ужно и резервы и части, снятые с других участков, эшелонировано ставить перед фронтом наступающих немецких дивизий. Пусть они сами разобьются о нашу оборону.
В этом случае их потери будут несравненно больше. Да и в город им так и не прорваться». Своевременное напоминание! Яростные атаки противника по кольцу наших войск оказались безрезультатными.
Незадолго до решительного штурма Великих Лук Жуков- нагрянул прямо в город, часть которого ужо была освобождена. Он не мог не заметить, что командование армии, командиры соединений и частей, предвкушая победу, на радостях запамятовали, что немецкие войска могут внезапно обрушиться на них. Жуков серьезно предупредил Галицкого: «Пусть действующие в городе части готовятся по вашим планам к штурму, вы же все свое внимание по-прежнему направьте на отражение прорыва извне». 16 января 1943 года после почти двухмесячных боев Великие Луки были освобождены относительно небольшой ценой, а немцам пришлось долго зализывать тяжелые раны.
Итак, линия фронта на западном и северо-западном направлениях неуклонно перемещалась на запад. Главное — умный нажим наших фронтов связал все силы, которыми располагал здесь вермахт. Много их было или мало? В самом авторитетном исследовании, советской двенадцатитомной «Истории второй мировой войны», сказано: «На этих направлениях вражеское командование имело 124 соединения, или более половины всех сил, находившихся на советско-германском фронте. Это были наиболее боеспособные войска противника».
В первой половине февраля в сводках Верховного Главнокомандования появлялись названия все новых городов, которые освобождали войска Воронежского, Юго-Западного и Южного фронтов. Они наступали в широкой полосе — 800 километров — и к январским успехам добавили продвижение еще на 150–300 километров, вызволив из фашистской неволи Курск, Белгород, Ростов. 16 февраля очищен от фашистской нечисти Харьков.
Казалось, наступление, начавшееся у Волги, без пауз докатится до Днепра. Величайшим оптимизмом было проникнуто уже само название операции, к которой приступили наши фронты на юге, — «Скачок»: освободить Донбасс, захватить основные переправы через Днепр у Запорожья и Днепропетровска. Командование Юго-Западного и Воронежского фронтов свыклось с победами от самого Сталинграда, в их штабах оптимистически подсчитывали соотношение сил, как-то упустили, что войска поредела, измотались, тылы далеко отстали, а задачи перед фронтами грандиозные. Больше того, победоносные генералы не сразу поняли смысл усиления сопротивления врага, у них выросли крылья. Когда к двадцатым числам февраля наконец стали спотыкаться о крепнувшую оборону, то рассудили: дерутся-то арьергарды, прикрывающие отход. Значит, только вперед, смелость города берет! Удлиним список освобожденных городов!!
Между тем осатаневший Гитлер решил взять реванш за Сталинград. Сюда перебросили танковые дивизии СС «Адольф Гитлер», «Рейх», «Мертвая голова», из группы армий «Центр» моторизованную дивизию «Великая Германия». Словом, собралась вся нацистская «гвардия», не говоря уже о многих новых частях и соединениях. 12 февраля 1943 года группу армий «Дон» по вполне понятной причине переименовали — побитых немцев далеко отогнали от великой реки — и назвали ее, оставшуюся под командованием Манштейна, группой армий «Юг» со штабом в Запорожье.
17 февраля туда пожаловал Гитлер со всей свитой. Фюрер явился собственной персоной, чтобы напутствовать эсэсовцев на «подвиги» во славу рейха. 18 февраля немецкое радио передало на всю Европу истерическую речь Геббельса из Берлина: отныне идет «тотальная война». В Запорожье фюрер засел совещаться с командующими, но с утра 19-го преступная банда отчетливо услышала в отдалении гулкие удары: били пушки советских танков, катившихся к Запорожью. Генералы предложили было продлить совещание, а то произведет «дурное впечатление», если фюрер поспешно покинет город под грохот советских орудий. Гитлер надулся и объявил: он улетает по делам переговорить с Гудерианом, вызванном из отставки и назначенным генеральным инспектором германских бронетанковых войск.
На аэродроме, где выстрелы танковых пушек были еще слышнее, фюрер торопливо распрощался с Манштейном и был таков. Ему, по-видимому, доложили: между Запорожьем и советскими танками не было германских войск, кроме 200 зенитных орудий, выставленных на прямую наводку с приказом держаться до последнего снаряда.
Гитлер оставил обращение к солдатам группы армий «Юг», сообщив, что на пути к ним новые дивизии и уникальное, до тех пор неизвестное оружие. Выслушав обращение фюрера — его читали в частях, — верноподданные легковерные болваны захлопнули люки танков и в тот же день, когда Гитлер удрал на запад, двинулись на восток. Они контратаковали с диким озлоблением, в полной уверенности, что вот-вот их подопрет некое «тайное» оружие, обещанное самим фюрером.
