Я узнал о смерти Ивана Даниловича, находясь в Большом театре. Во время спектакля ко мне тихо подошел мой адъютант П. Г. Копылов и сказал, что меня просит к телефону Верховный Главнокомандующий. Он-то и сообщил мне эту горестную весть и сказал, что Ставка намерена поставить меня во главе 3-го Белорусского фронта.
Вечером 19 февраля перед отъездом на фронт я был у Верховного Главнокомандующего. Он дал мне ряд советов и указаний.
В приемной А. Н. Поскребышев вручил мне два пакета. В одном из них лежал приказ Ставки от 18 февраля. В нем говорилось:
«1. Ввиду смерти командующего войсками 3-го Белорусского фронта генерала армии Черняховского И. Д., последовавшей от тяжелого ранения, назначить командующим войсками 3-го Белорусского фронта Маршала Советского Союза Василевского А. М. Маршалу Василевскому вступить в командование войсками фронта не позже 21 февраля с. г. 2. До прибытия на фронт Маршала Василевского исполнение обязанностей командующего войсками фронта возложить на начальника штаба фронта генерал полковника Покровского. 3. Приказ Ставки Верховного Главнокомандования от 17.II о возложении на Маршала Советского Союза Василевского руководства действиями 1-го Прибалтийского и 3-го Белорусского фронтов отменить».
Во втором пакете я обнаружил документ, который был для меня неожиданным, – постановление ГКО о том, что во изменение постановления ГКО от 10 июля 1941 года Ставка Верховного Главнокомандования Вооруженных Сил утверждается в следующем составе: Верховный Главнокомандующий и нарком обороны Маршал Советского Союза Сталин И. В., заместитель наркома обороны Маршал Советского Союза Жуков Г. К., заместитель наркома обороны Маршал Советского Союза Василевский А. М., заместитель наркома обороны генерал армии Булганин Н. А., начальник Генерального штаба генерал армии Антонов А. И., главком Военно-Морского Флота адмирал флота Кузнецов Н. Г.
Недоумевая, я спросил Поскребышева, чем вызвано это постановление? Ведь на протяжении почти всей войны я, будучи начальником Генерального штаба и заместителем наркома обороны, членом Ставки официально не состоял. Не были членами Ставки ни один из командующих фронтами, за исключением Г. К. Жукова. Поскребышев, улыбнувшись, ответил, что он знает об этом ровно столько же, сколько и я.
Занятый делами и заботами 3-го Белорусского фронта, я лишь издали имел возможность следить за тем, как развертывалась Берлинская операция. О ней написано немало исследований и мемуарных книг. Но и до сих пор это крупнейшее явление Второй мировой войны привлекает к себе внимание как военных историков, так и читателей. В результате Берлинской операции была разгромлена немецко-фашистская группировка, насчитывавшая около 1 млн. солдат и офицеров. Столица гитлеровской Германии пала, и через несколько дней был подписан акт о безоговорочной капитуляции Германии.
Размышляя над ходом Берлинской операции, я отмечаю в ней ряд характерных особенностей. Прежде всего краткий срок подготовки – всего две недели. Вспомним, что такие операции, как Сталинградская, Белорусская, Ясско-Кишиневская, Висло-Одерская; готовились не менее одного-двух месяцев. Темпы подготовки и осуществления завершающих операций свидетельствуют о том, что советская военная экономика и Вооруженные Силы достигли к 1945 году такого уровня, который и позволил сделать то, что ранее показалось бы чудом.
Второй особенностью этой операции является оригинальность положенного в ее основу стратегического замысла. Войска трех фронтов – 2-го Белорусского (К. К. Рокоссовский), 1-го Белорусского (Г. К. Жуков) и 1-го Украинского (И. С. Конев) наносили одновременно шесть ударов на 300-километровом фронте. Гитлеровские армии были скованы сразу на всем одерско-нейссенском оборонительном рубеже. В начале операции немецкие войска не были охвачены со всех сторон. И тем не менее маневр на окружение был проведен и доведен до конца. Это явилось новым шагом в развитии военного искусства.
Создавая наступательные группировки, способные быстро взламывать сильную и глубоко эшелонированную оборону неприятеля, наше Верховное Главнокомандование привлекло к участию в них весьма крупные бронетанковые силы. На различных этапах Берлинской операции с нашей стороны в сражениях участвовали 4 танковые армии, 10 отдельных танковых и механизированных корпусов, 16 отдельных танковых и самоходно-артиллерийских бригад, свыше 80 отдельных танковых и самоходно-артиллерийских полков.
Несколько слов об использовании в Берлинской операции танковых армий. В тесном взаимодействии с общевойсковыми эти армии прорывали все 3 оборонительные полосы одерско-нейссенского рубежа; действовали самостоятельно при осуществлении маневра на окружение берлинской группировки с севера и юга; участвовали в штурме Берлина, сохраняя собственные полосы действий. Опыт этой операции еще раз убедительно показал нецелесообразность применения крупных танковых соединений в сражении за большой населенный пункт: они теряют здесь свои главные преимущества – ударную силу и маневренность.
