Значит, здесь и мое место, рассудил Г. К. Жуков. С утра 2 августа на НП 53-й армии И. М. Манагарова ожидали маршала, который формально должен был провести инспекционную проверку. Тут же с раннего утра суетился командующий Степным фронтом генерал армии Конев. Его осенила идея — на развилки проселочных дорог выслали офицеров встречать Жукова. Они вернулись днем, недоуменно разводя руками — маршала нет! Только в 18.00 к шлагбауму подкатили два «виллиса», из первого генерал для поручений крикнул часовому: «Подымай! Маршал Жуков едет!» Часовой, солдат еще довоенного призыва, потребовал, чтобы маршал предъявил удостоверение личности.
Жуков, а он был в кожаной куртке, без слова протянул часовому документ. Солдат взглянул, отвернул борт куртки — мелькнул маршальский погон. Он подтянулся, отрапортовал: «Есть, товарищ маршал! Это вы. Можете ехать!» Жуков громко поблагодарил солдата за службу. Снял с руки часы и подарил их часовому. Этот небольшой эпизод задал тон проверке на КП армии. Жуков остался очень доволен Манагаровым, «хотя и пришлось с ним серьезно поработать над планом наступления… Я глядел на него и думал: таких командиров бойцы особенно любят и идут за ними в огонь и воду». Особенно тронула Жукова игра Манагарова на баяне после ужина.
Маршал шутливо заметил, что «он не хуже «сыграет» артиллерийскую музыку для противника 3 августа». Когда 3 августа грянула операция «Румянцев», пожелание Жукова оправдалось. Законное чувство удовлетворения и нескрываемой гордости за войска, проделанную работу пронизывают строки подробного донесения маршала Жукова Сталину:
«Сегодня 3.8.43. войска Чистякова, Жадова, Манагарова, Крюченкина в 5.00 начали контрнаступление, которое проводилось с полным учетом опыта Западного и Брянского фронтов и было построено так:
5 минут огневой налет артиллерии, минометов, «катюш» и огня пехоты по переднему краю и всей глубине обороны противника.
35 минут контроль прицела и пристрелки орудий тяжелого калибра.
1 час 20 минут методическое подавление, разрушение целей и залпы «катюш».
20 минут нарастающий до предельного режима артиллерийский и минометный огонь.
45 минут заранее спланированный артогонь по узлам сопротивления в глубине обороны противника.
Пехота с танками прорыва и орудиями самоходной артиллерии в атаку была поднята в 7.55, то есть в момент открытия артиллерией нарастающего до предельного режима огня, и, прижимаясь к огневому валу, пехота с танками и орудиями самоходной артиллерии через 20 минут прорвалась на передний край обороны противника.
Авиация в течение дня действовала по следующему плану:
Первый бомбовый удар был произведен по штабам, узлам и линиям связи для нарушения управления.
Второй, третий и четвертый бомбардировочные удары последовательно производились по артиллерийским позициям в глубине обороны, по скоплениям противника и резервам противника.
Первый удар штурмовиков произведен в 7.55, то есть в момент подъема пехоты в атаку, и продолжался беспрерывно в течение двух с половиной часов с огневой задачей подавления артиллерии, минометов противника и огневых точек на обратных скатах…
Танковые армии Катукова и Ротмистрова, построенные в боевые порядки на выжидательных позициях, продвигали свои авангардные бригады непосредственно за пехотой, что обеспечило быстрый ввод главных сил танковых армий в прорыв после взлома тактической глубины обороны противника».
Оборона противника была взломана к 14.00. Наши войска углубились на шесть-семь километров. Тут же введены в прорыв главные силы танковых армий, которые к 18.00 прошли до 20 километров. К вечеру Воронежский и Степной фронты отбросили противника до 35 километров.
Утром 5 августа красное знамя взвилось над Белгородом, и в этот же день завершились тяжелые бои по овладению Орлом.
В честь этих побед в Москве прогремел первый салют Великой Отечественной войны.
За пять дней наступления наши войска продвинулись с непрерывными боями западнее Харькова до восьмидесяти километров. Штабами овладел азарт наступления. Били противника, где бы он ни попадался, и не сразу сообразили, что враг постепенно приходит в себя, организуется и может остановить наше наступление без оглядки.
15 августа Жуков резко пробуждает к реальности командующих Воронежским и Стедным фронтами и девяти входящих в их состав армий. Он пишет:
«Ставка дала вам артиллерийский: корпус и дивизии прорыва для того, чтобы прорвать оборону противника. На первом этапе при прорыве обороны противника 3.8.43 г. вы правильно использовали артиллерийские дивизии прорыва, и как результат правильного использования, задача была блестяще выполнена.
При преследовании артиллерийские дивизии также были правильно использованы, усиливая легкими бригадами артиллерийских дивизий стрелковые дивизии.
Сейчас обстановка изменилась, третий день мы ведем наступление против организованной обороны противника, следовательно, в сложившейся обстановке нужно использовать артиллерийские дивизии для прорыва на главном, решающем направлении, а на деле получается, что артиллерийские дивизии розданы стрелковый дивизиям и занимаются проталкиванием дивизий, а не прорывом.
ТРЕБУЮ:
1. Артиллерийские дивизии прорыва собрать на главном направлении.
