9 февраля Жуков докладывал Сталину:
«…По показанию пленных, за период боев в окружении войска противника понесли большие потери. В настоящее время среди солдат и офицеров чувствуется растерянность, доходящая в некоторых случаях до паники.
По Корсунь-Шевченковской. Видимо, противник готовился к последней попытке прорваться навстречу танковой группе, наступавшей на М. Боярку. Для обеспечения этого направления к утру 9 февраля в район Лисянки выводим одну танковую бригаду от Ротмистрова (командующий 5-й гвардейской танковой армией. — Авт.) и в район Красногородка — Мотаевка 340-ю стрелковую дивизию…
8 февраля в 15.50 наши парламентеры через командующего стеблевским боевым участком полковника Фукке вручили ультиматум окруженному противнику…»{511}
Ультиматум подписали заместитель Верховного главнокомандующего маршал Жуков, командующие фронтами генералы армии Ватутин и Конев. Противник ультиматум отклонил. Тотчас же на внутреннем фронте окружения и со стороны внешнего фронта немецкие войска начали ожесточенные атаки. Но все было тщетно.
В эти напряженные дни Георгий Константинович нашел несколько минут для того, чтобы написать письмо домой:
«Действующая армия.
10.2.44
Дорогая моя!
Шлю тебе свой привет. Крепко-крепко целую тебя одну и особенно вместе с ребятами. Спасибо за письмо, за капустку, бруснику и за все остальное. Дела наши идут, в общем, хорошо. Все намеченные дела армией выполняются хорошо. В общем, дела Гитлера идут явно к полному провалу, а наша страна идет к безусловной победе, к торжеству русского оружия. В общем, фронт справляется со своими задачами, дела сейчас за тылом, тыл должен очень много работать, чтобы обеспечить потребности фронта, тыл должен хорошо учиться, морально быть крепким, тогда победа наверняка будет за русскими.
Крепко, крепко тебя целую.
Твой Г. Жуков».
Но пока еще рано было говорить о том, что все намеченные дела армией выполняются успешно. 11 февраля командование группы армий «Юг» силами до восьми танковых дивизий предприняло крупное наступление на внешнем фронте окружения, нанося удар на Лисянку из районов западнее Ризино и Ерки. Навстречу им рвались части окруженной группировки.
В ночь на 12 февраля Жуков послал донесение в Ставку ВГК:
«У Кравченко (6-я танковая армия. — Авт.):
— противник силой до 160 танков с мотопехотой с фронта Ризино — Чемериское — Тарасовка ведет наступление в общем направлении на Лисянку и, прорвав первую линию 47-го стрелкового корпуса, вклинился в оборону до 10 км.
Дальнейшее продвижение противника было остановлено на реке Гнилой Ткич частями 340-й стрелковой дивизии и 5-го механизированного корпуса, составляющими вторую линию обороны, и резервными полками СУ-85.
За отсутствием связи с командиром 47-го стрелкового корпуса положение на левом фланге армии в направлении Жабинка — Ризино — Дубровка уточняется.
Сил и средств у Кравченко было достаточно для отражения атак противника, но Кравченко при прорыве первой линии нашей обороны потерял управление частями армии.
Приказал Николаеву (псевдоним Н. Ф. Ватутина. — Авт.) срочно развернуть в Джурженцы управление 27-й армией и подчинить в оперативном отношении Кравченко Трофименко (27-я армия. — Авт.).
Армию Богданова (2-я танковая армия. — Авт.) к утру 12 февраля главными силами сосредоточить в районе Лисянка — Дашуковка — Чесновка. 202-ю стрелковую дивизию развернуть на рубеже Хижинцы — Джурженцы, туда же подтянуть полностью укомплектованную бригаду Катукова (1-я гвардейская танковая армия. — Авт.).
Степину (псевдоним И. С. Конева. — Авт.) приказал в Лисянке к утру иметь от Ротмистрова две бригады и по реке Гнилой Ткич на участке Лисянка — Мурзинцы занять оборону, и в первую очередь противотанковую.
У Степина:
— армия Ротмистрова сегодня отразила атаки до 60 танков противника от Ерков в направлении Звенигородки. Разведкой установлено движение до 40 танков из Капустина на Ерки. Возможно, противник подтягивает на звенигородское направление танки с лебединского направления.
Степин к утру 12 февраля 18-й танковый корпус передвигает в Михайловку (восточнее Звенигородки) и 29-й танковый корпус в район Княжье — Лозоватка.
Армия Смирнова (4-я гвардейская армия. — Авт.) вела бой за Мирополье, Кошак, Глушки.
Для удобства управления с 12.00 12 февраля 180-я стрелковая дивизия Трофименко передается в состав 2-го Украинского фронта.
Приказал Степину 12.2.44 главными силами армий Коротеева (52-я армия. — Авт.) и Смирнова удар нанести с востока на Стеблев и в тыл главной группировки окруженного противника, готовящейся для выхода навстречу наступающей танковой группе.
Вся ночная авиация фронтов действует в районе Стеблева»{512}.
