Василевский: «Из поступивших сегодня документов к нам от вас видим, что группе даны указания об отводе не только левого фланга и тылов, но и центра группы, тогда как тов. Жуков, заканчивая разговор, поставил в известность нач. Генштаба, что им будут даны распоряжения лишь об отводе левого фланга и тыла. Указаний Ставки об общем отводе группы Качалова еще не было. Как понимать и чем вызваны указанные распоряжения, отданные, судя по документам, еще в 5.00 4.8.41.».
Ляпин, естественно, бросился за разъяснениями к самому Жукову. Командующий фронтом не счел необходимым докладывать по этому вопросу в Москву, а поручил все разговоры Ляпину. Тот ответил Василевскому: «Доложил командующему фронтом наш разговор. Он приказал мне доложить вам следующее. Отданный им утром приказ он оставляет в силе вследствие того, что группа Качалова как соединение уже не существует, так как он сам этой группой, находясь в окружении, управлять не может, речь идет о его частях, неизвестно где находящихся в настоящее время, и, как я уже сказал, если не в окружении, то в полуокружении».
Лишь немногие из группы В. Я. Качалова сумели пробиться к своим, сам он геройски пал в бою. Обстоятельства гибели героического генерала тогда не были известны, посему он был объявлен изменником Родины. Усилиями Мехлиса.
То происходило в тылу, на фронте Жуков со своей обычной обстоятельностью вникал в дела подчиненных ему соединений. Оказалось, что далеко не все знали, во что превратили немцы Ельнинский выступ. Командование немецкой группы армий «Центр», несомненно, собиралось использовать этот район как плацдарм при возобновлении наступления на Москву. А пока гитлеровцы основательно укрепили его — вырыли траншеи, натянули проволочные заграждения, вкопали в землю танки. Словом, создали крепкую оборону.
Ликвидировать плацдарм без основательной подготовку было невозможно. Жуков поставил командованию 24-й армии задачу; всеми видами разведки вскрыть систему вражеской обороны, установить местонахождение огневых точек и подтянуть две-три дивизии, а главное — артиллерию. Пока шло сосредоточение наших войск, Жуков наметил к двадцатым числам августа перейти в наступление. В то же время он приказал, не давая покоя врагу, перемолотить на месте огнем артиллерии его подвижные части. Ельнинский выступ занимали лучшие немецкие соединения: полк к Великая Германия» (на деле моторизованная бригада), две танковые и моторизованная дивизии.
Очень опасная в маневренных операциях элита вражеских подвижных войск, скученная на плацдарме, оказалась под градом снарядов советской артиллерии, точность огня которой с каждым днем возрастала. Ельнинский выступ постепенно превращался в кладбище отборных гитлеровских частей и техники. Гальдер, однако, приказал: «Не сдавать Ельню ни в коем случае». Только через несколько недель немецкий генштаб прозрел: уничтожается нацистская «гвардия» — и приказал вывести с Ельнинского выступа танковые и моторизованные части, прислав им на замену пять пехотных дивизий. Их ожидала та же участь.
По приказу Жукова обстоятельно исследовались сильные и слабые стороны противника, уже проявившиеся в этих боях. С большим удовлетворением он отметил грубейшую ошибку немцев, располагавших систему опорных пунктов преимущественно на переднем крае. В глубину оборона развивалась недостаточно. Хотя мы сражались с немецкой армией образца 1941 года, укомплектованной молодыми, уверенными в себе солдатами, опытным офицерским составом, наши части, прощупывавшие по указанию Жукова оборону противника, выявили неустойчивость немецкой пехоты. Получив жестокие уроки от советской артиллерии, причинявшей громадные потери, вражеские солдаты, как крысы, прятались по окопам, стоило заговорить нашим орудиям. Их огонь, хотя и интенсивный, был, в сущности, бесприцельным, шуму, конечно, было много.
Добытое в ходе разведки всеми средствами доводилось до наших войск.
Искусно готовя разгром немецкой группировки в районе Ельни, Жуков помнил: он — член Ставки Верховного Главнокомандования. А там Сталин озаботился еще веять титул Верховного Главнокомандующего, о чем советский народ узнал из постановления, опубликованного 8 августа 1941 года. 16 августа Ставка издает приказ № 270. Воздав должное мужеству и героизму «громадного большинства» командиров и комиссаров Красной Армии, приказ клеймил «отдельных» генералов, которые позорно сдались в плен. Среди трех названных по имени (все они были впоследствии реабилитированы) значился, разумеется, В. Я. Качалов, уже павший смертью героя. «Как известно, — говорилось в? приказе, — некоторые командиры и политработники своим поведением на фронте не только не показывают красноармейцам образец смелости, стойкости и любви к Родине, а, наоборот, прячутся в щелях, возятся в канцеляриях, не видят и не наблюдают поле боя, а при первых серьезных трудностях в бою пасуют перед врагом, срывают с себя знаки различия, дезертируют с поля боя».
