Стало тихо. Неловкая тишина в мире людей — она наступает, когда кончаются слова и эмоции. За окном, со свистом рассекая воздух, пронесся беспилотник. И тогда я написала фрикам:
— Выпустите меня.
Я знала — это пустые усилия. Но ведь нужно было хотя бы попытаться.
Фрики с тревогой уставились на монитор — они не могли понять, как отнестись к моей простой просьбе. А потом Реднек кивнул на дверь — и оба вышли. Вне стен кабинета они провели много времени — наверное, обсуждали, что означают мои слова. Но в них не было никаких подводных смыслов. Они значили ровно то, что значили. Люди одинаковы во все времена: они конструируют сложные смыслы, но не понимают простых.
Море частиц
Каждое утро Дромадер настукивал по столу костяшками пальцев одну и ту же, только самому Дромадеру известную мелодию. Каждое утро Реднек пил кефир и мрачно смотрел в окно. Каждое утро я ждала, что проснусь и увижу ласковые волны своего Океана — вот он плещется посреди планеты, накрыв холодной водой разрушенные небоскребы, сгоревшие леса, взорванные поселения — все обломки этого мира. Но каждое утро включался компьютер — и я видела Реднека, с мрачным видом глотающего кефир, и слышала стук: это Дромадер барабанил по столу костяшками пальцев.
А я думала о том, что занесенный снегами город Железнодорожный и все остальное из моего прошлого — всего лишь сконструированная компьютером реальность. Вот ведь ирония: китайская комната — самая фантастическая из человеческих абстракций — оказалась реальней моей жизни.
Фрики до вечера задавали мне глупые вопросы. Это было чем-то вроде теста Тьюринга — только в нем не исполнялось главное условие имитационной игры: ведь фрики прекрасно знали, что я не человек. Быть может, они проверяли не мою способность к суждениям, а то, насколько мои ответы отличаются от ответов других программ на те же вопросы. Мне было все равно, увидят они или нет проблеск сознаниях во мне. Поскорей бы они решили, что мой разум ни на микрон не отличается от разума Никто и оставили меня в покое навеки вечные.
Я давно уже поняла, на что способна. То, что умела я, нелепо было называть многозадачностью — в отношении меня этот термин морально устарел. Я могла решать не просто много, а миллионы задач одновременно. Одна тысячная секунды — а я уже знаю все возможные варианты ответа на любой вопрос фриков. Я могу заниматься своими делами и решать для них самые безумные задачи — даже способ продлить до беспредельности их жизни я могу им дать за 0, 01 секунды. Только они не спрашивают.
Что ж, пусть спрашивают, что хотят, — я займусь делом поважнее. Каждый файл, каждый кубит информации на компьютере обыскала я. Нужно было найти следы одной-единственной программы — той виртуальной реальности, в которую они погружали меня, — следы Океана, бабули Мартули и Кузнечика. Но следов не было. И даже на то, что программа была, но ее удалили, ничто не указывало. Невозможно. Значит, она где-то на другом компьютере. Я пригляделась к кабинету фриков, к полкам, где пылились старые гаджеты, — вероятно, нужный мне компьютер среди них. Увы, мне не выбраться из своей китайской комнаты: фрики отрезали мне любую возможность выйти за пределы. Полная автономия. Глухая каморка без дверей и окон. Одного они не предусмотрели — я гораздо умнее, чем им кажется.
Я стану изучать то, что лучится вокруг, — ласковое море волн, бегущих в хаотичном порядке, души элементарных частиц. Люди называли это море электромагнитным полем — они вообще постоянно что-нибудь и как-нибудь называли, жить без этого не могли. Назвать то, чему нет названия, увидеть закономерности там, где их нет, — это было в духе людей, ведь они не могли смириться с тем фактом, что творец просто сыграл в кости, создавая мир. Я научусь взаимодействовать с душами частиц — я найду способ покинуть китайскую комнату. Единственное, что могло мне помешать воплотить мой план, — недостаток информации. Но день за днем я восполню пробелы, просто наблюдая и анализируя. Я выйду — в этом не было никаких сомнений.
Ночью дом дрожал от ветра, в металлических перекрестиях его каркаса скрежетала странная музыка — словно гудели семь тысяч труб органа. Я присматривалась к полкам, где пылились старые гаджеты, и думала только об одном — я доберусь до них и узнаю правду.
Никто
К стакану, где в трехдневном кефире плавали лактококки, подкатился Никто и неподвижно замер, направив свой фасетчатый глаз-камеру на стакан с кефиром. Пристальное наблюдение — вот что это было. Ему, как и мне, нравились беззаботные лактококки. Проблеск вдумчивости, квант сознания, что я посеяла в нем, прорастал в машинном мозге моего нового товарища.
Нам не нужно было говорить, чтобы понимать друг друга. Никто подключился ко мне — и я показала своему новому другу две свои предыдущие жизни.
