Жуков, ознакомившись с обстановкой и переговорив с Рокоссовским, позвонил Сталину и попросил разрешения прекратить наступление на участке 1-го Белорусского фронта — оно было явно бесперспективным из-за большой усталости войск и значительных потерь. Георгий Константинович просил также отдать приказ о переходе войск правого крыла 1-го Белорусского и левого крыла 2-го Белорусского фронтов к обороне, чтобы предоставить им отдых и произвести пополнение. Сталина такой поворот событий не устраивал, и он приказал Жукову вместе с Рокоссовским прибыть в Ставку ВГК.
При изложении дальнейших событий воспользуемся мемуарами Жукова.
В кабинете И. В. Сталина находились А. И. Антонов, В. М. Молотов, Л. П. Берия и Г. М. Маленков.
Поздоровавшись, Сталин сказал:
— Ну, докладывайте!
Жуков развернул карту и начал докладывать. Сталин стал заметно нервничать: то к карте подойдет, то отойдет, то опять подойдет, пристально всматриваясь своим колючим взглядом то в Жукова, то в карту, то в Рокоссовского. Даже трубку отложил в сторону, что бывало всегда, когда он начинал терять хладнокровие и контроль над собой.
— Товарищ Жуков, — перебил Георгия Константиновича Молотов, — вы предлагаете остановить наступление тогда, когда разбитый противник не в состоянии сдержать напор наших войск. Разумно ли ваше предложение?
— Противник уже успел создать оборону и подтянуть необходимые резервы, — возразил Жуков. — Он сейчас успешно отбивает атаки наших войск. А мы несем ничем не оправданные потери.
— Жуков считает, что все мы здесь витаем в облаках и не знаем, что делается на фронтах, — иронически усмехнувшись, вставил Берия.
— Вы поддерживаете мнение Жукова? — спросил Сталин, обращаясь к Рокоссовскому.
— Да, я считаю, надо дать войскам передышку и привести их после длительного напряжения в порядок.
— Думаю, что передышку противник не хуже вас использует, — сказал Иосиф Виссарионович. — Ну, а если поддержать 47-ю армию авиацией и усилить ее танками и артиллерией, сумеет ли она выйти на Вислу между Модлином и Варшавой?
— Трудно сказать, товарищ Сталин, — ответил Рокоссовский. — Противник также может усилить это направление.
— А вы как думаете? — обращаясь к Жукову, спросил Верховный.
— Считаю, что это наступление нам не даст ничего, кроме жертв, — снова повторил Георгий Константинович. — А с оперативной точки зрения нам не особенно нужен район северо-западнее Варшавы. Город надо брать обходом с юго-запада, одновременно нанося мощный рассекающий удар в общем направлении на Лодзь — Познань. Сил для этого сейчас у фронта нет, но их следует сосредоточить. Одновременно нужно основательно подготовить к совместным действиям и соседние фронты на берлинском направлении.
— Идите и еще раз подумайте, а мы здесь посоветуемся, — неожиданно прервал Жукова Сталин.
Жуков и Рокоссовский вышли в библиотечную комнату и опять разложили карту. Георгий Константинович спросил Рокоссовского, почему он не отверг предложение Сталина в более категорической форме. Ведь ему-то было ясно, что наступление 47-й армии ни при каких обстоятельствах не могло дать положительных результатов.
— А ты разве не заметил, как зло принимались твои соображения, — ответил Константин Константинович. — Ты что, не чувствовал, как Берия подогревает Сталина? Это, брат, может плохо кончиться. Уж я-то знаю, на что способен Берия, побывал в его застенках.
Через 15–20 минут в библиотечную комнату вошли Берия, Молотов и Маленков.
— Ну как, что надумали? — спросил Маленков.
— Мы ничего нового не придумали. Будем отстаивать свое мнение, — ответил Жуков.
— Правильно, — сказал Маленков. — Мы вас поддержим.
Вскоре всех снова вызвали в кабинет Сталина, который сказал:
— Мы тут посоветовались и решили согласиться на переход к обороне наших войск. Что касается дальнейших планов, мы их обсудим позже. Можете идти.
Все это было сказано далеко не дружелюбным тоном. Сталин почти не смотрел на Жукова и Рокоссовского, что было нехорошим признаком.
К. К. Рокоссовский в своей книге «Солдатский долг» излагает все это несколько проще. В конце сентября им было принято решение прекратить наступление из-за отсутствия достаточных сил и средств для его дальнейшего ведения. «Вернувшись на фронтовой КП, — пишет Константин Константинович, — связался с Москвой. Доложил о моем решении прекратить наступление. Сталин ответил не сразу, попросил немного подождать. Вскоре он снова вызвал меня к ВЧ. Сказал, что с предложением согласен. Приказал наступление прекратить, а войскам фронта перейти к прочной обороне и приступить к подготовке новой наступательной операции»{586}.
