атилась проволочная связь со всеми армиями. Для ее восстановления были высланы подразделения. Связь была восстановлена через 30–40 минут. Выяснилось, что были вырезаны провода, а на линии Барановичи – Волковыск были спилены столбы. Также отмечалось, что в третьем часу ночи в районах Волковыска и Гродно диверсантами были выведены из строя электростанции… [96]
Распоряжение командующего войсками Белорусского Особого военного округа о приведении войск в полную боевую готовность было передано в корпуса и некоторые дивизии в 3 часа 30 минут. В нем указывалось, что необходимо «бесшумно» вывести из Брестской крепости 42-ю стрелковую дивизию и привести в боевую готовность 14-й механизированный корпус. Авиацию разрешалось перебазировать на полевые аэродромы [97].
Но эти распоряжения касались только армий прикрытия государственной границы. Другие соединения и части в отношении угрозы нападения Германии на СССР заблаговременно штабом округа сориентированы не были. Так, командир 100-й стрелковой дивизии, дислоцировавшейся в районе Минска в небольшом городке Уручье, генерал-майор И.Н. Руссиянов в своей книге «В боях рожденная» пишет, что в ночь на 22 июня 1941 года его соединение и сам он занимались обычными делами.
Уже в первые часы нападения противника проводная связь штаба округа со штабами 3, 4, 10-й армий была прервана, и восстановить ее до отхода на территорию Восточной Белоруссии не удалось.
Позже командир 100-й стрелковой дивизии генерал И.Н. Руссиянов вспоминал, что с целью уяснения обстановки и боевой задачи в полдень 22 июня 1941 года выехал с Уручья в Минск в штаб округа. В частности, он пишет:
«С трудом добрались мы до здания штаба и увидели, что оно частично разрушено. Никого из начальствующего состава на месте не оказалось. Где же генерал Павлов? Как с ним связаться?»
И.Н. Руссиянов разыскал командующего на запасном командном пункте. Там же находились заместитель наркома обороны СССР Маршал Советского Союза Б.М. Шапошников и первый секретарь ЦК КП(б) Белоруссии П.К. Пономаренко. Командующий неожиданно поставил задачу 100-й стрелковой дивизии создать фронт обороны вокруг Минска шириной до 100 километров.
«Когда командующий поставил задачу дивизии, я даже опешил», – признается И.Н. Руссиянов. Но Пономаренко его несколько успокоил, посоветовав действовать, исходя из обстановки [98].
Бывший начальник оперативного отдела штаба Западного фронта позже утверждал, что «распоряжение о вскрытии пакета с планом обороны было отдано штабом округа к исходу 21 июня. К этому времени, на основании ряда отдельных распоряжений Генерального штаба, на 400-километровом фронте вдоль государственной границы, на расстоянии от 8 до 30 километров от нее, было полностью сосредоточено 30 стрелковых дивизий, а 14-я и 113-я стрелковые дивизии были на подходе к району Наревка-Мала (северо-западная опушка Беловежской пущи). На глубине 250–300 километров находилось еще шесть стрелковых дивизий. Но оборона границы до начала боевых действий не занималась.
К началу удара авиации и артиллерийской подготовки противника (3.50-4.00 22 июня) успели развернуться и занять оборону на государственной границе: в 3-й армии – управление 4-го стрелкового корпуса, 27-я и 56-я стрелковые дивизии; в 10-й армии – управления 1-го и 5-го стрелковых корпусов, 2, 8, 13 и 86-я стрелковые дивизии; в 4-й армии – 6-я и 75-я стрелковые дивизии. 49-я стрелковая дивизия 4-й армии оказалась на направлении главного удара 2-й танковой группы (до 3000 танков), и в первые часы войны штаб фронта о ней не имел никаких сведений. Только к исходу дня стало известно, что эта дивизия ведет бой на западной опушке Беловежской Пущи.
Удар этой же танковой группы захватил 113-ю стрелковую дивизию на марше в районе Нарев. Дивизия, будучи внезапно атакована на ходу, понесла большие потери и отошла в Беловежскую Пущу. Командир дивизии был ранен и попал в плен. 6-я кавалерийская дивизия оказалась связанной боем в районе Ломжа» [99].
С началом войны командование Западного фронта пыталось разобраться с обстановкой, но в условиях потери связи с армиями сделать это было невозможно.
Положение войск фронта серьезно осложняла неопределенность задач, поставленных директивой НКО № 1. Дело в том, что командующие фронтами и армиями должны были сами определить, являются ли провокацией начавшиеся боевые действия. Над командующими довлело указание Центра – не поддаваться ни на какие провокации. Вот почему, подняв по тревоге войска, они медлили с приказами о решительном отпоре. Командармы, а тем более командиры корпусов, дивизий и полков вынуждены были действовать на свой страх и риск.
В то же время Генеральный штаб постоянно требовал обстоятельных докладов. Выполняя эти требования, во второй половине дня 22 июня 1941 года в Москву из Минска было направлено первое боевое донесение. В этом донесении, в частности, указывалось:
«Первое. Противник крупными силами форсировал р. Неман… и развивает наступление в направлении Поречье. Противостоявший полк 56-й стрелковой дивизии почти полностью уничтожен. В районе Граево высажен десант противника. Левый фланг 3-й армии к 13 часам держится прочно.
