6 октября ударные танковые группировки немцев вышли к Вязьме, и значительной части войск Западного фронта грозило окружение. Выйдя на оперативный простор, немецко-фашистские войска двигались по тылам. К 6 октября 4‑я немецкая танковая армия через Спас – Демянск вышла к Вязьме, где соединилась с 3‑й танковой армией, наступавшей из района Духовщина. В третий раз с начала войны советский стратегический фронт был прорван сразу на нескольких участках, и на третьи сутки гитлеровским войскам удалось окружить главные силы Западного, Резервного и Брянского фронтов. Во вражеские котлы под Брянском и Вязьмой попали 7 из 15 управлений армий, 64 из 95 дивизий, и 11 из 13 танковых бригад. В обороне образовалась 500-километровая брешь, и закрыть ее было нечем, так как все стратегические резервы Ставкой были израсходованы для восстановления обороны на киевском направлении. В результате все пути на Москву оказались открытыми. Общее превосходство противника в силах и средствах над остатками трех фронтов возросли с 1,4–2,5 раза в начале сражения, до 7–9 раз к середине октября.
Это катастрофа была пострашнее катастрофы, случившейся 22 июня, когда фашистская Германия напала на Советский Союз. Тогда разгрому подверглись три армии Западного фронта, и после войны некоторые маршалы и генералы вину за это поражение и за весь неудачный для советских войск начальный период войны возложили на Сталина, сняв с себя всякую ответственность за неготовность Красной Армии к войне. Возложить вину за окружение и разгром советских войск в Вяземском и Брянском котлах на Сталина те же маршалы и генералы не решились, и они пошли по пути умолчания этой трагедии, не называя виновных и, главное, не вскрывая причин, которые к этому привели. Ведь в начале октября 1941 года никакой внезапности не было – и Ставка, и командующие фронтов ожидали наступления немцев; в отличие от первого дня войны, все войска на западном направлении располагались на хорошо подготовленных оборонительных позициях – и в первый же день не выдержали силы ударов противника. Вновь оправдалось массированное применение фашистским командованием танков на узком участке фронта, и вновь советское командование оказалось неспособным ему противостоять. По-прежнему плохо изучался противник и местность, на которой он мог массированно применить свои танки и бронеавтомобили, по-прежнему фронтовые и противотанковые резервы равномерно распределялись по всему фронту, а не на тех направлениях, где можно было ожидать главного удара врага. Командование Западного, Резервного и Брянского фронтов в ожидании неизбежного удара врага весь сентябрь занималось укреплением обороны и не позаботилось даже отработать планы отвода войск на ржевско-вяземский оборонительный рубеж, а при угрозе окружения – и дальше на восток.
«Вечером 5 октября Жукова вызвал к аппарату Бодо Сталин и спросил:
– Товарищ Жуков, не можете ли вы незамедлительно вылететь в Москву? Ввиду осложнения обстановки на левом крыле Резервного фронта, в районе Юхнова, Ставка хотела бы с вами посоветоваться.
Жуков ответил:
– Прошу разрешения вылететь утром 6 октября.
– Хорошо, – согласился Сталин. – Завтра днем ждем вас в Москве.
Однако ввиду некоторых важных обстоятельств, возникших на участке 54‑й армии, 6 октября Жуков вылететь не смог, о чем доложил Верховному.
Вечером вновь позвонил Сталин:
– Как обстоят у вас дела? Что нового в действиях противника?
– Немцы ослабили натиск. По данным пленных, их войска в сентябрьских боях понесли тяжелые потери и переходят под Ленинградом к обороне. Сейчас противник ведет артиллерийский огонь по городу и бомбит его с воздуха.
Доложив обстановку, Жуков спросил Верховного, остается ли в силе его распоряжение отбыть в Москву.
– Да! – ответил Сталин. – Под Москвой сложилась очень тяжелая обстановка, и вам надлежит немедленно вылететь в Москву».
Сталин сразу осознал всю угрозу этого наступления – связи с фронтами не было, и Генеральному штабу общую трагическую обстановку удавалось узнавать из переговоров со штабами отдельных армий, сумевших сохранить связь. Масштабы крушения были таковы, что нужно было создавать новый фронт на подступах к Москве. Вечером 5 октября состоялось заседание Государственного комитета обороны, на котором было принято специальное решение по защите столицы. Главным рубежом сопротивления была определена Можайская линия обороны, проходившая от Волоколамска до Калуги. Сюда были брошены все имеющиеся резервы Ставки и перенацелены три дальневосточные дивизии, направлявшиеся на Северо-Западный фронт для прорыва блокады Ленинграда151. Угроза столице была настолько серьезной, что Сталин в тот же день потребовал от начальника Генерального штаба маршала Б. Шапошникова в сжатые сроки отрекогносцировать государственные оборонительные рубежи восточнее Москвы и продумать выделение сил для их строительства.
