для гитлеровцев направлении — Варшавском.
Напряженная подготовка операции «Багратион» в Ставке и параллельно в штабах фронтов заняла более месяца. В рамках общей идеи наступления отрабатывалось немало самостоятельных операций фронтов, направленных, однако, к достижению общих военно-стратегических задач. Наше командование знало: предстоит тяжелейшее сражение. Сильная оборона немцев состояла из ряда рубежей и имела глубину 250–270 километров. Оборонительные полосы обычно проходили по западным берегам рек, которыми изобилует Белоруссия, с широкими заболоченными поймами. Германское командование имело сильные группировки на флангах, то есть именно там, где предстояло наступать.
Все эти проблемы были тщательно рассмотрены в Ставке и в штабах фронтов, и найдены оптимальные решения. Жуков видел и трудности, с которыми встретятся вражеские войска. Он особо выделил: из 34 танковых и моторизованных дивизий на Восточном фронте 24 находятся к югу от Припяти вплоть до Румынии, им никак не поспеть к районам, где начнется наше наступление. Во время одного из докладов Жукова об этом на совещании в Ставке Сталин остановил его и внушительно дополнил:
— И не только это. В июне союзники собираются все же осуществить высадку крупных сил во Франции. Спешат наши союзники! Опасаются, как бы мы сами без их участия не завершили разгром фашистской Германии. Конечно, мы заинтересованы, чтобы немцы начали наконец воевать на два фронта. Это еще больше ухудшит их положение, с которым они не в состоянии будут справиться.
Жуков не откликнулся на сталинскую ремарку, сказанное Верховным было самоочевидно, а продолжал обстоятельный разбор предстоявших операций. Вопросов бездна — протяженность фронта Белорусского выступа достигала 1100 километров!
30 мая 1944 года Ставка утвердила план операций «Багратион». Для координации действий фронтов на 1-й и 2-й Белорусские фронты направлялся Г. К. Жуков (удар с юга), а на 1-й Прибалтийский и 3-й Белорусский (удар с севера) — А. М. Василевский.
Впервые за войну представителям Ставки предписывалось не только координировать, но и руководить действиями фронтов. За Жуковым оставался и «подопечный» ему 1-й Украинский фронт И. С. Конева, который примыкал с юга к 1-му Белорусскому.
Высокая стратегия обсуждалась в тиши московских кабинетов. Выполнять ее предстояло тем, кто с возгласами «За Родину!» под смертоносным огнем поднимался из окопов или, съежившись под огнем, трясся на броне в составе танковых десантов, прижимался к земле, искал укрытия в воронках в буре разрывов вражеских снарядов и мин и снова бросался в атаку. Словом, победу завоевывал солдат. Как ему будет там, в пламени боя, как нальются кровью на искалеченной войной земле красные стрелы, красиво вычерченные на штабных картах. За всеми ними — порыв и героизм, подвиги и смерти.
Жуков не мог и не смел бросать войска вперед, не убедившись лично, где пойдут солдаты и где им лучше пройти. Пусть в армиях, корпусах, дивизиях и полках уже. составлены планы, а как они выглядят на местности? Докладов и донесений ему недостаточно. Значит, снова на фронт, и не только в штабы, а прежде всего на передовую.
5 июня Жуков прибыл на 1-й Белорусский фронт. Откроем сухой «перечень основных работ», выполненных им при подготовке Белорусской операции. Возьмем только несколько примеров. В день прибытия Жуков вручил командующему фронтом Рокоссовскому директиву Ставки о наступлении. Далее:
«6 июня. Совместно с Яковлевым и Казаковым работал у (командующих армиями) Горбатова, Романенко, командира 35 ск (стрелкового корпуса) Жолудева и командира 41 ск Урбановича, посмотрел и изучил передний край и глубину обороны противника до 6 км. С НП лично дал Горбатову и Романенко подробные указания по планированию и организации взаимодействия на стыках подразделений.
7 июня. Разобрал план операции 1-го Белорусского фронта. Выехал в 65-ю армию Батова. Вместе с Рокоссовским и Яковлевым с наблюдательных пунктов командира 18 ск Иванова, командира 69 сд (стрелковой дивизии) Банковского и 44 гв. сд (гвардейской стрелковой дивизии) Петрова изучал передний край противника.
8 июня. Работал у командующего 2-м Белорусским фронтом Захарова и командующего 49-й армией Гришина… Подробно разобрался с противником. Дал практические указания по доразведке огневых точек противника, плохо изученных.
9 июня. С утре совместно с Гришиным, Яковлевым, Захаровым и Штеменко изучал передний край и глубину обороны противника с наблюдательного пункта командира 70 ск Терентьева…
13 июня. В ночь на 13.6. работал над вопросами применения артиллерии. Во второй половине дня со Штеменко и Яковлевым подробно рассмотрел окончательный план операции 2-го Белорусского фронта и сделал некоторые поправки.
19 июня. Разобрал с Новиковым, Скрипко, Худяковым и Яковлевым план действия авиации — Руденко, Вершинина и Голованова на 1-м и 2-м Белорусские фронтах; согласовали удары дальней и фронтовой авиации, увязали действия всей авиации с общим планом артиллерийского наступления по времени, целям и этапам прорыва, отработали вопросы маневра авиации Руденко, Вершинина и Голованова в общих интересах 1-го и 2-го Белорусских фронтов».