Много интересного для военного искусства дала битва за Берлин и в использовании артиллерии, авиации, радиолокационных средств, в организации материально технического обеспечения войск и работы тыла.
Несмотря на огромный размах Берлинской операции, стратегическое руководство и координация действий трех фронтов (19 общевойсковых, 4 воздушные и 4 танковые армии) осуществлялись на высоком уровне. Ставка и Генеральный штаб умело спланировали операцию и уверенно руководили войсками в ходе битвы. Верховное Главнокомандование взяло управление фронтами целиком на себя, непосредственно из Москвы.
Немаловажную роль в создании благоприятных условий для успешного проведения Берлинской операции должен был сыграть и 3-й Белорусский фронт. Перед ним, как известно, стояла задача завершить разгром восточно-прусской группировки немецко-фашистских войск и тем самым высвободить часть сил для использования в Берлинской операции. Когда И. В. Сталин предложил мне принять командование войсками этого фронта, я охотно согласился. Главным в этом, конечно, являлись интересы успешного окончания войны. Вместе с тем, сознаюсь, я имел в виду и возможность проверить себя на непосредственном командовании войсками фронта при решении столь серьезных задач. Склонен думать, что И. В. Сталин также предполагал нечто подобное, поскольку еще предстояла война против милитаристской Японии.
Представители Ставки
Некоторые любители исторической статистики подсчитали, сколько времени я на протяжении войны находился в Генеральном штабе и сколько на фронтах как представитель Ставки. Лично я не делал таких подсчетов. Так вот, оказывается, из 34 месяцев войны 12 месяцев я работал непосредственно в Генеральном штабе и 22 – на фронтах, выполняя задания Ставки.
Отсюда можно сделать два вывода. Кое-кто скажет, что хорошо, когда начальник Генерального штаба бывает много времени в действующей армии. Другие, напротив, могут заметить: хорошо то хорошо, но, видно, и спрос с него за работу Генштаба был помягче. А некоторые прямо бросают упрек Ставке, утверждая, что было бы больше пользы, если бы начальник Генштаба находился, как правило, в Генштабе, чем на фронтах, и что это позволило бы ему лучше обеспечивать такую работоспособность Генштаба, которая требовалась от основного оперативного рабочего органа Ставки Верховного Главнокомандующего.
Действительно, в период войны я часто и подолгу бывал на фронтах, выполняя задания Ставки в качестве ее представителя. Бывало это и тогда, когда на том или другом направлении фронта неожиданно создавалась крайне неприятная для нас, опасная в стратегическом отношении обстановка, и Ставка, прежде чем принять соответствующее решение, для уточнения истинного положения и выработки более конкретных и правильных предложений срочно направляла на фронт своих ответственных представителей. Еще чаще она прибегала к использованию своих представителей при проведении наступательных операций.
Как только задумывалась Ставкой где либо крупная наступательная операция, мы с Г. К. Жуковым, а иногда и другие военачальники, как правило, отправлялись на фронт, сначала для ознакомления с обстановкой, детального изучения противника и данного направления, уточнения замысла, затем возвращались в Ставку для участия в принятии окончательного решения на операцию и для разработки в Генштабе плана, а затем, после утверждения Ставкой директив фронтам, летели на фронт с целью оказания фронтам помощи в ее проведении.
В тех конкретных условиях ведения вооруженной борьбы такая практика являлась, я бы сказал, не только правильной, но и необходимой для Ставки и Генерального штаба, так как она позволяла при принятии окончательных решений и при разработке планов проведения операций исходить не только из данных, которые имеются в Центре, но уже в значительной мере учитывать особенности обстановки непосредственно на месте и производить на этой основе более обоснованные расчеты.
Рассматривая роль представителей Ставки при проведении той или иной операции, должен отметить ту огромную помощь, которую мы получали, работая на фронте, от Верховного Главнокомандования. Уже одно то, что Ставка требовала от нас ежесуточно к 24 часам телеграфных отчетов о своей деятельности на фронте, обязывало нас иметь с ней самую прочную и непрерывную связь. Но этими донесениями наша связь с Верховным Главнокомандованием, особенно у Г. К. Жукова и у меня, далеко не исчерпывалась.
Лично я телефонные разговоры со Сталиным часто вел по нескольку раз в сутки. Их содержанием было обсуждение хода выполнения заданий Ставки на тех фронтах, на которых в данный момент мы ее представляли, рассмотрение военных действий на остальных фронтах, целесообразности подключения к проводимой операции соседних фронтов или организации новых мощных ударов по врагу на других стратегических направлениях; обсуждались также вопросы состояния и использования имеющихся резервов Верховного Главнокомандования, создания новых крупных резервов, боевого и материального обеспечения войск, назначения или перемещения руководящих кадров в Вооруженных Силах и другие.