Наши противостоящие фронты — Центральный и Воронежский — имели более 1300 тысяч человек. 19 тысяч орудий и минометов, около 3500 танков, более 2000 самолетов. Непосредственно в их тылу развернулся еще Степной фронт И. С. Конева — до 600 тысяч человек, 8400 орудий и минометов, более 1500 танков. Мы существенно превосходили врага в силах и средствах.
В районе Курского выступа у нас было восемь оборонительных полос общей глубиной до 300 километров. Объем быстро проведенных работ поражает: только окопов и траншей отрыли почти 10 тысяч километров! На всех танкоопасных направлениях — минные поля, противотанковые районы, рвы. Везде широкие полосы проволочных заграждений, некоторые из них под током, «Это была огромная, поистине титаническая работа», — писал А. М. Василевский «своих мемуарах.
Исследуя шаг за шагом полководческое мастерство Жукова, американец М. Кайден в книге «Тигры» горят», посвященной Курской битве, не уставал изумляться: «При изучении подготовки ~ русских к битве под Курском ясно одно — немцы давно имели репутацию готовившихся к сражению методически, эффективно, не упуская ничего. Теперь русские превзошли врага в детальной и основательной подготовке… Под твердым руководством Жукова русские трудились круглосуточно, наполняя людскими и материальными ресурсами курский выступ.
Основной замысел, предложенный Жуковым в предстоящей операции, был развитием мер, которые он применял в яростных боях под Москвой и планировал в битве под Сталинградом. Сначала оборона.
Затем, в классическом стиле Жуковских операций, по мере того, как немецкий натиск утрачивал свою силу, а вражеские войска уничтожались превосходящей русской огневой мощью, ход сражения изменится. Жуков, тщательно следящий за всеми перипетиями боя, определяет момент — немецкое наступление выдохлось. Именно в этот момент Жуков и бросит свои армии на орды вермахта».
Да, вторил Кайдену другой западный эксперт Д. Орджилл, «одним из стратегических приемов Жукова было позволить противнику истощиться в атаках, нанося ему максимальный урон, тогда как он сам незаметно накапливал силы, чтобы создать местный численный перевес. Затем, когда силы противника были растянуты до предела, Жуков наносил контрудар по дезорганизованному и обескураженному противнику на участке фронта, где наступление врага провалилось. Это была превосходная тактика против танковых дивизий, которая, несмотря на свою кажущуюся простоту, требовала высочайшего мужества от принимавшей на себя первый удар противника русской пехоты».
Два месяца — май и июнь — Жуков безотлучно провел в войсках Воронежского и Центрального фронтов. Он вникал в самые мельчайшие детали подготовки к сражению. Ничто не проходило мимо его внимания. Вот как в это время была построена здесь система принятия решений. Например, донесение командования Центрального фронта в Генштаб от 26 мая 1943 года по вопросу отнюдь не решающему, с учетом масштабов предстоявшего сражения: «С разрешения маршала Жукова и товарища Сталина, Романенко усиливается всего двумя дивизиями 202 и 170 сд (стрелковые дивизии. — Авт.) из резерва фронта. Рокоссовский, Телегин».
Жуков ежедневно, а иногда и несколько раз в день направляет телеграммы Верховному Главнокомандующему, оповещая о принятии тех или иных мер, с просьбой одобрить их. Предложения представителей Ставки — Жукова, Василевского — командования фронтов самым внимательным образом рассматривались в Ставке и Генштабе и отправлялись фронтам в виде директив Верховного Главнокомандования. Подготовка к сражению под Курском — выдающийся пример коллективной работы Ставки, Генерального штаба и командования фронтов.
Советской разведке удалось не только установить, где и какие силы сосредоточили немцы, но и своевременно выяснять даты перехода в наступление, которые Гитлер переносил. Каждый раз Ставка немедленно предупреждала командование фронтов на Курской дуге об очередном сроке ожидавшегося вражеского удара. Эти предупреждения молниеносно передавались вниз — в штабы армий, корпусов, дивизий, полков. Доходили до каждого взвода на передовой. Все — от генералов до солдат — настораживались. Но опять ничего не происходило…
В штабе Воронежского фронта сложилось впечатление — Ставка-де колеблется. Воинственный Н. Ф. Ватутин взволнованно внушал руководству Генштаба во второй половине июня:
— Проспим мы, упустим момент. Противник не наступает, скоро осень, и все наши планы сорвутся. Давайте бросим окапываться и начнем первыми. Сил для этого у нас достаточно.
Свое неуемное желание отличиться командование Воронежского фронта пыталось подкрепить сухими военными данными, которые не всегда исходили из надежных источников. По ту сторону фронта сосредоточивались мощные танковые соединения, немецкие гренадеры выдвигались на исходные рубежи, а знатоки на Воронежском фронте (конечно, среди них блистал Хрущев) истолковывали это как, оборонительные меры врага. Одним недомыслием этого не объяснить. Причины были, вероятно, комплексными, среди них не последняя — деятели вокруг безудержно говорливого Хрущева попались на удочку немецких дезинформаторов.