Жуков выполнил громадный объем работы, ему помогали представители Ставки, занимавшиеся специальными вопросами: по авиации — командующий ВВС маршал авиации А. А. Новиков, по артиллерии — начальник Главного артиллерийского управления маршал артиллерии Н. Д. Яковлев, начальник оперативного управления Генштаба генерал С. М. Штеменко.
Вот как запомнился Жуков в эти недели перед началом операции «Багратион» военачальникам фронта. Командующий 65-й армией П. И. Батов:
«На рассвете на КП армии в лес неожиданно приехал маршал Г. К. Жуков с командующим фронтом К. К. Рокоссовским. Первый вопрос представителя Ставки Г. К. Жукова:
— Когда последний раз были в войсках?
— Ночью.
— Где?
— В корпусе Иванова, на участке 69-й стрелковой дивизии.
— Покажите на карте.
— Вот, в этом районе болот.
Можно проехать?
— Местность открытая, периодически простреливается.
— Едем сейчас!
Что за срочность! Этого, конечно, не спросишь. Но ехать днем под огнем небезопасно…
— Если решено ехать, товарищ маршал, то весьма ограниченному кругу лиц. Интервал между машинами в две-три минуты.
От опушки лесного массива пошли пешком и вскоре укрылись в ходах сообщения. Г. К. Жуков и К. К. Рокоссовский одеты в черные кожаные регланы. Да, не совсем подходящая для переднего края одежда! Я шел впереди. На душе было тревожно. К счастью, немцы вели себя спокойно. Изредка пулеметные очереди перекликались. Рапорт командиров подразделений переднего края. Короткий приказ: оставаться на местах, заниматься своим делом.
Первая траншея. Жуков и Рокоссовский наблюдают в бинокль, оценивают местность и тактическую глубину немецкой обороны. Мелькнула мысль: «Ищут направление главного удара для войск армии и фронта. Если так, то мы не зря здесь поработали!»
Внимание Жукова привлек именно этот болотистый район, где немцы ничего не ожидали. А в болотах уже частично уложили и замаскировали гати для прохода танков через топи. Жуков проверил, как танки преодолевали эти участки, что, отметил Батов, ему «пришлось по душе». Оперативная группа Жукова разместилась на КП армии, заняв 29 блиндажей. Рядом был построен макет полосы наступления, на котором проиграли предстоящую армии операцию. «У ящика с песком, — писал Батов, — вместе с офицерами и генералами армии работали Г. К. Жуков и К. К. Рокоссовский и генералы из их оперативных групп».
Жукову армия была обязана, что родился план операции в двух вариантах. Он заметил: «Наступление, возможно, будет развиваться стремительно, армия выйдет к Бобруйску не на восьмые, а на шестые сутки или даже раньше. Учтите это и планируйте два варианта — ускоренный и обычный». Коль скоро танковые соединения вводились в бой через болота, Жуков придирчиво проверял, каков порядок переправы артиллерии и танков, точны ли расчеты на прочность гатей. Генерал. командовавший инженерными войсками, едва успевал отвечать. Общая картина удовлетворила Жукова. Он бросил: «Это похоже на инженерную операцию».
В 3-й армии генерала А. В. Горбатова Жуков начал с того, что обошел весь передний край. На созванном им совещании выявились резкие разногласия между планами фронта и армии. Штаб фронта предписывал наносить основной удар с плацдарма на реке Друть. Опытнейший военачальник Горбатов указал: перед плацдармом у врага сплошные минные поля, проволока в пять-шесть рядов, огневые точки в стальных колпаках и бетоне. Он стоял на том, чтобы провести операцию правее и левее плацдарма, то есть начать ее форсированием реки. К этому времени Горбатов накопил внушительный опыт успешного применения этого оперативно-тактического приема. Несколько раз на долгом пути на Запад его войска уже опрокидывали врага внезапным форсированием рек.
Жуков оказался в сложном положении — нужно было выбирать между предложениями двух военачальников, которых он высоко ценил и глубоко уважал, — Горбатова и Рокоссовского. Для Георгия Константиновича не имела значения разница в их служебном положении. Горбатов, заметил Жуков, «вполне мог бы успешно справиться и с командованием фронта. Но за его прямоту, за резкость суждений он не нравился высшему руководству. Особенно против него был настроен Берия, который абсолютно незаслуженно продержал его в тюрьме несколько лет». Так мнению кого — Горбатова или Рокоссовского — отдать предпочтение? К тому же если фронт планировал выйти на рубеж Березины на девятый день операции, а армия на седьмой.
Жуков с пристрастием буквально допросил двух командиров корпусов. Они, заметил Горбатов, «преодолевая некоторую боязнь перед таким большим начальником», доложили — лучше план армии. «Как вижу, вы все смотрите в рот Горбатова, а своего мнения не имеете!» — резко закончил разговор Жуков. При завершении разбора предстоявшей операции он, не оспаривая мнения фронта, заключил, что «где развивать успех, на правом или левом фланге, будет видно в ходе прорыва». Наносить ли основной удар с плацдарма или нет, он оставил на усмотрение руководителей операции. Подчеркнуто промолчал об этом в заключительных замечаниях. Решение, вероятно, вынужденное, Жукову пришлось положиться на суд событий, чтобы не наносить накануне ответственнейшей операции ущерба авторитету командования фронта.