е командира и бойца… Однако в условиях России положительная роль новых методов может сказаться лишь спустя несколько лет, если не десятилетий… Такие черты характера русских людей, как инертность, косность, боязнь принять решение и страх перед ответственностью, остаются».
Едва ли самоуверенным немецким генералам, принимавшим такого рода доклады как должное, приходило в голову, что в то время, как они «поражали» на картах нашу страну вследствие «неспособности» нашего офицерского корпуса, в советском Генеральном штабе уже обсуждались возможные варианты войны в случае нападения Германии. Причем дискуссии никак не были «косными». Весь октябрь 1940 года Г. К. Жуков просидел за подготовкой серьезнейшего доклада «Характер современных наступательных операций». С конца декабря 1940 года и в первую декаду января 1941 года в Москве прошло совещание высшего командования Красной Армии, в котором приняла участие и профессура военных академий. На совещании присутствовали члены Политбюро ЦК ВКП(б). За его работой следил Сталин.
Когда на трибуне появился Г. К. Жуков, а с его доклада и началось совещание, присутствовавшие были поражены глубиной и смелостью его суждений. Чеканя слова, он ясно обрисовал стратегию и тактику потенциального врага. Он убедительно показал, что ударная сила танковых соединений, действующих во взаимодействии с авиацией, позволяет пробить не только полевую, но и преодолеть укрепленную многополосную оборону. В прорыв будут введены войска для развития успеха, что позволит достичь решающих результатов. Нужно не ожидать пассивно ударов, а иметь мощные собственные подвижные войска, танковые и механизированные соединения типа «дивизия — корпус». Жуков со всей серьезностью подчеркнул: перед лицом сильнейшей армии Запада нельзя терять ни минуты, нужно быть готовыми во всеоружии встретить ее яростный натиск.
С трибуны совещания Г. К. Жуков бил тревогу. Военные действия должны «вестись при учете реальных возможностей. Успехи немцев на Западе, основанные на массированном применении танковых и моторизованных войск и авиации, заставляют о многом подумать. У нас, к сожалению, пока нет таких крупных оперативных механизированных объединений. Наши механизированные корпуса находятся еще только в стадии формирования. А война может вспыхнуть в любую минуту. Мы не можем строить свои оперативные планы, исходя из того, что будем иметь через полтора-два года. Надо рассчитывать на те силы, которыми наши приграничные округа располагают сегодня… Обеспечивать такое превосходство в силах не только на участке главного удара, но и во всей полосе наступления войск фронта».
Резкая, четкая постановка вопроса. «Это заявление Г. К. Жукова изумило всех», — воскликнул И. X. Баграмян.
Что означало широкое оперативное мышление докладчика, прояснилось сразу вслед за совещанием на большой стратегической игре. Проигрывался начальный период войны. За «западных» (немцы) играл Жуков.
По плану игры предполагалось убедительно показать — «восточные» смогут отразить наступление «западных» севернее Припяти, а затем перейти в решительное наступление. Получилось иное — «западные» тремя мощными ударами прорвали укрепленные районы «восточных», «разгромили» их силы и вырвались в район Лиды. Игра изобиловала драматическими моментами для «восточной» стороны. Они оказались во многом схожими с теми, которые возникли после 22 июня 1941 года, когда фашистская Германия навалилась на Советский Союз.
Сталин на совещаниях с высшими военными грубил, высказывал необоснованные претензии. «Это уже был не тот Сталин, которого я видел после возвращения с Халхин-Гола». Командующие «восточных» в порядочном смущении пришли на разбор к Сталину. Они неуверенно попытались оправдаться, ссылаясь на то, что неудача произошла ведь в игре. Раздосадованный Сталин не принял объяснений. Слово взял «победитель» Жуков. Он указал на необходимость повысить грамотность высшего командного состава. А затем разобрал причины, по которым укрепленные районы не сдержали наступления «западных», — они строились поблизости от границы. Их нужно сооружать глубже, настаивал Жуков. Атмосфера на разборе накалилась. Жукову бросили резкий упрек: укрепленные районы строятся по утвержденным планам. В разгоравшейся полемике зазвучали голоса крупных военачальников. С резкими возражениями выступил Ворошилов. Жукову ничего не осталось, как прекратить выступление и сесть.
На следующий день Сталин вызвал Жукова и сообщил: Политбюро решило назначить его начальником Генерального штаба. Полная неожиданность! Жуков возразил было, что никогда не служил в штабах!
Нахмурившийся Сталин повторил предложение, подчеркнув: «Политбюро решило». Солдату надлежит повиноваться. С 1 февраля 1941 года Жуков — начальник Генерального штаба.
Рабочий день начальника Генерального штаба в те лихорадочные предвоенные месяцы — 15–16 часов почти без выходных. Ночной сон нередко в служебном кабинете. С таким же напряжением трудился аппарат Генерального штаба. Генералы и офицеры — соратники Жукова знали: они не могли, не смели что-либо упустить. Война на пороге.
