плану новой смелой операции. Встречными ударами 1-го Украинского фронта прямо на восток и 2-го Украинского фронта на запад под основание немецкого выступа окружить и уничтожить вражескую группировку, еще грезившую Киевом. Ставка утвердила план.
Блестящая по замыслу операция развернулась с 24 января 1944 года, и уже 28 января клещи сомкнулись у Звенигородки. В окружении оказались более десяти вражеских дивизий. Жуков, как всегда, самое серьезное внимание обратил на укрепление внешнего кольца окружения. Наши командующие знали, что Манштейн, которого преследовал призрак Сталинграда, мешкать не станет. Так и случилось, генерал-фельдмаршал бросился вызволять отрезанные войска, но не вышло. Почему? После войны Манштейн оправдывался: «Сейчас же у вражеской гидры на только что оставленном нашими танковыми дивизиями поле боя выросли новые головы… Дважды я пытался добраться к ударным группам. Оба раза, однако, моя легковая машина безнадежно застревала в грязи. Каждый день погода менялась, снежные метели перемежались с оттепелью. При этом снова подтвердилось, что советские танки при продвижении по снегу или размокшей почве превосходят наши танки по своей проходимости, потому что у них более широкие гусеницы».
Техническое превосходство советских танков над немецкими сомнений не вызывало, как и то, что погода была одинаковой для обеих сторон. «Чтобы создать минимально необходимые запасы снарядов, мин и горючего для танков, — воздал должное нашим людям Жуков, — пришлось организовать их доставку на волах, на людях, на носилках, в мешках — словом, кто как и чем мог. В этом деле большую помощь оказали жители украинских деревень».
Наши войска превосходили врага в силе и ратном мастерстве. Они успешно отбивали атаки извне. Помнивший о Сталинграде и в отличие от действий Паулюса враг не оставался на месте в «котле», а бешено рвался из кольца. Была перехвачена телеграмма Гитлера командующему окруженными войсками генералу Штаммерману: «Можете положиться на меня как на каменную стену. Вы будете освобождены из «котла». А пока держитесь». Положение окруженных становилось безнадежным, тем не менее 9 февраля они отклонили ультиматум о сдаче. С отчаянием обреченных гитлеровцы бились о западную стенку «котла», чтобы соединиться с пробивавшимися к ним восемью танковыми и шестью пехотными дивизиями. Манштейн все же наскреб больше войск для деблокирования, чем участвовало в сражении с немецкой стороны в начале операции. В ночь на 12 февраля окруженных и пробивавшихся к ним отделяло расстояние всего в 12 километров.
Серьезная, но отнюдь не трагическая обстановка для наших войск. Жуков приказал Ватутину и Коневу принять срочные меры, чтобы не допустить прорыва противника. О чем доложил Сталину. Жуков болел: грипп с высокой температурой. Глубокой ночью Жукова поднял с постели звонок из Москвы. Верховный в возбужденном тоне осведомился: «Известно Вам, что противник прорвал фронт Ватутина и выходит из окружения в районе Корсунь-Шевченковский?» Жуков ответил: «Нет, не известно. Думаю, что это не соответствует действительности». Сталин в ответ «выругал меня», писал Жуков, и открыл- источник информации: «Только что звонил Конев и доложил о прорыве». И тут же объявил решение: «Я думаю передать завершение операции в руки Конева, а Вам и Ватутину лучше сосредоточить внимание на внешнем фронте». Коневу, естественно, переподчинялись войска 1-го Украинского фронта, принимавшие участие в окружении.
Неожиданное предложение! Немцы были уже скучены на очень небольшой территории, насквозь простреливавшейся нашей артиллерией. Снабжение с воздуха было пресечено — транспортные самолеты сбивались или не допускались к «котлу». Жуков считал, что уничтожение окруженных — дело каких-нибудь трех-четырех дней. По его мнению, переподчинение войск затянет операцию. Что и объяснил Сталину.
Но объяснять руководствуясь интересами дела, было совершенно бесполезно, ибо Сталин в этом случае стремился возвысить Конева. «Начиная с Курской дуги, — откровенно писал Жуков в очерке «Коротко о Сталине», — когда враг уже не мог противостоять ударам наших войск, Конев, как никто из командующих, усердно лебезил перед Сталиным, хвастаясь перед ним своими «героическими» делами при проведении операций, одновременно компрометируя своих соседей». Указав на то. что главную роль в окружении сыграли войска Ватутина, которые и «лучше действовали», Жуков сказал: «Ватутину и возглавляемым им войскам будет обидно не быть отмеченными за их ратные труды. Сталин положил трубку, прекратив со мною разговор, а через 2 часа была получена его директива». Жукова, говорилось в ней, «освободить от наблюдения за ликвидацией корсунь-шевченковской группировки немцев и возложить на него координацию действий 1-го и 2-го Украинских фронтов с задачей не допустить прорыва противника» и соединения с окруженными.
Впечатлительный Ватутин излил свое недоумение Жукову. Что ответить? «Я не мог сказать Н. Ф. Ватутину, чье было это предложение, чтобы не сталкивать его с И. С. Коневым. Однако я считал, что в данном случае Н. Ф. Ватутин прав как командующий, заботясь о боевой, вполне заслуженной славе вверенных ему войск». Маршал был краток:
— Это приказ Верховного, мы с вами солдаты, давайте безоговорочно выполнять приказ.