Всего за десять дней до того, как разразилось Курское побоище, командование Воронежского фронта 24 июня 1943 года осмелилось доложить в Ставку: к Все эти мероприятия показывают, что противник, возможно, отказался на ближайшее время от решительных наступательных действий и перешел к обороне занимаемого рубежа с одновременной подготовкой в глубине второго оборонительного рубежа. Обращают на себя внимание разговоры солдат 169 пд противника об удержании занимаемого оборонительного рубежа до сбора урожая этого года. Ватутин, Хрущев, Иванов». Второй адресат замечательного стратегического предвидения после Сталина — Жуков. По должности. Надо думать, Жукову оставалось только развести руками. Он просто не мог взять в толк, как мог грамотный военный пойти на поводу немецкой службы дезинформации, в общем, работавшей грубо и примитивно в расчете на «недочеловеков». Примечательно, что сам Жуков, говоря о Курском побоище, пи словом не упоминает о немецких потугах на этом поприще, для него они не имели никакого значения. Он видел насквозь этих сочинителей из абвера, пытавшихся сбить с толку наше командование.
Но, увы, под сосредоточенным хрущевско-ватутинским натиском штатский Сталин было заколебался. Объединив свои усилия с Василевским, Жуков убедил Сталина не торопиться, что было не очень легко: почти на 100 дней затянулось предгрозовое затишье на советско-германском фронте — с момента, когда Жуков остановил Манштейна севернее Белгорода и до начала операции «Цитадель».
Нервы у всех наших командующих были напряжены до предела. Изматывал их не только противник, но ставший вдвойне-втройне докучливым в месяцы грозного фронтового затишья Сталин. О чем Жуков примерно в это время без обиняков сказал в лицо Верховному. Тот удивился. Жуков объяснил: сталинская манера работать по ночам влекла за собой бодрствование и военных. Сталин уезжал на рассвете спать, а у генералов разгар работы — подводились итоги прошедшего дня, наступал новый. Сталин вставал в два дня. К этому времени нужно было быть готовым к вызовам, а все утро отдано работе. «Так идет день за днем, месяц за месяцем. И люди измотаны этим», — твердо сказал Жуков. Верховный удивился, что никто не ложился спать, пока не отправлялся спать он сам, и сказал: «Хорошо. Обещаю вам, что больше не буду звонить вам ночью». С тех пор до самого конца войны он никогда не звонил Жукову позднее двенадцати часов.
30 июня Жуков получает приказ: быть на орловском направлении для координации действий Центрального, Брянского и Западного фронтов. Уже была разработана операция «Кутузов» по отбитию вражеского наступления на Орел! На Воронежский фронт отправился Василевский. Там силами Воронежского и сопредельного Юго-Западпого фронтов планировалась операция «Румянцев»: вслед за оборонительной фазой сражения вперед на белгородско-харьковском направлении!
Все звенья нашей разведки работали с точностью часового механизма — в ночь с 4 на 5 июля удалось установить: немецкое наступление начнется в 3 часа утра. Жуков тут же позвонил Сталину и доложил о принятом решении: немедленно провести артиллерийскую коптрподготовку. Верховный Главнокомандующий одобрил и просил информировать его почаще о происходившем. «Я почувствовал, — вспоминал Жуков, — что Верховный находится в напряженном состоянии. Да и все мы, несмотря на то, что удалось построить глубоко эшелонированную оборону и что в наших руках теперь находились мощные средства удара по немецким войскам, сильно волновались и были крайне возбуждены. Была глубокая ночь, но сон как рукой сняло».
В 2.20 утра там, где ожидались удары врага, зарокотала наша артиллерия. Впоследствии выяснилось, что на Центральном фронте оставалось всего 10 минут до начала вражеской артподготовки. От нас рев тысяч орудий, с той стороны — отдельные выстрелы, которые скоро стихли. Командир дивизии П. Гудзь записал: «Гул все нарастал. Запад выглядел мрачно. Сплошная сизо-черная туча пыли и дыма, пересекаемая молниями разрывов, зловещей стеной поднималась к небу. Едва ли бессмертному Данте с его изумительным воображением так рисовался ад в его «Божественной комедии». Подошел к одной батарее, расположенной в 100 метрах от НП. Люди объясняются жестами: голоса никто бы не услышал. Рты все открыты, иначе лопнут барабанные перепонки. Мускулистые загорелые тела (гимнастерки и рубашки сняты) блестят от пота. Скорость стрельбы предельная».
Потерпев серьезный урон, враг выступил против Центрального фронта с запозданием на 2,5 часа, против Воронежского — на 3 часа. Немцы полезли в атаку не только ослабленные, но терзаемые тяжкими предчувствиями. Ливень снарядов, обрушившихся на них, а наступали опытные солдаты, открыл глаза: русские знают, русские готовы! Жуков все повышал требовательность. На его взгляд артиллерийская контрподготовка должна была дать больше, огонь нередко велся по площадям, а не по конкретным целям.
Высказывался он и по другим вопросам, но после начала сражения только высказывался, а не вмешивался в руководство войсками. Стиль отношений между Жуковым и Рокоссовским со времен битвы под Москвой решительно изменился. Потом Рокоссовский отмечал, что «Г. К. Жуков долго был на Центральном фронте в подготовительный период, вместе с ним мы решали принципиальные вопросы организации и ведения оборонительных действий и контрнаступления. Не без его помощи были удовлетворены тогда многие наши запросы, адресовавшиеся в Москву. А в самый канун битвы он опять п