ях сильные ударные группировки и продвигая их параллельно отходящим главным силам противника. Преследование широким фронтом с равномерным распределением сил, приводящим только к выталкиванию противника, категорически запрещаю».
Распоряжения Жукова в целом выполнялись. Умелые действия наших войск снова и снова ставили немцев в тяжелое положение.
Германское командование, ощутив грозную опасность, подбросило на смоленское направление резервы. Прямо с колес вступили в бой четыре дивизии из Франции, пришли войска и из Германии. Гальдер больше не язвил в своем дневнике. Жуков делал все, чтобы выполнить приказ Ставки. Во второй половине февраля в тылу врага у Вязьмы был высажен 4-й воздушно-десантный корпус, почта 7,5 тысячи отлично вооруженных бойцов. Пока в занесенных снегами лесах под Вязьмой глубоко в тылу врага шло жесточайшее сражение, армии Западного фронта пытались пробить немецкую оборону и соединиться с десантниками.
Вот как виделось наше наступление («драка», по словам Гальдера) в ту зиму глазами верноподданного немецкого солдата: «Русские навалились на нас массой тяжелых танков и пехоты, отбросив назад. Из-за мороза наши пулеметы отказали, боеприпасы иссякли Целый день батальон пробыл в окружении в деревне, где мы окопались. Ночью в безумном отчаянии мы пытались прорваться. Безуспешно. Тем временем весь фронт выгибался назад. Везде солдаты, потеряв голову, бежали, офицеры с пистолетами в руках пытались восстановить порядок, но паника возникала снова и снова. Таких сцен мы не видели ранее в России, и бегущие колонны войск, каски, оружие, противогазы усеивали дороги. Сотни грузовиков сжигаются нами из-за отсутствия горючего, мы предаем огню склады снаряжения, боеприпасов и продовольствия. Дороги отступления усеяны мертвыми лошадьми и разбитыми машинами. Закутанные в тряпье бесформенные фигуры, ковыляющие по дороге, как будто шло отступление Наполеона. Четыре дня наш батальон прикрывал это безобразное отступление. На пятый день явились русские танки и перебили почти весь батальон».
Вражеские части перемалывались, но на смену им пригонялись все новые и новые. Военно-полевые суды вермахта в эти месяцы репрессировали в войсках более 60 тысяч солдат. Постепенно вражеский фронт укрепился и в конце концов, отодвинутый много назад, все же устоял.
Геббельсовская пропаганда не уставала трещать об успехах германского оружия. Потом, после войны, западные историки единодушно сходились на том, что вермахт чудом избежал судьбы наполеоновского воинства, расходясь разве по поводу причин этого. Тогда Гитлер знал лучше. 27 января 1942 года он объявил своим клевретам: «Я и тут остаюсь непреклонным. Если немецкий народ не готов к самопожертвованию, ладно: тогда он должен исчезнуть… Если представить себе, что Фридриху Великому противостояли силы в двенадцать раз больше, то мы себя должны назвать не иначе как дерьмо! Ведь на этот раз превосходство на нашей стороне. Разве это не позор?» Он-то понимал, что Жуков бьет вермахт не числом, а умением.
Сталин, по-видимому, ожидал от Жукова новых чудес, расширив его полномочия. 1 февраля 1942 года для организации более тесного взаимодействия Западного и Калининского фронтов Ставка восстановила должность главнокомандующего войск западного направления и главкомом назначает генерала армии Жукова с оставлением за ним должности командующего Западным фронтом.
14 февраля главком западного направления докладывал Ставке: «Недостаток снарядов не дает возможности проводить артиллерийское наступление. В результате система огня противника не уничтожается, и наши части, атакуя малоподавленную оборону противника, несут очень большие потери, не добившись надлежащего успеха». Бывали дни, когда на орудие выделялись один-два выстрела в сутки. Из-за нехватки боеприпасов пришлось частично выводить «катюши» в тыл. Наша авиация не могла прочно прикрывать войска, далеко ушедшие от аэродромов.
В конце февраля — начале марта фронты на западном направлении получили пополнения, но, замечает Жуков, «они запоздали». Наши атаки разбивались о развитую систему обороны врага. Жуков видел, что какого-либо существенного продвижения пока не добиться. Но не в его характере было бездействовать, дарить гитлеровцам передышку.
27 марта 1942 года командование всех армий Западного фронта получает четкое указание Жукова: «Приказываю: немедленно организовать небольшие, хорошо оснащенные автоматическим оружием отряды из отборных, смелых и инициативных людей. Этим отрядам поставить задачу проникновения на пути подвоза противника, налетов на населенные пункты, где расположены обозы, склады и другие тыловые учреждения противника. Действия отрядов должны быть быстрыми, дерзкими и решительными. Личный состав их должен отлично владеть оружием и быть способным действовать в тылу противника в отрыве от своих частей по нескольку дней».
Гитлеровцам на нашей земле никогда не давали покоя, не говоря уже о передышке.
