Эйзенхауэр нашел, что его старый боевой товарищ сильно изменился за прошедшие десять лет. «Во время наших встреч тогда он был независимым, уверенным в себе человеком, который, несомненно, принимал коммунистическую доктрину, но всегда был готов с радостью встретиться, чтобы обсудить любую текущую проблему и вместе искать ее разумное решение. Он делал это по своей собственной инициативе и однажды даже резко поставил на место своего политического советника Андрея Вышинского, приказав ему покинуть комнату, чтобы мы могли конфиденциально побеседовать вдвоем. По многим признакам было очевидно тогда, что Жуков был как раз тем, кем он хотел казаться, – в высшей степени важным человеком в советском правительстве, возможно вторым после самого Сталина… Теперь в Женеве, десять лет спустя, он выглядел встревоженным и явно подчиненным по своему положению. Он монотонно повторял мне аргументы главы советской делегации… Он был безжизненным, не шутил и не улыбался, как раньше. Мой старый друг выполнял приказ начальства. От этого личного разговора у меня не осталось ничего, кроме чувства горечи».
На страже офицерской чести
31 июля 1956 года министр обороны маршал Жуков и генерал-полковник начальник Главного политического управления Советской армии и ВМФ А. С. Желтов (через год с небольшим ставший одним из самых активных участников «антижуковской» кампании, приведшей к падению Жукова) отправили в ЦК КПСС докладную записку, в которой информировали высшее партийное руководство о жалобах генералов и офицеров-отставников на их отрицательное изображение в печати. Среди «непонравившихся авторов» оказался и советский гимносочинитель Сергей Михалков, а среди «проштрафившихся» изданий – журнал «Огонек» и «Литературная газета».
Жуков и Желтов написали: «Считаем необходимым доложить Центральному Комитету, что за последнее время в центральной и местной печати стали часто появляться статьи, фельетоны и рассказы, в которых в крайне неприглядном, отталкивающем виде изображаются офицеры Советской Армии, находящиеся в отставке и запасе. Характерно, что упор при этом делается не столько на сами факты недостойного их поведения как советских граждан, сколько на их принадлежность к офицерскому корпусу, на то, что они получают большие пенсии, живут якобы в роскоши, пьянствуют и т. п.
Примером подобных выступлений является рассказ «Комсомольский патруль», опубликованный в журнале «Юность» (№ 2, 1956 г.). Автор рассказа М. Ланской, говоря об офицере в отставке Заборенкове, не жалеет красок, чтобы показать его в самом отрицательном свете. «Военнослужащий в отставке, – говорится в рассказе, – он получает крупную пенсию и на жизнь смотрит, прихлебывая спиртное и посмеиваясь». В рассказе с излишними подробностями описывается попытка избиения Заборенкова со стороны родителей друзей его сына.
В рассказе «Мокрый снег», опубликованном в журнале «Огонек (№ 37, 1955 г.), нарочито подчеркиваются резкие контрасты в материальном положении и моральном облике персонажей рассказа – «рядового человека» и полковника Советской Армии. Рассказ невольно вызывает антипатию не к конкретному лицу, а вообще к офицерам Советской Армии.
Пасквильные стихи под названием «Генерал» и «Отставник» были включены в сборник произведений поэта И. Рядченко, выпущенный Одесским областным издательством. Стихи вызвали возмущение большой группы офицеров и генералов, которые обратились по этому поводу с жалобой в Одесский обком партии и в Министерство Обороны.
В саратовской областной газете «Коммунист» (рассказы Г. Боровикова) и в газете «Сталинградская правда» (фельетон в номере за 6 апреля 1955 г.) были опубликованы материалы, в которых офицеры в отставке изображаются опустившимися, никчемными людьми, носителями чуждых нам пережитков прошлого.
Следует также упомянуть о пьесе А. Борщаговского «Жена», в которой грубо искажен облик Советской Армии. Автор наделил образ подполковника Величко всеми низкими и мерзкими чертами, присущими лишь проходимцам, потерявшим человеческий облик.
Наша печать должна активно бороться с фактами аморального, недостойного поведения отдельных граждан, в том числе и военнослужащих в запасе и отставке. При этом, по нашему мнению, офицеров в запасе и отставке, нарушивших нормы советской морали, следует критиковать в печати прежде всего как советских граждан, не подчеркивая их принадлежности к Советской Армии и не допуская подрыва авторитета высокого звания офицера.
Неправильное обобщение в печати, особенно в художественных произведениях, единичных отрицательных явлений, противопоставление офицеров рядовым советским гражданам объективно ведут к дискредитации офицерского корпуса Советской Армии и могут способствовать созданию у части советских людей, особенно у призываемой в армию молодежи, неверного представления о командном составе наших Вооруженных Сил, о тех людях, которым Родина доверила обучение и воспитание советских воинов в мирное время, а в случае войны – вести их в бой.
В Министерство Обороны поступило несколько писем от генералов и офицеров в отставке, в том числе и коллективные письма, в которых выражаются жалобы на участившиеся случаи унижения в печати достоинства звания советского офицера. Копии трех таких писем прилагаются.