Наша Родина к 1941 году обладала могучей экономикой. В каждую из двух предвоенных пятилеток промышленное производство более чем удваивалось. На 1941 год приходился четвертый год третьей пятилетки, в которой также предусматривалось увеличить промышленное производство примерно в два рази. Под военную мощь подводился громадный промышленный потенциал, без которого ведение современной войны немыслимо. Вопрос, который стоял и который надлежало решить Генеральному штабу: наиболее рационально использовать военные ресурсы для отражения неминуемой агрессии.
Военная теория была на высоте. Положения, закрепленные в уставах и наставлениях для войск, отражали новые взгляды на характер и способы ведения боя. Но добытое военной теорией нужно было довести до сознания каждого командира я бойца. То был титанический, необъятный труд, которым руководили нарком обороны и Генеральный штаб. Сокрушительная ответственность за все это и лежала на плечах Тимошенко, Жукова, всего руководства Наркомата обороны.
Снова и снова, вплоть до конца жизни возвращался Г. К. Жуков к той фатальной весне 1941 года, когда сталинское руководство непростительно запаздывало с принятием мер перед лицом явной и нараставшей угрозы. В середине шестидесятых в беседе с К. М. Симоновым он дал развернутое объяснение: «У нас часто принято говорить, в особенности в связи с предвоенной обстановкой и началом войны, о вине и об ответственности Сталина.
С одной стороны — это верно. Но с другой, думаю, что нельзя все сводить к нему одному. Это неправильно. Как очевидец и участник событий того времени должен сказать, что со Сталиным делят ответственность и другие люди, в том числе и его ближайшее окружение — Молотов, Маленков, Каганович.
Не говорю о Берии. Он был личностью, готовой выполнить все, что угодно, когда угодно и как угодно. Именно для этой цели такие личности и необходимы. Так что вопрос о нем — особый вопрос, и в данном случае я говорю о других людях.
Добавлю, что часть ответственности лежит и на Ворошилове, хотя он и был в 1940 году снят с поста наркома обороны, но до самого начала войны оставался Председателем Комитета Обороны. Часть ответственности лежит на нас — военных. Лежит она и на целом ряде других людей в партии и государстве.
Как сложились у Сталина его предвоенные, так дорого нам стоившие заблуждения? Думаю, что в начале у него была уверенность, что именно он обведет Гитлера вокруг пальца в результате заключения пакта. Хотя потом все вышло как раз наоборот.
Однако несомненно, что пакт с обеих сторон заключался именно с таким намерением».
По многим каналам в Генеральный штаб стекались сведения о крутом росте мощи вермахта. К лету 1941 года вооруженные силы Германии претерпели существенные изменения. Если в мае 1940 года Германия выступала на Западе против Франции и Англии с 10 танковыми дивизиями, то через год их насчитывалось 21. Моторизованных соединений стало больше почти в 3 раза — вместо 6,5—17,5 расчетных дивизий. Все это не проходило мимо внимания руководства Генштаба, как и тщательная подготовка к «русской кампании» офицеров всех звеньев вермахта. Г. К. Жуков уже в феврале 1941 года добился решения правительства о расширении наших сухопутных сил еще примерно на 100 дивизий, грубо говоря, на одну треть — в дополнение к имевшимся двумстам с лишним. Трудно сказать, в какой мере это решение усилило мощь Красной Армии, не лучше было бы перевести на штаты военного времени уже имевшиеся дивизии. Но добрые намерения налицо — не допустить, чтобы вермахт по численности далеко превосходил наши Вооруженные Силы. Другое дело, как они обернулись для укрепления обороноспособности страны.
Полководец современной войны, Г. К. Жуков, разумеется, отводил первое место стремительным действиям танковых и механизированных соединений при мощной поддержке с воздуха. Он торопил с формированием 20 механизированных корпусов в дополнение к уже имевшимся 9. Не сразу и не вдруг ему удалось убедить в правильности своей точки зрения Сталина. Решение об этом последовало только в марте 1941 года. Решение правильное, но ресурсы! Для укомплектования этих корпусов нужно было 16,6 тысячи танков новых образцов, а всего 32 тысячи танков! Наша промышленность дала с января 1939 года по 22 июня 1941 года более 7 тысяч танков. Новых танков, прославленных Т-34 и КВ, войска получили пока 1861. К началу войны было сформировано менее половины просимых им корпусов. Да и то не полностью. Но курс был взят верный, начатое тогда формирование корпусов ощутимо отразилось на ходе войны.
Если новые советские танки по всем показателям превосходили немецкие, то 75–80 процентов самолетов, выпускавшихся у нас, уступали немецким. С января 1939 года по 22 июня 1941 года наша авиация получила 17 745 боевых самолетов, из них только 3719 самолетов новых образцов. У Жукова возникли претензии к работе оборонной промышленности, и он забил тревогу. При встрече со Сталиным он без обиняков заявил: «У немцев неплохая авиация, их летный состав получил хорошую боевую практику взаимодействия с сухопутными войсками. Что же касается материальной части, то наши новые ис