Только 20 апреля Ставка приказала перейти к обороне. Цели наступления не были выполнены во всем объеме, но результаты оказались внушительными. На западном направлении наши войска в ходе контрнаступления и общего наступления за декабрь 1941 года и январь — апрель 1942 года продвинулись на 100–350 километров. Группа армий «Центр» оказалась глубоко охваченной с двух сторон, что дало возможность впоследствии возобновить наступление на запад с выгодных для нас позиций. В тылу оккупантов возникли обширные партизанские районы.
Жуков, отвечавший за западное направление, естественно, гордился тем, что вермахт потерпел у Москвы крупнейшее поражение и перешел к обороне на всем советско-германском фронте. А как с чисто военной точки зрения? Возьмем приказ Жукова, отданный им 4 апреля 1942 года на исходе грандиозной битвы, в которой мы одержали всемирно-историческую победу. Направленный командующему Калининским фронтом, всем командующим армиями Западного направления приказ был сурово-реалистичным.
На основа пии проверки хода боевых действий 42-й армии отмечались нарушения основных требований в общевойсковом бою. Обращалось внимание на отсутствие взаимодействия между артиллерией, пехотой и танками. Отмечались недостатки в применении оружия пехоты, особенно пулеметов. Подчеркивалось, что не использовалось ночное время для просачивания внутрь обороны противника. Наблюдение за ходом боя носило случайный характер, поэтому командиры частей не всегда знали, где точно находятся наши войска и где противник. «Приказываю: во всех армиях организовать проверку и организацию боя, в случаях обнаружения перечисленных недочетов принять меры к их устранению. Об исполнении донести к 15 апреля 42-го года».
За сухими строками штабного документа — огненное дыхание ожесточенных боев, в которых наши бойцы и командиры проявили чудеса мужества и героизма. Но можно сделать вдвойне, втройне больше, если порыв подкреплять четкой организацией, соблюдением духа и буквы воинских уставов. Об этом напоминал командирам командующий западным направлением. член Ставки Верховного Главнокомандования генерал армии Жуков. Награды наградами, но впереди еще длительная борьба с озверевшим врагом. Упиваться победой и не видеть, как отметил Жуков, «недочетов» — смерти подобно в единоборстве с сильнейшей военной машиной капиталистического мира. Он отверг расхожее представление о том, что победителей не судят. Таким суждениям нет места в суровом ратном деле.
На обсуждении в редакции «Военно-исторического журнала» в 1966 году Г. К. Жуков сурово, пожалуй, слишком сурово оценил наши операции, последовавшие за разгромом немцев под Москвой: «Сталин требовал от нас наступать! Он говорил: «Если у вас сегодня нет результата, завтра будет, тем более вы будете сковывать противника, а в это время результат будет на других участках». Конечно, эти рассуждения — младенческие. У нас в действительности нигде не было результатов: ни на Калининском, ни на Западном, ни на Юго-Западном фронтах. Но были ли вообще какие-либо успехи зимой 1942 года? Как известно, Ленинградский фронт и правое крыло Северо-Западного фронта, наступая на северо-западном направлении, не продвинулись ни на один метр. А на юге? То же самое.
В итоге жертв было много, расход материальных средств большой, а общестратегического результата никакого. А если бы имевшиеся у нас в то время силы и средства были использованы на западном направлении, то итог был бы иной. Я голову даю на отсечение, что, безусловно, противник был бы нами разгромлен и отброшен по крайней мере на линию Смоленска. Тем более что в это время левое крыло Северо-Западного фронта продвинулось чуть ли не до Великих Лук и даже к Витебску».
Силой непреодолимых обстоятельств Жукову пришлось на исходе зимы и ранней весной претворять чуждый ему план. Он выполнил приказ. Что до самой битвы под Москвой, то в ней ярко проявился стиль руководства Жукова. Он сочетал дальновидность и мудрость с резкостью, непреклонную волю к достижению цели с гибкостью, способностью пожертвовать второстепенным во имя главного, жесткость и даже жестокость во имя победы над врагом.
В битве под Москвой немецко-фашистские войска потеряли более полумиллиона человек, 1300 танков, 2500 орудий, множество другой боевой и транспортной техники. Военная машина Германии была потрясена до основания. Сталин наконец понял, что Жуков наделен выдающимися военными способностями. Отныне, говорил Жуков, «Сталин ко мне относился очень хорошо и часто советовался по принципиальным вопросам. Мне казалось, что Сталин хотел искренне загладить свою вину несправедливого ко мне отношения и свою грубость, которую он позволял себе в отношении ко мне в начале войны». Жуков, как глубоко порядочный человек, мерил Сталина своими мерками.
Узнав, что у Жукова нет дачи, Сталин подарил ему (пожизненно!) или, точнее, разрешил жить на государственной даче в Сосновке по Рублевскому шоссе, вблизи Москвы. Она всю жизнь напоминала Жукову о битве за Москву, «Когда меня спрашивают, — писал Г. К. Жуков, — что больше всего запомнилось из минувшей войны, я всегда отвечаю: битва за Москву… Выражая глубокую благодарность всем участникам битвы, оставшимся в живых, я склоняю голову перед светлой памятью тех, кто стоял насмерть, но не пропустил врага к сердцу нашей Родины, столице, городу-герою Москве. Мы все в