2. Организовать артиллерийский прорыв, создав на главном направлении 150–170 стволов на один километр фронта.
3. На избранном направлении собрать основную массу танков и орудий самоходной артиллерии.
4. Прорыв организовать на направлениях, позволяющих производить охваты противника, обходы его группировки с флангов и тыла, лобовые прорывы, приводящие к тягучим, кровопролитным боям, не допускать».
Обходы в исполнение требований Жукова требовали немалого умения. Командующему 6-й гвардейской армией И. М. Чистякову доложили: через станцию Алексеевку, что в 20–25 километрах южнее Харькова, уходят вражеские эшелоны с танками и другой боевой техникой. Чистяков держал совет с командующим фронтом Ватутиным, и они сообща 16 августа набросали план овладения станцией с тем, чтобы перерезать пути отхода вражеской группировки на Полтаву.
Неожиданно в штаб армии, где Чистяков с Ватутиным обговаривали последние детали замечательного замысла, заехал Жуков. Он бросил взгляд на карту, перед которой сидел Чистяков, и спросил:
— А что это у вас, товарищ Чистяков, за стрелы?
Чистяков степенно раскрыл дорогой его сердцу план. «Маршал Жуков, — запомнил на всю жизнь Чистяков, — взглянул на карту и со свойственной ему поразительной способностью моментально оценить обстановку спросил меня:
— Сколько же там противника перед вами будет? Дивизия? Две? Три? Ведь под Харьковом их было четыре или пять. Вы же хотите сделать погоду с одной своей 52-й гвардейской дивизией. Вряд ли у вас что с этой затеей получится. Да, вы можете временно овладеть станцией и перерезать дорогу, но противник, идущий танковыми частями и пехотой из Харькова на Полтаву, прогонит вас с этой железной дороги, а вам нечем будет парировать его удар!»
Ватутин и Чистяков заверили маршала, что у них все продумано. Жуков пожал плечами и бросил на прощание:
— Ну смотрите, не очень мне это дело нравится.
17 августа станцию Алексеевку взяли. Немцы же повернули две танковые дивизии и выбили наши войска.
Жуков сделал выговор Чистякову:
— Прежде чем наступать, надо хорошо знать противника, а не начинать действия с одной дивизией, и то неполной. Куда же теперь противник пошел?
— Дорога идет только на Полтаву.
— Интересно, почему он на тебя не пошел дальше? На плечах 52-й дивизии он бы ворвался к тебе и смял твою оборону. Дельная поговорка: «Не зная броду, не суйся в воду». А на войне особенно.
«Да, для меня это был хороший урок, — сокрушался Чистяков. — И штаб у нас был очень сильный, и у меня кое-какой опыт, и командующий фронтом согласился с нами, а маршал Жуков оказался прав, надо было нам его послушать.
К слову говоря, мне не раз приходилось встречаться с маршалом Жуковым, и я, кажется, изучил некоторые особенности его характера. Все мы знали, что если маршал Жуков приедет в хорошем настроении, все равно распечет за какое-нибудь упущение, которое заметит, и уедет сердитый. А если приедет в плохом, распечет, но уедет в хорошем. При всем том маршал Жуков всегда являл нам пример незлопамятности».
В эти августовские недели Жукова мало видели в штабах фронтов, он все время «на колесах», в войсках. Стремился отладить наступление так, чтобы немецкие соединения окружались и разбивались по частям. Шла маневренная война, в которой и Манштейн был не слаб. Он не пропускал ни одного опрометчивого шага наших командиров, тут же следовали сильные контрудары. Жуков всегда требовал от подчиненных действовать стремительно, но обдуманно, ничего не оставлять на волю случая.
Вдали от театра военных действий, из Москвы, картина представлялась смазанной, иной раз малопонятной, ибо обстановка менялась ежедневно, а иногда и ежечасно. Нередко бои шли с переменным успехом… Но линия фронта все же отодвигалась на запад и юго-запад!
16 августа Жуков доложил Верховному: «Как я Вам уже доносил, противник за последние дни значительно усилил сопротивление нашим наступающим частям… Взятые пленные показывают, что в частях получен приказ Гитлера — драться до последнего солдата, умереть, но не отходить дальше обороняемых позиций и во что бы то ни стало удержать Харьков». На подступах к городу шли ожесточенные бои.
Жуков на месте направлял, исправлял, указывал и, конечно, не имел времени докладывать более подробно обо всем в Ставку.
22 августа он коротко сообщает Сталину: «Организацию операции по овладению Харьковом необходимо объединить в одних руках», то есть в руках командующего Степным фронтом Конева, и тогда действовать. Эта телеграмма, видимо, разошлась с указанием из Москвы.
22 августа из Ставки пришли грозные телеграммы. В адрес Ватутина:.
«События последних дней показали, что Вы не учли опыта прошлого и продолжаете повторять старые ошибки как при планировании, так и проведении операций. Стремление к наступлению повсюду и овладению возможно большей территорией, без закрепления успеха и прочного обеспечения фланговых ударных группировок, является наступлением огульного характера. Такое наступление приводит к распылению сил и средств и дает возможность противнику наносить удары во фланг и тыл нашим далеко продвинувшимся вперед и не обеспеченным с флангов группировкам и бить их по част