ям… Я еще раз вынужден указать Вам на недопустимые ошибки, неоднократно повторяемые Вами при проведении операций».
В адрес Жукова:
«Ставке Верховного Главнокомандования неизвестно по какому плану действуют сейчас Воронежский и Степной фронты. Ставка требует, чтобы Вы представили план».
Главный упрек Сталина — «затянулась» операция по овладению Харьковом и не разбита вражеская группировка в районе Ахтырки.
Еще не успели расшифровать адресатам телеграммы Верховного, как войска Степного фронта 23 августа 1943 года освободили Харьков. Враг, огрызаясь, бежал из города, опасаясь окружения своей харьковской группировки. Вскоре немцев выбили и из Ахтырки.
Генерал-фельдмаршал Манштейн, возвращаясь к сражениям, проигранным им в августе 1943 года, назвал эту главу своих мемуаров «Борьба с гидрой» и в ней разрыдался: «К концу августа только наша группа потеряла 7 командиров дивизий, 38 командиров полков и 282 командира батальонов… Наши ресурсы иссякли… Мы, конечно, не ожидали от советской стороны таких больших организаторских способностей, которые она проявила в этом деле, а также развертывания своей военной промышленности. Мы встретили поистине гидру, у которой на месте одной отрубленной головы вырастали две новые».
После освобождения Харькова «Правда» в передовой 26 августа 1943 года выразила надежды всего советского народа: «Красное знамя снова взвилось над второй столицей Украины. Блестящей победой советского оружия завершилась гигантская битва… Заря освобождения ярко разгорается над Днепром. Чутко прислушиваются измученные, исстрадавшиеся советские люди и на левом и на правом его берегу к радостным вестям, идущим с востока».
Взятие Харькова — военные историки считают эпилогом Курской битвы. За пятидесятидневное сражение враг потерял около 500 тысяч солдат и офицеров, 1,5 тысячи танков, 3 тысячи орудий и более 3,7 тысячи самолетов. Хребет ударной силы вермахта — танковые войска — был сломан, и отныне и вплоть до конца войны они так и не смогли восстановить свою былую мощь. Начавшееся у Курска наступление наших войск к концу августа 1943 года переросло в общее стратегическое наступление, охватившее до 2000 километров советско-германского фронта.
Победы Красной Армии в 1943 году под Сталинградом и Курском прогремели на весь мир. Они эхом отдались на конференции Ф. Рузвельта и У, Черчилля, проведенной во второй половине августа 1943 года в канадском городе Квебеке. Президент США и премьер-министр Англии попытались за закрытыми дверями оценить последствия наших побед, одержанных под водительством блестящей плеяды полководцев во главе с Жуковым, не только для дальнейшего ведения войны, но и послевоенного мира. Американский комитет начальников штабов в документе «Позиция России», представленном конференции, доложил результаты своих изысканий об изменении соотношения сил внутри антигитлеровской коалиции:
«По окончании войны Россия будет занимать господствующее положение в Европе. После разгрома Германии в Европе не останется ни одной державы, которая могла бы противостоять огромным военным силам России. Правда, Великобритания укрепляет свои позиции на Средиземном море против России, что может оказаться полезным для создания баланса сил в Европе. Однако и здесь она не будет в состоянии противостоять России, если не получит соответствующей поддержки.
Выводы из вышеизложенного ясны. Поскольку Россия является решающим фактором в войне, ей надо оказывать всяческую помощь и надо прилагать все усилия к тому, чтобы добиться ее дружбы. Поскольку она, безусловно, будет занимать господствующее положение в Европе после поражения держав оси, то еще более важно поддерживать и развивать самые дружественные отношения с Россией».
Красная Армия, весь советский народ исполинскими победами и тяжкими жертвами отвоевывали для нашей страны подобающее место в мире. Западные союзники уже к исходу лета 1943 года отчетливо понимали — складывается равновесие военных сил между ними и СССР. Следовательно, иного не дано, кроме как поддерживать дружественные отношения с великой Россией, как именовали на Западе Советский Союз. Насколько искренне было это отношение с их стороны, вопрос другой. Внешне правительства США и Англии на каждом шагу заверяли в верности к своему союзнику, нашей стране, России.
ЧЕРЕЗ ДНЕПР, НА ЗАПАД
С сокрушением «Цитадели» надежды гитлеровского руководства на победоносное завершение войны против СССР рухнули. В Берлине стали изыскивать средства привести развитие событий к такому исходу, чтобы обесценить нашу победу. Во главу угла германской стратегии и тактики ставится нанесение Советскому Союзу невосполнимых потерь и ущерба. По замыслам гитлеровского руководства, Красная Армия не выдержит массированного кровопускания и где-то остановится, предпочтительнее не дойдя до германской границы.
Вермахт получил свирепые приказы драться в обороне самым беспощадным образом, а отступая, уничтожать все на советской земле. Оставлять за собой выжженную, безлюдную пустыню.
