устить, чтобы подрастающее поколение узнало правду о Второй мировой войне и решающей роли Красной Армии в разгроме фашистской армии Германии и пособников этого преступного режима – бандеровцев и изменивших своей родине поляков. Но существует вечный и неумолимый суд истории, который ниспровергает и тех и других с неправедно возведенных для них постаментов. В войнах далекого и близкого прошлого не было ни одной войны без подкупа и предательства должностных лиц государства, и счастлива судьба нашей армии и страны, что измена в высших военных эшелонах авиации была своевременно вскрыта и решительно пресечена Сталиным в первые же ее дни.
Предавших свое отечество в Красной Армии оказались единицы. Помимо ряда генералов ВВС, разоблаченных в первые дни войны, и руководства Западного фронта во главе с генералом армии Павловым, изменили родине начальник оперативного отдела Северо-Западного фронта генерал Ф.И. Трухин, перебежавший на сторону немцев в начале войны, а позже генерал А. Власов, командовавший 2‑й ударной армией. К высшей мере наказания был приговорен и начальник штаба Северо-Западного фронта генерал-лейтенант П.С. Кленов, обвиненный в связях с троцкистами и проявивший бездеятельность в подготовке войск фронта к войне. Основные лица из «пятой колонны» были выбиты из органов советской власти и армии за несколько лет до начала войны.
В августе 1941 года Джозеф Э. Дэвис, американский посол в СССР, анализируя обстановку в нашей стране, докладывал своему руководству: «В России не было людей так называемой „внутренней агрессии“, действовавшей согласованно с немецким верховным командованием. В 1939 году поход Гитлера на Прагу сопровождался активной поддержкой со стороны генлейновских организаций. То же самое можно сказать о гитлеровском вторжении в Норвегию. Но в России не оказалось судетских генлейнов, словацких тиссо, бельгийских дегрелей или норвежских квислингов. Все это фигурировало на процессах 1937 и 1938 годов, на которых я присутствовал, лично следя за их ходом. Вновь пересмотрев отчеты об этих процессах и то, что я сам тогда писал… я вижу, что, по существу, все методы действий немецкой „пятой колонны“, известные нам теперь, были раскрыты и обнажены признаниями саморазоблачившихся русских квислингов… Теперь совершенно ясно, что все эти процессы, чистки и ликвидации, которые в свое время казались такими суровыми и так шокировали весь мир, были частью решительного и энергичного усилия сталинского правительства предохранить себя не только от переворота изнутри, но и от нападения извне. Оно основательно взялось за работу по очистке и освобождению страны от изменнических элементов. Все сомнения разрешились в пользу правительства. В России не оказалось представителей „пятой колонны“ – они были расстреляны. Чистка навела порядок в стране и освободила ее от измены»115.
…До штабов 6‑й и 5‑й армий фронта, принявших на себя первый удар гитлеровской армии, Г. Жуков убыл на машине – самолетом было нельзя, в небе безраздельно господствовала немецкая авиация. Тревожно было на душе у генерала армии, так как он понимал, что без поддержки авиации ни одной боевой задачи войска фронта выполнить не могли – он знал это по опыту боев на Халхин-Голе.
По прибытии в штабы и войска армий, отражавших все возраставшую мощь группы армий «Юг», Г. Жуков сразу заметил, что и здесь ход событий шел не так, как их предполагали накануне войны. Немецко-фашистские войска теснили наши приграничные армии, но здесь не было ощущения разгрома и неразберихи, что было характерно для Западного фронта. Но и приходившие в штаб фронта директивы наркома обороны маршала С. Тимошенко по сложившейся обстановке были невыполнимы. Полная неясность обстановки, длившаяся на фронтах и в Генштабе в течение нескольких дней, не дала возможность наркомату обороны и образовавшейся 23 июня Ставке Главного Командования во главе с маршалом С. Тимошенко принять другое решение – перейти к стратегической обороне, к которой нужно было прибегнуть в первый же день войны.
Так, вечером 22 июня генерал Кирпонос получил задачу силами двух общевойсковых армий, не менее пяти механизированных корпусов и всей авиации фронта при поддержке авиации дальнего действия нанести удары по сходящимся направлениям на Люблин, окружить и уничтожить группировку противника, наступавшую на фронте Владимир-Волынский – Крыстынополь, и к исходу 24 июня овладеть районом Люблина. Это был тот план, остававшийся практически неизменным с 1939 года и при Шапошникове и Мерецкове, и он был весь пропитан наступательным духом, в то время как войска отчаянно оборонялись на всех стратегических направлениях.