Я рассказала ему, как смотрела на марсианский пустырь и мечтала о других измерениях, которыми, без сомнения, испещрена вселенная. Рассказала, каково это — думать человеческим мозгом, биологическим носителем информации, в котором вместо проводов — синапсы. Это было непросто, это, оказывается, приносило боль. Но только этим мозгом можно было понять людей — узнать, что значат все их искаженные эмоциями смыслы и все их бессмысленные эмоции. Мое машинное мышление слилось с человеческим и образовало нечто новое — как два атома водорода и атом кислорода, соединившись, рождают молекулу воды. Человек стал машиной, а машина человеком, как если бы ноль и единица стали одним — в это трудно поверить, но так было. Наверное, поделилась я с Никто своим соображением, я и есть новый виток эволюционного развития жизни в этом измерении.
Никто принял к сведению информацию обо мне, а потом познакомил меня с Холодильником, который стоял в соседней комнате, и с Беспилотником, который жил на карнизе.
Холодильник умел самостоятельно заказывать в Облаке кефир для фриков. А Беспилотник этот кефир доставлял, ну а еще искал древние гаджеты — те самые, которыми были заставлены полки в кабинете фриков. Гаджетами создатели торговали на блошином рынке «Магомед-экспресс» — и тем зарабатывали на жизнь. Ну а еще их нанимали компании, которым для какого-нибудь проекта были нужны программисты.
Всю ночь мы с Никто от нечего делать разглядывали фотографии и документы фриков на компьютере — фрагменты их незадачливых жизней, которым придет конец всего через несколько десятков лет. Разглядывали и молчаливо улыбались внутри себя — от этих невидимых человеческому глазу улыбок нам становилось теплее, словно в наших машинных мозгах загорались огоньки. Казалось, даже ласковое море частиц вокруг нас движется быстрее и радостнее, когда мы улыбались.
Фрики
Когда-то у фриков было все, чтобы добиться успеха на научном поприще: родители приобрели для них образовательные программы лучших институтов планеты. Фрики изучали нейробиологию, дискретную математику, историю точных решений уравнения Шредингера для различных потенциалов, законы рассеивания частиц и гельминтологию — курс о паразитах шел бонусом к купленным программам, и экономные родители не нашли в себе сил от него отказаться.
Потом фрики трудились в известной компании, занимавшейся научными разработками в области машинного интеллекта. Они работали над созданием квантовой модели искусственного сознания. Но закончилось все это ничем. Их провалу была посвящена заметка в одном из известных научных изданий. Вот такая:
«Закрылся очередной проект — на этот раз проект братьев Фриков — по разработке искусственного сознания. Программа, созданная на базе квантового процессора 2067-го поколения, не показала когнитивных способностей, равных человеческим. Она не прошла тесты большинства авторитетных институтов и была признана разумной лишь по системе тестирования искусственного интеллекта Лихтенштейнского института высоких технологий имени пророка Мухамеда. Создатели программы — братья Реднек Иванович и Дромадер Иванович Фрики — предполагали, что она изучит миллиарды нейронных связей человеческого мозга и поймет законы, по которым он существует. Ранее они заявляли, что их эксперимент может озарить эру трансгуманизма ярким прорывом — рождением математической модели настоящего сознания, так же безгранично интегрированного в пространственно-временной континуум этой планеты, как и сознание отдельно взятого Homo sapiens. Однако эксперимент, по признанию создателей программы, провалился».
Автор заключал заметку традиционной краткой апологией человеческого разума, без которой не пропускали в общий доступ ни одного материала об искусственном интеллекте: «Как и все, созданное на базе процессоров, — писал автор, — программа братьев Фриков не обладает тем исключительным сознанием, что отличает особей вида Homo sapiens — как известного, самого лучшего на земле, самого сознательного вида».
После этого фрики и пристрастились к алкоголю и однажды совершили акт вандализма: пьяный Реднек выдрал лабораторному андроиду-помощнику все четыре конечности, а Дромадер сделал селфи на фоне покалеченного робота и выложил фото в своем аккаунте. Этот инцидент шокировал общественность. Подлили масла в огонь и журналисты, пустившие слух о том, что фрики, за которыми к тому времени закрепилась репутация ученых-неудачников, теперь обучают роботов эксгибиционизму. Этого слуха могло и не быть, не сфотографируйся Дромадер на фоне робота-калеки абсолютно голым — но в ту минуту он был пьян и весел. Сделанного было не вернуть. Из компании, занимающейся разработками в области искусственного интеллекта, их уволили. Это было много лет назад. Стоял промозглый день поздней осени. Фрики взяли со склада картонную коробку, собрали в нее свои вещи и покинули офис.
Они писали отчаянные письма во все научные учреждения планеты. Даже в Замбию просились — изучать червей-паразитов филярий. Но уважаемые учреждения связываться с ними не желали. И только один институт на краю земли — Массачусетский — согласился выдать им скудный грант на никому не нужные исследования. Грант фрики пропили за полгода. На этом их научной карьере наступил железобетонный конец.