Таких, по приказу, надлежало «расстреливать на месте». Приказом № 270 следовало «обязать каждого военнослужащего независимо от его служебного положения потребовать от вышестоящего начальника, если часть его находится в окружении, драться до последней возможности, чтобы пробиться к своим, и, если такой начальник или часть красноармейцев вместо организации отпора врагу предпочтут сдаться ему в плен, — уничтожать их всеми возможными средствами, как наземными, так и воздушными, а семьи сдавшихся в плен красноармейцев лишать государственного пособия и помощи». Командирам дивизий следовало смещать с постов командиров батальонов и полков, «прячущихся в щелях во время боя и боящихся руководить ходом боя», при необходимости «расстреливать», выдвигая на их место «мужественных людей из младшего начсостава или из рядов отличившихся красноармейцев».
Под приказом № 270 стояли подписи Сталина, Молотова, Буденвого, Ворошилова, Тимошенко, Шапошникова, Жукова. Дисциплину приходилось поддерживать и такими методами, но все же Жуков был занят проблемами стратегии и тактики. 19 августа Георгий Константинович посылает Сталину телеграмму: «Противник, убедившись в сосредоточении крупных сил наших войск на пути к Москве, имея на своих флангах Центральный фронт и великолукскую группировку наших войск, временно отказался от удара на Москву и, перейдя к активной обороне против Западного и Резервного фронтов, все свои ударные подвижные и танковые части бросил против Центрального, Юго-Западного и Южного фронтов. Возможный замысел противника: разгромить Центральный фронт и, выйдя в район Чернигов — Конотоп — Прилуки, ударом с тыла разгромить армии Юго-Западного фронта. После чего — главный удар на Москву в обход брянских лесов и удар на Донбасс».
Эта оценка — пример глубокой прозорливости полководца, охватывающего своим мышлением обстановку на всем советско-германском фронте. И это тогда, когда на него давило бремя ответственности и огромный объем организаторской работы командующего войсками фронта! Глубина оценки видна особенно рельефно, поскольку именно в это время на совещаниях у Гитлера был отработан и утвержден план, точно описанный в телеграмме Жукова Сталину 19 августа!
В приказе Гитлера, отданном через два дня, 21 августа, читаем: «Важнейшей целью до наступления зимы считать не захват Москвы, а захват Крыма, индустриального и угольного района Донбасса… Немедленно предпринять операцию» на окружение, добиваясь «уничтожения противника до того, как он достигнет линии р. Десна, Конотоп, р. Сула».
Приказ Гитлера был отдан во исполнение первоначального замысла плана «Барбаросса»: по достижении рубежа Днепра танковые группы Гота и Гудериана расходятся налево и направо от оси Минск — Москва. Гот должен помогать группе армий «Север» в захвате Ленинграда, а Гудериан принять участие в овладении Украиной.
В Москве согласились с анализом Жукова, гем более что в Генштабе тоже пришли к аналогичным выводам. В ответ на его доклад 19 августа из Ставки в тот же день сообщили: «Ваши соображения насчет вероятного продвижения немцев в сторону Чернигова, Конотопа, Прилук считаем правильными». Жуков предлагал создать в этом районе сильную группировку (в том числе не менее тысячи танков) и нанести удар во фланг Гудериана с юго-запада вместе с ударом с востока вновь организованного Брянского фронта. Следовательно, подрубить с обеих сторон клин Гудериана, устремившийся в тыл Юго-Западному фронту.
Все так. Только откуда взять тысячу танков? Жуков думал создать эту группировку за счет Закавказского округа и еще 300 танков взять с Дальнего Востока. Но это требовало времени, которого не оказалось.
Ставка, однако, сочла в основном достаточными действия Брянского фронта, созданного еще 14 августа. Назначенный его командующим генерал А. И. Еременко заверил Сталина, что «в ближайшие дни безусловно» разгромит Гудериана.
— Вот тот человек, который нам нужен в этих сложных условиях, — заметил Сталин, выслушав заверения Еременко.
20 августа Еременко докладывал в Ставку: «Я очень благодарен Вам, товарищ Сталин, за то, что Вы укрепляете меня танками и самолетами. Прошу только ускорить их отправку, они нам очень и очень нужны. А насчет этого подлеца Гудериана, безусловно, постараемся разбить, задачу, поставленную Вами, выполнить, то есть разбить. У меня к Вам больше вопросов нет…»
Брянскому фронту были направлены подкрепления. Однако, несмотря на громкие заверения командующего (Жуков скажет «несерьезные заявления»), войска Брянского фронта не смогли выполнить эту задачу: танковая группа Гудериана прорвалась на юг и вышла в глубокий тыл Юго-Западного фронта.
Жуков в эти дни руководил наступлением на Ельню.
21 августа он докладывает Сталину: «К 20.8.41. частям 24А Резервного фронта в районе Ельня не удалось окружить и уничтожить немецкие части…
За 10 дней операции я был во всех дивизиях и на местности лично разобрался с условиями ведения боя и как ведут себя части. Бойцы и командиры держат себя в большинстве хорошо. Потерь не боятся и уже научились технике и тактике уничтожения противник