Второе. Командиру 21-го стрелкового корпуса отдано приказание 17-ю и 37-ю стрелковые дивизии сосредоточить в районе Поречье, Озеры, Скидель, Острына с задачей совместно с танковой дивизией восстановить положение на восточном берегу р. Неман.
Третье. Ввиду потери связи с 10-й армией в Белосток вылетел заместитель командующего войсками И.В. Болдин с задачей установить положение на фронте 10-й армии и в зависимости от обстановки использовать 6-й механизированный корпус на гродненском и брестском направлениях.
Четвертое. По радиодонесению части 4-й армии отошли на меридиан Жабинка. Подробностей не доложено.
Пятое. 155-я стрелковая дивизия из района Нов. Барановичи к утру 25 июня сосредотачивается в районе Мочулино. 55-я стрелковая дивизия из района Слуцк перебрасывается автотранспортом в район Береза» [100].
Судя по этому донесению, к тому времени штаб Западного фронта уже достаточно хорошо знал обстановку и прочно управлял большей частью подчиненных войск. А в случае потери управления – немедленно применялись эффективные меры к его восстановлению.
В этот же первый день войны штаб Западного фронта направляет директиву командующему 4-й армией с требованием решительно уничтожать «прорывающиеся и прорвавшиеся банды противника, для чего в первую очередь использовать корпус С.И. Оборина (14-й механизированный корпус). В отношении действий руководствуйтесь красным пакетом».
Ниже говорилось: «Делегатов на самолетах присылать прямо в штаб округа или до ближайшей переговорной телеграфной и телефонной станции». Затем командующий фронтом признавался, что не имеет связи с командующим 10-й армией, и требовал от командующего 4-й армией установить связь с этим объединением с помощью делегата, с тем чтобы получить информацию о положении войск 10-й армии [101].
Оперативная сводка № 1 штабом Западного фронта была составлена только к 22 часам 22 июня 1941 года. В ней сообщалось, что в течение дня 22 июня части фронта вели сдерживающие бои и, оказывая упорное сопротивление противнику, к 17 часам отошли на рубеж Кельбасин, Осовец, Ломжа, Бельск. Наиболее сильные удары противника были направлены на Гродно и Бельск. В результате этих боев, по докладу командующего 3-й армией, практически была разгромлена ее 56-я стрелковая дивизия. От 8, 13, 86 и 113-й стрелковых дивизий 10-й армии сведений в течение дня не поступало. Данных о положении частей на левом фланге армии нет. В течение дня связь с армиями работала с большими перебоями. Оперативных сводок от армий фронта за первый день боя к 19 часам 30 минутам не поступало. Данных о потерях и трофеях нет [102].
Уже в первый день войны в небе над пограничными районами в полосе Западного фронта разгорелись ожесточенные бои. Летчики фронта вели ожесточенную борьбу, стремясь вырвать у противника инициативу и не дать ему возможность захватить господство в воздухе. Однако задача эта оказалась непосильной. Ведь в первый же день войны Западный фронт лишился 738 боевых машин, что составляло почти 40 % численности самолетного парка. Узнав о потерях, командующий ВВС фронта генерал И.И. Копец, человек храбрый, что в свое время он с успехом доказал, сражаясь в небе республиканской Испании, застрелился.
Запоздалый выход навстречу наступавшему противнику вынуждал советские войска вступать в бой с ходу, по частям. На направлениях ударов агрессора подготовленных рубежей им достичь не удалось, а значит, и сплошного фронта обороны не получилось. Встретив сопротивление, противник быстро обходил советские части, атаковал их с флангов и тыла, стремился продвинуть свои танковые дивизии как можно дальше в глубину. Положение усугубляли выброшенные на парашютах диверсионные группы численностью от нескольких десятков до двухсот человек, а также устремившиеся в тыл автоматчики на мотоциклах, которые выводили из строя линии связи, захватывали мосты, аэродромы, другие военные объекты. Мелкие группы мотоциклистов вели беспорядочную стрельбу из автоматов, чтобы создать у оборонявшихся видимость окружения. При незнании общей обстановки и потере управления их действия нарушали устойчивость обороны советских войск, вызывая панику.
В результате внезапного удара противника многие стрелковые дивизии первого эшелона армий с первых же часов были расчленены, некоторые оказались в окружении. Связь с ними прервалась. К 7 часам штаб Западного фронта не имел проводной связи даже с армиями.
Командование Западного фронта за весь первый день войны не получило ни одного донесения из армий. На основании весьма отрывочных данных начальник штаба фронта генерал Климовских сделал ошибочный вывод, что 3-я и 10-я армии к концу дня отошли, а 4-я армия продолжает удерживать свой рубеж на границе. Именно так он и сообщил Генеральному штабу в 22 часа, хотя к тому времени 4-я армия также оказалась отброшенной от границы на 25–30 км, а передовые танковые части немцев прорвались еще глубже – на 60 км. По сути, Климовских своим докладом ввел Генеральный штаб в заблуждение. К сожалению, командование фронта не осознало угрозы, нависшей над его войсками на брестском направлении. Его больше беспокоило положение под Гродно, где к концу дня определился глубокий охват белостокского выступа с севера.