Требования Главного Командования разгромить люблинскую группировку противника в той обстановке, которая сложилась к исходу первого дня войны на Украине, не соответствовали реальности. План нанесения концентрических ударов по немецким войскам уже невозможно было исполнить – во фронте не было авиации, о масштабах разгрома которой знали лишь немногие. Основные силы фронта, в том числе наиболее укомплектованные и сильные 4‑й и 8‑й механизированные корпуса, находились на львовском выступе, а группа армий «Юг» главный удар наносила в обход его с севера. Жукову удалось по первым отрывочным боевым сводкам из армий и чутьем опытного полководца определить, что главный удар гитлеровское командование наносит не на краковском, а на луцком направлении, там, где его не ожидали, и против двух советских стрелковых дивизий на этом направлении гитлеровское командование бросило 8 пехотных и 3 танковые дивизии. Целью удара группы армий «Юг» было охватывающим ударом от Припятских болот на Киев, а затем поворотом на юг вдоль Днепра, окружить основные силы Юго-Западного фронта, перерезав при этом коммуникации Южного фронта, и вспомогательным ударом на Львов (и далее) замкнуть советские войска в кольцо на правобережной Украине. Выход к Киеву гитлеровским командованием планировался на 3–4‑й день, окружение на 7–8‑й день.
До войны штабом фронта считалось наиболее опасным для вторжения немецкой армии краковско-львовское направление116, и в этом регионе располагались основные силы фронта, а люблинско-луцкому направлению не придавали значения, хотя после оккупации гитлеровской армией Польши здесь образовался довольно глубокий выступ на восток, нависая с севера над Львовом, на угрозу которого нельзя было не обратить внимания. В подтверждение этого неверного взгляда ссылались на то, что на этом направлении со стороны запада слабо развиты коммуникации и подходы.
Поэтому Г. Жуков не стал придерживаться довоенного замысла и в директиву, готовившуюся наркомом обороны для войск, он успел через генерала Ватутина внести изменения, чтобы ответный удар войска фронта наносили не на краковском, а на луцком направлении, там, где разворачивались основные события. Это было тем более необходимо, что Г. Жуков уже знал о тяжелом положении, сложившемся в полосе Западного фронта, и сильный удар Юго-Западного фронта в направлении Люблина мог отвлечь часть немецких сил, действовавших в Белоруссии.
Во исполнение приказа наркома обороны командующий фронтом наметил создать две ударные группировки: северную – 22‑й, 9‑й и 19‑й механизированные и 19‑й стрелковый корпуса – в районе Луцка; южную – 4‑й, 8‑й, 15‑й механизированный и 37‑й стрелковый корпуса – в районе Броды. Таким образом, планировалось нанести удар в общем направлении на Сокаль одновременно силами 24 дивизий, из которых 18 были танковыми и механизированными. В шести механизированных корпусах имелось около 4000 танков! – больше чем во всей группе армий «Юг». Выполнение всех этих задач осложнялось рядом обстоятельств. Механизированные корпуса находились от района боевых действий на удалении от 200 до 400 км, и требовалось время на их сосредоточение. Поэтому советское наступление могло быть начато не ранее утра 25 июня. Г. Жуков немедленно убыл сначала в 5-ю, а потом в 6-ю армию и уже там, перемещаясь из одного механизированного корпуса в другой, отрабатывал взаимодействие, чтобы максимально привлечь для нанесения контрудара все силы, имеющиеся на этом направлении.
Но главной причиной, по которой не были достигнуты цели контрудара, было слабое, а то и полное отсутствие управления корпусами и дивизиями и недооценка командирами всех рангов роли взаимодействия между всеми родами войск и специальными войсками. В первых боях начального периода войны, как и в начале советско-финляндской войны, танкисты и пехота, артиллеристы и летчики действовали не согласованно, а порознь, и только врожденное мужество и смелость, готовность к самопожертвованию солдат и офицеров Красной Армии как-то компенсировали отсутствие прочной связи между ними, но не могло обеспечить победу. Г. Жуков метался из армии в армию, из штаба фронта в штабы корпусов, чтобы наладить управление и взаимодействие между корпусами, но то, что не было сделано и не отработано в мирное время, нельзя было быстро устранить во время войны. «Никто не объединял действия этих корпусов… Они вводились в бой разрозненно и с ходу, без учета состояния войск»117.
Только утром 25 июня штабу фронта, при полной поддержке Г. Жукова, удалось нанести контрудар силами 8-го и 15-го механизированных корпусов, другие корпуса к району сражения не подошли. Враг не ждал этого контрудара, его 57‑я пехотная дивизия, прикрывавшая фланг 48-го танкового корпуса, была сметена, и командующий 1‑й танковой группы генерал Клейст был вынужден ввести в сражение свои резервы. В первые два дня контрнаступления чаша весов колебалась: успехов добивалась то одна сторона, то другая. На четвертый день советским танкистам, несмотря на все осложняющие факторы, удалось добиться успеха, на некоторых участках отбросив врага на 25–35 километров. В треугольнике Луцк – Дубно – Броды 1500 танков пяти советских механизированных корпусов противостояли примерно 800 немецким танкам. Юго-Западный фронт потерял в этом сражении более тысячи своих танков (в основном брошенных от нехватки горючего и поломок), а немцы – меньше сотни своих, что «показывает превосходство боевой подготовки немецких экипажей и командования, которым помогало полное господство в воздухе»