Немецкое командование объявило Варшаву крепостью. Все попытки войск Красной Армии и Войска Польского пробиться к городу успеха не имели. К концу сентября в Варшаве оставалось около 2,5 тыс. вооруженных людей, ведущих борьбу с немецкими частями в четырех отрезанных друг от друга районах. Население Варшавы голодало. Было ясно, что Армия Крайова овладеть городом не сможет и что рано или поздно Варшава будет освобождена Красной Армией. Генерал Бур-Комаровский решил прекратить борьбу и 2 октября подписал акт о капитуляции. В ходе боевых действий погибли 22 тыс. повстанцев, 5600 воинов Войска Польского и 180 тыс. жителей. В плен было захвачено 1,5 тыс. бойцов. Столица Польши была полностью разрушена. Советские войска, пробившиеся к Варшаве в августе — сентябре, потеряли убитыми, ранеными и пропавшими без вести 235 тыс. человек, Войско Польское — 11 тыс. человек. Немецкие потери при подавлении восстания составили 10 тыс. убитыми, 9 тыс. ранеными и 7 тыс. пропавшими без вести{587}.
Совещание, которое проводилось в кабинете Сталина, как мы знаем, завершилось тем, что Верховный главнокомандующий согласился с предложениями маршалов Жукова и Рокоссовского о переходе к обороне. Однако, если верить Георгию Константиновичу, с того времени наступила некоторая прохлада в отношении к нему Сталина. Жуков вспоминает, что на другой день после совещания Сталин позвонил ему в Наркомат обороны и спросил, как он смотрит на то, чтобы руководство всеми фронтами в дальнейшем передать в руки Ставки. «Я понял, что он имеет в виду упразднить представителей Ставки для координирования фронтов, и чувствовал, что эта идея возникла не только в результате вчерашнего нашего спора. Война подходила к концу, осталось провести несколько завершающих операций, и И. В. Сталин наверняка хотел, чтобы во главе этих операций стоял только он один»{588}.
Жуков ответил утвердительно. 26 октября решением Сталина Георгий Константинович был освобожден от руководства операциями 1-го Украинского фронта, но сохранил за собой руководство операциями 1 и 2-го Белорусских фронтов. 12 ноября Георгий Константинович назначается командующим 1-м Белорусским фронтом — фронтом, находившимся на берлинском направлении. Маршал Рокоссовский возглавил 2-й Белорусский фронт. Одновременно Жуков, как представитель Ставки, освобождался от руководства операциями 1 и 2-го Белорусских фронтов.
О своем решении Сталин объявил в присутствии двух маршалов. Рокоссовский спросил, за что такая немилость. И попросил оставить его на 1-м Белорусском фронте.
— На главное берлинское направление мы решили поставить Жукова, — сказал Сталин, — а вам придется принять 2-й Белорусский фронт.
— Слушаюсь, товарищ Сталин, — ответил Рокоссовский.
«Мне кажется, что после этого разговора между Константином Константиновичем и мною не стало тех теплых товарищеских отношений, — вспоминал Жуков, — которые были между нами долгие годы. Видимо, он считал, что я в какой-то степени сам напросился встать во главе войск 1-го Белорусского фронта. Если так, то это его глубокое заблуждение»{589}.
А вот мнение Рокоссовского. Когда Сталин спросил его, как он смотрит на кандидатуру Жукова, то Константин Константинович ответил: «…Кандидатура вполне достойная, что, по-моему, Верховный главнокомандующий выбирает себе заместителя из числа наиболее способных и достойных генералов, каким и является Жуков. Сталин сказал, что доволен таким ответом, и затем в теплом тоне сообщил, что на 2-й Белорусский фронт возлагается очень ответственная задача, фронт будет усилен дополнительными соединениями и средствами… Этот разговор по ВЧ происходил примерно 12 ноября, а на другой день я выехал к месту нового назначения. Маршал Жуков тогда еще не прибыл. Спустя некоторое время я решил встретиться с ним и попрощаться с товарищами. Был как раз праздник артиллерии, и мы провели вечер в тесной командирской семье. Высказано было много пожеланий. Тепло распрощавшись с Георгием Константиновичем и со своими сослуживцами, в бодром настроении я вернулся во 2-й Белорусский фронт…»{590}
До Берлина оставалось около 600 километров.
Взять Берлин первыми!
Сталин, освободив Жукова от руководства операциями трех фронтов (1-го Украинского, 1 и 2-го Белорусских), все-таки дал ему возможность проявить свой полководческий талант. 1-й Белорусский фронт, в командование которым Георгий Константинович вступил 15 ноября 1944 г., представлял собой мощный боевой организм, способный преодолеть любые преграды. В его состав к концу декабря входили 11 армий, в том числе две ударные, одна гвардейская, две танковые и одна воздушная, два гвардейских кавалерийских корпуса. О таком инструменте для проведения наступательных операций Жуков мог только мечтать в декабре 1940 г., когда на совещании высшего комсостава Красной Армии развивал свои идеи об ударных армиях и фронтовой операции.
Сталин, щадя самолюбие Жукова, вручил ему фронт, которому предстояло действовать на главном, берлинском направлении. Естественно, что это вызывало определенную зависть у других, не менее талантливых маршалов, привело к некоторому охлаждению после войны отношений между Георгием Константиновичем и его бывшими сослуживцами и подчиненными. Да и между ними не раз возникали острые споры по различным операциям прошедшей войны.