Принимая Жукова в своей кремлевской квартире, недомогавший Сталин не скрывал своей тревоги от сложившейся тяжелой обстановки под Москвой: «Я не могу добиться исчерпывающего доклада об истинном положении дел. А не зная, где и в какой группировке наступает противник и в каком состоянии находятся наши войска, мы не можем принять никаких решений. Поезжайте сейчас же в штаб Западного фронта, тщательно разберитесь в положении дел и позвоните мне оттуда в любое время суток. Я буду ждать». Это дословно приведенное высказывание Сталина высвечивает всю опасность, нависшую над столицей, и раскрывает начало той титанической работы, какую предстояло выполнить Г. Жукову по организации отпора врагу на подступах к Москве. Ему нужно было заново воссоздавать Западный фронт, на который возлагалась историческая миссия – оборона столицы нашей Родины.
7 октября в вечерней сводке Совинформбюро впервые было сообщено о тяжелых боях под Вязьмой. А уже 9 октября Геббельс заявил по немецкому радио, что «исход войны решен и с Россией покончено». Все немецкие газеты пестрели заголовками: «Прорыв центра Восточного фронта», «Результат похода на Восток решен», «Последние боеспособные советские дивизии принесены в жертву». 9 октября 1941 года, через неделю после начала наступления на Москву, сам Гитлер, выступая по радио, провозгласил крах Советского Союза. «Я заявляю сегодня и говорю это без всяких оговорок, – вещал он, – что враг на Востоке повержен и никогда не поднимется вновь… Позади линии наших войск уже лежит пространство, в два раза превышающее территорию рейха, когда я пришел к власти»152. А 18 октября он же издал приказ: «Капитуляцию Ленинграда и Москвы не принимать, даже если она будет предложена»153.
8 и 9 октября Г. Жуков, перемещаясь днем и ночью по Московской и Калужской областям, изучал обстановку, побывал на Можайской линии обороны и в штабе Западного фронта. Там работала чрезвычайная комиссия ГКО во главе с В. Молотовым и К. Ворошиловым, расследующая катастрофу советских войск под Вязьмой, чтобы разобраться в ее причинах и вынести из нее уроки на будущее. Тот, кто не учится на ошибках, будет их снова и снова повторять. Г. Жуков с присущей ему быстротой сразу вскрыл все главные ошибки в построении обороны войск Западного и Резервного фронтов. «Командование фронтов, – вспоминал он, – будучи предупрежденным Ставкой о сосредоточении крупных группировок немецких войск, не проследило своей разведкой, в каких исходных районах и на какое направление выдвигаются главные силы противника, в результате чего не были определены силы и направление противником главных ударов. Не определив направление главных ударов врага, командование фронтов своевременно не сосредоточило на угрожаемых участках необходимые силы и средства для построения там более глубокой обороны. Не были подтянуты туда и резервы… Это окружение можно было предотвратить, ведь фактор внезапности наступления немцев полностью отсутствовал»154.
Анализируя ошибки командующих фронтами и их штабов, Г. Жуков справедливо отмечал, что вряд ли стоило ожидать, что противник будет наступать в пределах фронтов на 5–6 направлениях, как наступали наши армии в Смоленском сражении – каждая на своем оперативном направлении. Среди всех возможных направлений ударов надо было выбрать наиболее опасные для наших войск и, значит, наиболее выгодные для врага, чтобы противопоставить ему наиболее сильную противотанковую оборону. Каждый фронт ожидал наступления гитлеровских войск на 5–6 направлениях, а подлинные участки прорыва нашей обороны так и не были определены, и потому командующие всех рангов раздробили свои силы, выделив на каждое из них дополнительные силы, а на выход их в исходное положение для нанесения контрударов по прорвавшемуся противнику отводилось очень много времени – от 2 до 3 суток. При этом совершенно не была учтена пробивная сила танковых соединений вермахта, их скорость продвижения и господство в воздухе немецкой авиации. Не были приняты меры по подготовке и оборудованию запасных командных пунктов управления. Устойчивость системы управления войсками была низкая. Западный и Резервный фронты не только потеряли управление с армиям, они не имели даже связи с Москвой. И здесь немцы повторили свой испытанный прием – удары авиацией по заранее разведанным пунктам управления и штабам всех уровней. Даже проводная «армия – фронт – Ставка» с началом наступления противника была выведена из строя практически полностью. Особо следует отметить, что ведение разведки в первые месяцы войны для многих наших командующих армиями и фронтами, да и для всех остальных командиров Красной Армии, было самым слабым местом в их деятельности. Понадобилось испить горькую чашу поражений в нескольких крупных сражениях и понести много жертв, прежде чем все командующие и командиры всех рангов усвоили одну простую истину: без хорошо поставленной разведки противника, без привлечения в ее ряды самых способных и сильных людей, без внимания к ней первых лиц в армии – нельзя рассчитывать на победу над врагом.
Здесь же, общаясь с членами государственной комиссии, Г. Жуков встал на защиту генерала И. Конева, предложив его оставить в составе штаба фронта, а уже позже, когда он был назначен командующим Западного фронта, он попросил Верховного Главнокомандующего И. Сталина назначить И. Конева его заместителем.