«Нужно ли было это делать в интересах дела? — спрашивал Жуков в своем очерке. — Нет, не нужно. Это нужно было Сталину для того, чтобы вбить еще глубже клин между Коневым, Ватутиным и мною. Конев в этом вопросе сыграл неблаговидную роль». Сталин интриговал у телефонной трубки, а бойцы и командиры дрались в сражении, которое приобрело ожесточенный, жуткий характер. Манштейн в неистовстве все пытался порвать кольцо, но так и не преуспел.
1-й Украинский фронт не пропустил извне ни танка, ни солдата врага. В ночь с 16 на 17 февраля разыгралась пурга. В кромешной мгле, бросив свои войска на произвол судьбы, генералы, большинство офицеров и эсэсовцев на немногих уцелевших танках и бронетранспортерах кинулись из окружения наугад на запад. Части из них удалось вырваться из кольца. Основная масса вражеских солдат, оставив тяжелое вооружение, последовала за ними пешком в густых колоннах. Они шли без выстрела, надеясь проскочить. Утром в открытом поле их почти поголовно истребили.
Немногие уцелевшие в эту ночь из дивизии СС «Викинг» и попавшие в плен рассказывали: «Наша дивизия, насчитывавшая около 7000 солдат и офицеров, за две недели потеряла более 4000 человек. Нам приходилось все время отступать под ураганным огнем русских. Дороги были запружены брошенными машинами и орудиями. Мы было в отчаянии. В ночь на 17 февраля солдатам выдали по усиленной порции водки и разрешили съесть неприкосновенный запас продуктов. В 2 часа был объявлен приказ, в котором говорилось, что на помощь извне больше нечего рассчитывать. На рассвете была предпринята последняя и самая отчаянная попытка вырваться из кольца. Впереди шла дивизия СС «Викинг», за ней мотобригада «Валлония». Замыкали колонну штабы и остатки 72-й и 112-й пехотных дивизий. Всего в колонне было около 8000 солдат и офицеров. Пушки, автомашины, все военное имущество было приказано бросить. Едва мы прошли 300 метров, как на нас напали русские танки. За танками появились казаки. Нам удалось спрятаться около разбитых автомашин. На следующий день утром мы сдались в плен».
Враг потерял в боях 55 тысяч убитыми. Среди них нашли труп сухонького старика. Пленные опознали своего командующего генерала Штаммермана. «По данным 2-го Украинского фронта, — подвел впоследствии итог Жуков, — в плен было взято 18 тысяч человек и боевая техника этой группировки. Столица нашей Родины 18 февраля салютовала войскам 2-го Украинского фронта. А о войсках 1-го Украинского фронта не было сказано ни единого слова.
…И. В. Сталин был глубоко не прав, не отметив в своем приказе войска 1-го Украинского фронта, которые, как и воины 2-го Украинского фронта, не щадя жизни, героически бились с вражескими войсками там, куда направило их командование фронтом и Ставка. Независимо от того, кто и что докладывал И. В. Сталину, он должен был быть объективным в оценке действий обоих фронтов… Я думаю, что это была непростительная ошибка Верховного», — заметил Г. К. Жуков в мемуарах.
В приказе 23 февраля 1944 года Сталин назвал эту операцию «новый Сталинград на правобережье Днепра». И. С. Конев получил свою победу — погоны и звезду Маршала.
18—20 февраля 1944 года Г. К. Жуков был в Москве и доложил Сталину свои соображения о развитии наступления. Нужно «поймать» врага на внезапности: немецкое командование, положившись на необычайно рано наступившую распутицу, никак не ожидает от наших войск не то что наступления, а даже элементарной активности. Это «необоснованный расчет», подчеркнул он.
В ходе обсуждения в Ставке был отработан грандиозный замысел: 1-й Украинский фронт ударом, рассчитанным на несколько сотен километров, выйдет в предгорья Карпат, где-то у города Черновцы. При успехе красивой операции, задуманной Жуковым, все группировки врага, находившиеся южнее, в том числе в Румынии, лишились коммуникаций на кратчайшем расстоянии. Питать южный участок фронта им придется далеким кружным путем через Венгрию. 2-му Украинскому фронту идти южнее, в направлении Ясс.
Верховный приказал не теряя времени начать наступление. Снова Жуков отправился координировать действия этих фронтов.
Многодневное совещание с Ватутиным и другими генералами в штабе 1-го Украинского фронта. Утрясли детали. Тут Ватутин вызвался выехать в армии, проверить их готовность. Жуков резонно посоветовал ему, командующему фронтом, остаться на месте, а в войска отправить своих заместителей. Азбучные истины в военном деле. Ватутин настаивал. Разумеется, член Военного Совета поспешил поддержать его. Георгий Константинович неохотно согласился.
Случилось, несчастье: в поездке на машину командующего фронтом напали бандеровцы. В перестрелке Ватутина тяжело ранили, он выбыл из строя и через несколько недель скончался. Красная Армия потеряла талантливого полководца.