильям Отред в 1622 году, если бы ему сказали, что через несколько веков его линейка преобразуется в компьютер?
Только одно поколение людей в этом измерении пройдет точку невозврата. Это поколение родилось в мире, где царил Уолл-стрит, а кофе варили люди, а не машины, где еще можно было купить в киоске настоящую бумажную газету. Некоторые из этого поколения даже помнили планету без интернета. Умереть им суждено совсем в другом мире.
Дня, когда всем объявят о появлении компьютера, равного по когнитивным способностям человеческому разуму, не будет — как не было дня объявления войны. Никто так и не узнает, когда именно он был создан. Люди осознают не вдруг, только через какое-то время, что все уже случилось — и живут они совсем в другом мире.
А что если он уже существует, что если это он развязал войну?
В прихожей хлопнула дверь. Кузнечик прошел в комнату и уставился на меня долгим и пристальным взглядом. Он что-то задумал — это я поняла по презрительному блеску в его глазах.
— Мы пойдем с тобой за город, прямо сейчас, — произнес он.
Сумерки опускались на город Железнодорожный, ветер трепал деревья, а за каждым углом пряталось по маклауду. Я недоверчиво улыбнулась. А он сказал:
— Не бойся, — и похлопал себя по бедру. Тут только я и заметила, что на бедре Кузнечика материализовалась кобура с оружием.
Мы шли мимо кварталов долгостроя, кладбища и церкви, к озеру, черную гладь которого секли дождевые капли.
Денис остановился на берегу и проговорил:
— Знаешь, для чего человек эволюционировал из обезьяны?
— Чтобы у него была возможность поселиться в Городе на холмах в междуречье Оки и Волги? — предположила я, вспомнив, что именно об этом когда-то мечтали многие люди этого измерения.
— Нет. Чтобы убивать друг друга прогрессивными способами. Посмотри, куда катится мир. Здесь каждый стреляет в каждого. Я хочу, чтобы ты была в безопасности. Завтра я увезу тебя отсюда в деревню. Там мои родители позаботятся о тебе.
— Останься там со мной.
— Я не могу бросить все. Иначе нам придется добывать еду в мусорных баках.