12 февраля ударами с внутренней стороны кольца противнику удалось потеснить советские войска и выйти в район Шендеровки. Возникла реальная угроза деблокады окруженных немецких войск.
В тот день Жуков заболел гриппом и с большой температурой слег в постель. Через некоторое время (Жуков пишет, что не знает, сколько проспал) позвонил Сталин. Он сказал, что звонил Конев и доложил: у Ватутина ночью прорвался противник из района Шендеровки в Килию и Новую Буду. Жуков ответил, что ничего не знает об этом. Сталин потребовал проверить.
Жуков немедленно связался с командующим 1-м Украинским фронтом. Действительно, противник пытался, пользуясь пургой, вырваться из окружения и даже успел продвинуться на два-три километра, но был остановлен. Жуков вновь позвонил Верховному главнокомандующему и доложил ему информацию, полученную от Ватутина. Но у Сталина уже созрели другие соображения. Он сказал, что Конев просит передать ему руководство войсками внутреннего фронта по ликвидации корсунь-шевченковской группы противника, а руководство войсками на внешнем фронте сосредоточить в руках Ватутина. Жуков посчитал это нецелесообразным.
И. С. Конев, вспоминая об этом эпизоде, отмечал, что Георгий Константинович в «Воспоминаниях и размышлениях» осветил этот вопрос не совсем точно. «Я настойчиво уклонялся от подчинения мне 27-й армии еще и потому, — пишет Конев, — что, когда план взаимодействия между фронтами нарушен, переподчинение войск серьезно усложняется. Я искренне беспокоился за исход сражения. Ведь передача армии мне не увеличивала ее силы… Каждый поймет, что в такой сложной обстановке напрашиваться самому на переподчинение войск, не зная досконально обстановки на участке соседа, вряд ли целесообразно. В действительности Сталин 12 февраля 1944 г. по ВЧ, возлагая на меня ответственность за ликвидацию окруженной группировки, сам настаивал на подчинении мне 27-й армии 1-го Украинского фронта. Я же, изложив свои мотивы, настойчиво отказывался от этого»{513}.
После разговора с Коневым Верховный главнокомандующий, недовольный прорывом противника, направил 12 февраля в 16 часов 45 минут Жукову весьма неприятную по содержанию директиву за № 220021:
«Прорыв корсуньской группировки противника из района Стеблева в направлении Шендеровки произошел потому, что:
во-первых, несмотря на мои личные указания, у Вас не было продуманного общего плана уничтожения корсуньской группировки немцев совместными усилиями 1 и 2-го Украинских фронтов;
во-вторых, слабая по своему составу 27-я армия не была своевременно усилена;
в-третьих, не было принято решительных мер к выполнению моих указаний об уничтожении в первую очередь стеблевского выступа противника, откуда вероятнее всего можно было ожидать попыток его прорыва.
Должен указать Вам, что я возложил на Вас задачу координировать действия 1 и 2-го Украинских фронтов, а между тем из сегодняшнего Вашего доклада видно, что, несмотря на всю остроту положения, Вы недостаточно осведомлены об обстановке: Вам неизвестно о занятии противником Хилек и Ново-Буды; вы не знаете решения Конева об использовании 5 гв. кк (кавалерийский корпус. — Авт.) и танкового корпуса Ротмистрова с целью уничтожения противника, прорывающегося на Шендеровку.
Сил и средств на левом крыле 1-го Украинского фронта и на правом крыле 2-го Украинского фронта достаточно, чтобы ликвидировать прорыв противника и уничтожить его корсуньскую группировку.
Т р е б у ю от Вас, чтобы Вы уделили выполнению этой задачи главное внимание»{514}.
Не прошло и трех часов, как последовала новая директива Ставки за № 220022:
«Ввиду того, что для ликвидации корсуньской группировки противника необходимо объединить усилия всех войск, действующих с этой задачей, и поскольку большая часть этих войск принадлежит 2-му Украинскому фронту, Ставка Верховного Главнокомандования п р и к а з ы в а е т:
1. Возложить руководство всеми войсками, действующими против корсуньской группировки противника, на командующего 2-м Украинским фронтом (Конев. — Авт.) с задачей в кратчайший срок уничтожить корсуньскую группировку немцев…
2. Тов. Юрьева освободить от наблюдения за ликвидацией корсуньской группировки немцев и возложить на него координацию действий войск 1 и 2-го Украинских фронтов с задачей не допустить прорыва противника со стороны Лисянки и Звенигородки на соединение с корсуньской группировкой противника…»{515}
Получив директиву № 220022, Ватутин позвонил Жукову, полагая, что Георгий Константинович является инициатором этого решения. Но ведь Жукову известно о том, что он, Ватутин, не смыкая глаз несколько суток подряд, напрягал все силы для осуществления Корсунь-Шевченковской операции. И ему непонятно, почему же сейчас его отстраняют и не дают довести эту операцию до конца? «Я не мог сказать Н. Ф. Ватутину, — пишет Жуков, — чье было это предложение, чтобы не сталкивать его с И. С. Коневым. Однако я считал, что в данном случае Н. Ф. Ватутин прав как командующий, заботясь о боевой, вполне заслуженной славе вверенных ему войск»