7 сентября 1943 года Гиммлер инструктирует командование СС и полиции на Украине: «Необходимо добиваться того, чтобы при отходе из районов Украины не оставалось ни одного человека, ни одной головы скота, ни одного центнера зерна, ни одного рельса, чтобы не остались в сохранности ни один дом, ни одна шахта, которая не была бы выведена на долгие годы из строя; чтобы не осталось ни одного колодца, который не был бы отравлен. Противник должен найти действительно тотально сожженную и разрушенную страну… сделайте все, что в человеческих силах[1], для выполнения этого». (Разрядка моя. — Авт.)
После войны, когда злодеяния фашистов стали всеобщим достоянием, мир ужаснулся. Немецкие генералы бросились сочинять легенды о том, что чудовищные зверства — дело-де рук нацистов, а вермахт только воевал. Реальная в первые послевоенные годы угроза судебной ответственности подстегивала пыл мифотворцев. Но не кто другой, как генерал-фельдмаршал Манштейн 11 сентября 1943 года отдал приказ по вверенным ему войскам: «Опыт, полученный при оставлении территорий, показывает, что основная часть населения не желает добровольно уходить с немецкими войсками… Только строжайшие меры войск позволят нам увести с собой сотни тысяч людей, скот и зерно… Любыми средствами добиваться того, чтобы сельское население вместе с лошадьми и крупным рогатым скотом уходило на запад… Люди, способные носить оружие, любыми средствами должны быть собраны и партиями отправлены в тыл… Материальные ресурсы, которые не могут быть вывезены в тыл, должны быть уничтожены любыми средствами».
Все они — эсэсовские палачи в черной форме и солдаты вермахта в мышиных мундирах — ревностно выполняли предписанное. Они, бежавшие на фронте от Красной Армии, вымещали злобу на тех, кто оказывался в их власти, — мирных жителях. Они прекрасно понимали, что в приказе Манштейна туманно именовалось «любыми средствами»: освобождение от всякой ответственности и поощрение убийства. Эта черно-серая нечисть расстреливала направо и налево. Они не выдерживали боя лицом к лицу с Красной Армией и с садистским удовлетворением всаживали пули в беззащитные и беспомощные жертвы.
Вторая половина лета и осень 1943 года беспримерны в истории Великой Отечественной по нашим потерям. Июльские и августовские предупреждения Жукова о том, что основная задача вермахта обескровить Красную Армию, видимо, не убедили Ставку. Результат: если принять наши среднемесячные потери в ходе всей войны за 100, то пик их приходится на июль — 145, август — 175, сентябрь — 135 1943 года. Для сравнения: в разгар битвы под Москвой около 100, в летнюю кампанию 1942 года — 130, при освобождении Белоруссии летом 1944 года — 140, в завершающих битвах войны, включая взятие Берлина, — 120. Данные начальника Главного военно-санитарного управления Красной Армии генерал-полковника Е. И. Смирнова, к сожалению, в индексах, а не в абсолютных цифрах. Тенденция тем не менее ясна — три месяца; июль, август и сентябрь 1943 года — не имеют равных за всю войну по количеству павших и раненых наших бойцов и командиров. Погибших и искалеченных именно в результате выполнения вермахтом директивы гитлеровского руководства — подорвать живую силу Красной Армии.
Вплоть до лета 1943 года Гитлер запрещал строить крупные оборонительные полосы глубоко в тылу вермахта на советско-германском фронте. После разгрома под Москвой он вывел закономерность: войска, зная о подготовленных позициях за спиной, обязательно прибегут к ним. 8 июля в разгар Курской битвы министр вооружений Шпеер с удовлетворением записывает: «Отказавшись от прежней точки зрения, фюрер теперь полностью согласен — необходимо ускорить строительство «Восточного вала». Серьезнейшая директива. Из Германии пошли на восток эшелоны с оборудованием, за дело взялась подчиненная Шпееру военная строительная организация «Тодт».
11 августа германский генеральный штаб окончательно определил, где пройдет «Восточный вал»: по линии река Молочная —. Днепр — река Сок — Орша — Витебск — Псков — Нарва. На самом угрожающем участке — Днепре — укрепления по западному, высокому, берегу реки постановили закончить к 15 ноября 1943 года.
Совершенно правильно, по мнению Жукова, Ставка требовала «принять все меры к быстрейшему захвату Днепра и реки Молочной, с тем чтобы противник не успел превратить Донбасс и Левобережную Украину в пустынный район. Это было правильное требование, так как гитлеровцы, отступая, в звериной злобе предавали все ценное огню и разрушению. Они взрывали фабрики, заводы, превращали в руины города и села, уничтожали электростанции, доменные и мартеновские печи, жгли школы, больницы. Гибли тысячи людей, женщин, стариков».
Но как быстрее дойти до великой реки и форсировать ее? Жуков стоял на том, чтобы провести на Левобережной Украине операции на отсечение и окружение значительных вражеских группировок. Особенно заманчивым представлялось мощным ударом из района Харьков — Изюм в направлении на Днепропетровск и Запорожье отсечь крупные силы врага, продолжавшие отчаянно цепляться за Донбасс. Сталин не согласился, он полагал, что врага следует выгонять лобовым натиском. Это отнимет меньше времени. «Я не стал спорить», — лаконично заметил Г. К. Жуков в своих мемуарах.