Поскольку подобного рода факты наносят ущерб авторитету наших Вооруженных Сил в глазах советского народа, полагаем, что данный вопрос заслуживает внимания ЦК КПСС».
К докладной записке прилагался список «некоторых статей, рассказов, очерков, пьес, в которых офицеры и генералы Советской Армии, находящиеся в отставке, изображаются в отрицательном свете:
1. Очерк М. Ланского «Комсомольский патруль». Журнал «Юность» № 2, 1956 г., стр. 92–93.
2. Рассказ В. Устиновой «Мокрый снег». Журнал «Огонек» № 37, 1955 г.
3. Одноактная пьеса С. Михалкова «Соринка». «Литературная газета», 4 июля 1953 г.
4. Стихи И. Рядченко «Отставник» и «Генерал» в сборнике «Первая любовь», выпущенном Одесским областным издательством.
5. Рассказ Г. Боровикова «Разрыв». Опубликован в саратовской областной газете «Коммунист» 16 августа 1955 года.
6. Фельетон «Отцы тоже виноваты». Опубликован в газете «Сталинградская правда» за 6 апреля 1955 года.
7. Пьеса А. Борщаговского «Жена». Постановка Московского драматического театра им. А. С. Пушкина. Рецензия А. Крона и С. Михалкова в защиту этой пьесы. «Литературная газета», 23 июня 1956 г.
8. Статья В. Монастырева «Человек ушел в отставку». «Литературная газета», 21 июля 1956 года.
9. Очерк А. Софронова «В Оренбургских степях». Журнал «Огонек» № 30, 1956 г., стр. 16».
Один из скандалов на эту тему разыгрался уже после отставки Жукова. В 1971 году в журнале «Знамя» началась публикация романа Александра Чаковского «Блокада». К Жукову, находившемуся тогда в больнице, пришел один из немногочисленных оставшихся фронтовых друзей и сказал, возможно, в шутку: посмотри, мол, Георгий, как тебя тут разделали… А измотанный невзгодами и хворями маршал рассердился на автора всерьез и написал гневное письмо Демичеву… В Агитпропе в разговоре с Чаковским только руками развели – будь это просто письмо безвестного ветерана, его бы в корзину бросили и не заморачивались. Но это же письмо Жукова! Придется идти и убеждать Георгия Константиновича в том, что главный редактор «Литературной газеты» никак не хотел его обидеть. Заведующий сектором журналов и издательств Агитпропа ЦК Чхикишвили по прозвищу Чхи вместе с Чаковским отправились к Жукову на дачу.
Чаковский оставил подробные воспоминания об этой встрече – о гневе Жукова, собственных попытках оправдаться и умиротворяющем влиянии Галины Александровны.
«– Товарищ маршал… уважаемый Георгий Константинович! Я хочу прежде всего сказать, что вы для меня, как и для миллионов советских людей, являетесь национальным героем, полководцем, сравнить которого можно только с Суворовым или Кутузовым. Но вы глубоко обидели меня как своим письмом, так и тем, что сейчас сказали. Разве оскорбительным для вас является то, что в обстановке, когда враг стоял в тридцати минутах хода танка до Дворцовой площади, вы пригрозили расстрелом трусу, безосновательно доложившему в Смольный о якобы прорвавшихся к Кировскому заводу немцах? «Бычий подбородок»? Ну, вглядываясь в ваши портреты, я так подумал. Простите, в отдельном издании, конечно, вычеркну…
– Что вы из меня дурака делаете? – прервал мою речь Жуков. – Да в отдельности мои замечания, может быть, и не столь важны. Но взятые вместе!.. Разве нарисованный вами мой портрет похож на меня? Вот, посмотрите! Похож я на тирана?
Жуков, вытянув шею, приблизил свое лицо к моему. Внезапно меня охватила ярость.
– Георгий Константинович! – тоже повышая голос, воскликнул я. – За кого вы меня принимаете?! Я не наемный художник, а вы не купец, который заказал свой портрет, а потом заявляет, что не возьмет его, потому что не так нарисован нос, не такие губы, глаза, ну и так далее. Ваш облик запечатлен не только на сотнях фотографий, но и в сознании народа. Такому облику я и следовал…
– А Ворошилов?! – прервал меня Жуков. – Мы были близкими друзьями, а как вы нас представили? «Стул командующему!» – кричит он…
– Георгий Константинович, – раздался вдруг мягкий, но энергичный женский голос, – ну что ты! Ведь это лучшая сцена во всей главе!
Прошло мгновение, прежде чем я сообразил, что это сказала сидящая у обеденного стола Галина Александровна.
– «Лучшая»! – иронически повторил Жуков. – Тебя бы такой бабой-ягой описали!
…Как бы забыв, перед кем сижу, я резко сказал:
– Георгий Константинович! Позволю себе сказать: ваша профессия – военное дело, а не идеология. Идеологией занимаюсь я. А вы упрекаете меня в идеологических ошибках, не имея к тому никаких оснований! Я представляю себе, как бы вы себя повели, если бы к вам пришел политработник и стал поучать вас стратегии и тактике. Да вы просто вышвырнули бы его вон!
– Зверя из меня делаешь? А где у тебя факты? – переходя на «ты», сурово спросил Жуков.