Эсэсовский натиск застиг нас врасплох. На главных направлениях на нас внезапно навалились 800 танков, у немцев было в 2,4 раза больше самолетов. Наши командующие недооценили решимость и силы врага и медлили с отходом: обидно отступать в 25-ю годовщину Красной Армии. Только 25 февраля решено было оттянуть назад вырвавшиеся части. Конечно, особой трагедии не было, «наш отход не носил на себе следов растерянности и сумятицы. Ни порядок, ни руководство войсками не нарушилось, хотя все тяжело расставались со столь дорогими нашему сердцу городами и районами», — напишет впоследствии А. М. Василевский.
С первых чисел марта Василевский, получивший 16 февраля звание Маршала Советского Союза, был здесь представителем Ставки. Вместе с ним командовали наши полководцы Ф. М. Голиков, Н. Ф. Ватутин, Р. Я. Малиновский и другие. Сопоставив факты, просчитав силы врага, разведка выявила замысел противника: через Белгород прорваться к Курску, а навстречу ударить со стороны Орла. Следовательно, наши войска, взявшие примерно за месяц до этого Курск и вырвавшиеся на запад, могли быть отрезаны.
Это было серьезно, о чем Ставка 10 марта предупредила маршала Василевского. В дополнение к уже прибывшим на фронт резервам Ставка направила Василевскому еще три армии, включая танковую.
14 марта оставили Харьков, в общей сложности с 20-х чисел февраля вражеские войска оттеснили Юго-Западный и Воронежский фронты на 100–150 километров.
В середине этого дня на командном пункте Северо-Западного фронта раздался звонок из Ставки. Жукову приказано прибыть в Кремль. Рано поутру он выехал, добирался до Москвы весь день на вездеходе по ужасающим дорогам. Поздним вечером доложил о приезде и тут же был вызван к Сталину, у которого шло совещание. В кабинете Верховного Жуков получил редкую возможность выслушать доклады о положении военной экономики страны. «Отчетливо была видна, — отметил в мемуарах Георгий Константинович, — все еще существовавшая большая напряженность в промышленности, в том числе и на таких важнейших заводах, как авиационные и артиллерийские».
Тыл до предела напрягал силы. Василевский, примерно в это время рассказавший в Москве директору столичного автозавода И. А. Лихачеву с подобающими эпитетами о победе под Сталинградом, услышал в ответ: «Что же ты так плохо хвастаешься! Мы… Мы… Мы!.. А мы, что, не участвовали в достижении этой победы?!! Не забывай, у нас воюет вся страна. У нас что ни завод — фронт, что ни колхоз — фронт. Этой победой гордится каждый советский труженик». Василевский смутился, и наверняка испытывал такие же чувства Жуков, выслушивая наркомов, руководивших военной экономикой.
Совещание с руководителями промышленности закончилось около трех часов ночи. Сталин подошел к Жукову:
— Вы обедали?
— Нет.
— Ну тогда пойдемте ко мне, да заодно и поговорим о положении в районе Харькова.
«Обед» затянулся до пяти утра. Изучили карту обстановки на Юго-Западном и Воронежском фронтах, которая резко ухудшилась: танковый корпус СС, захватив Харьков, шел на Белгород. Из последних донесений выяснилось, что Воронежский фронт (командующий Ф. И. Голиков, член Военного совета Н. С. Хрущев) так и не может остановить продвижение врага. Сталин тут же позвонил Хрущеву и, по словам Жукова, «резко отчитал его», припомнив постыдные неудачи Юго-Западного фронта летом 1942 года. К рассвету «обед» закончился поручением отправиться в штаб Воронежского фронта. «Наш спец-поезд, состоявший из пяти вагонов, — говорил генерал-адъютант Жукова Л. Ф. Минюков в 1975 году, — шел стремительно и безостановочно, для него не зажигался запретный красный свет даже перед крупными станциями городов — все зеленый и зеленый. Мы чем-то напоминали пожарных, спешащих отвратить случившуюся беду. И это было именно так. Прибыли в Курск на другой день в полдень. Спецпоезд загнали на запасной путь, маскировкой для него служили старые деревья и полуразрушенные железнодорожные строения». С платформы спустили вездеход, и пришлось рисковать, даже при обстрелах немецкими самолетами не останавливались и не укрывались в кюветах.
Под вечер приехали на командный пункт Воронежского фронта в Обоянь. Там заинтересованно совещались маршал Василевский, генерал Голиков, Хрущев и другие. В таких бестолковых сборищах нередко на той войне, знал Жуков, убивалось драгоценное время, а враг тем временем достигал своих целей. Генерал Л. И. Сандалов, бывший на КП, запомнил: «Георгий Константинович развернул на столе свою карту и сухо, но очень корректно, обращаясь к Голикову, сказал:
— Положение войск фронта нанес на карту ваш штаб. Но на ряде направлений войска свои позиции уже оставили, а на некоторых участках 69-й армии мы вообще никаких наших войск не нашли и едва не заехали к противнику.
Развернулся длительный и подробный анализ обстановки, вносились и тут же обсуждались предложения, как остановить дальнейшее наступление противника». Обычные словопрения!
Так виделся приезд Жукова Сандалову, воевавшему на Воронежском фронте, естественно, его патриоту. Л. Ф. Минюк оставил другую зарисовку: «Командующий Голиков и член Военного совета Хрущев не могли что-либо конкретно доложить.