Хрущёв въезжал в Киев на другой машине. Видимо, учёл опыт Харькова.
Как вспоминал Александр Бучин, остановились на Крещатике. Жуков вышел из машины. И народ сразу же вокруг стал собираться. Маршала узнавали по фотографиям в газетах, вполголоса передавали из уст в уста в густеющей толпе: «Жуков! Жуков!» Обращались с вопросами, благодарили за освобождение, жаловались на пережитое во время немецкой оккупации. Начался разговор, который вскоре перерос в митинг.
Политработники и охрана метались, как подстреленные. Одни боялись покушения на представителя Ставки, за жизнь которого они отвечали головой. Другие – что всё произошло не по рангу. Митинг – дело партийное. Замечу, что после Киева митингами в освобождённых городах будут распоряжаться исключительно политорганы – где, когда, кто выйдет на трибуну или просто перед людьми, чтобы выступить, произнести нужные слова и т. д.
1943 год заканчивался так же напряжённо, как и начинался. Противник пытался контратаковать. Зверь был по-прежнему силён и при каждой попытке подойти к нему показывал мощные клыки и длинные когти, но нападать он уже не решался.
Глава восемнадцатая. 1944-й
Вначале 1944 года была проведена весьма удачная Корсунь-Шевченковская операция. Она принесла славу Коневу. Было захвачено 18 тысяч пленных, 41 самолёт, 167 танков и штурмовых орудий, 618 полевых орудий, 267 миномётов, 789 пулемётов, 10 тысяч автомашин, семь паровозов, 415 вагонов и цистерн, 127 тягачей и другие трофеи. Во время попытки прорыва был убит командующий корсунь-шевченковской группировкой генерал Штеммерман. Над немецкой армией снова нависла зловещая тень Сталинграда. Разгромом крупнейшей корсунь-шевченковской группировки наши войска открывали для себя Заднепровье.
Успех 2-го Украинского фронта был сокрушительным, 20 февраля последовал указ о присвоении Коневу звания Маршал Советского Союза.
Звание Коневу присвоили без маршальских погон. Маршальские погоны – работа штучная, и выполняли её золотошвейки в Москве, по индивидуальному заказу. Так что погон для нового маршала не оказалось. А у Жукова имелась запасная пара. И он её привёз в подарок Коневу. Вручил и поздравил от имени Ставки Верховного Главнокомандования.
Правда, говорят, что это всего лишь легенда. Но Конев вспоминал, что Жуков к нему в те дни действительно приезжал. «Мы встретились с ним на командном пункте 27-й армии в Джурженцах», – писал он впоследствии в «Записках командующего фронтом».
Действиями командования 1-го Украинского фронта и представителя Ставки, в ходе Корсунь-Шевченковской операции находившегося при штабе фронта, Верховный остался недоволен. Он винил Ватутина и Жукова в том, что по их допущению часть немецкой группировки всё же смогла вырваться из окружения.
Именно поэтому в указ о награждении генералов и офицеров по итогам проведённой операции ни тот ни другой не попали.
Позже, 1946 году, когда арестовали главкома ВВС Главного маршала авиации Новикова, в протоколах допросов среди прочего появилось вот какое признание: «После окончания Корсунь-Шевченковской операции командующий… 2-м Украинским фронтом Конев получил звание маршала. Этим решением правительства Жуков был очень недоволен и в беседе со мной говорил, что эта операция была разработана лично им – Жуковым, а награды и звания за неё даются другим людям… Жуков высказывал мне обиды, что он, являясь представителем Ставки, провёл большинство операций, а награды и похвалы получают командующие фронтами».
К теме послевоенных арестов людей из окружения маршала мы ещё подойдём. Но здесь стоит заметить, что показания из Новикова выбивали резиновыми палками и другими изощрёнными методами. В таких обстоятельствах наговоришь что угодно.
В самый разгар подготовки Уманско-Ботошанской операции 2-го Украинского фронта во время одной из поездок был тяжело ранен Ватутин. Кортеж комфронта обстреляла боёвка[170] бандеровцев на дороге между населёнными пунктами Сиянцы и Милятын. Ватутин получил пулевое ранение в бедро со смещением кости. Вскоре в госпитале он скончался.
Первого марта Жуков принял командование войсками 1-го Украинского фронта. И снова оказался в родной стихии.
Через три дня началась Проскурово-Черновицкая операция.
Из-за распутицы Жуков от штаба к штабу, от дивизии к дивизии обычно перебирался на танке.
Темпы наступления обеих фронтов оказались низкими. Но тем не менее Манштейн снова оказывался в сложнейшем положении. Чтобы не выпустить из рук важнейшую коммуникацию – железнодорожный перегон Львов – Одесса – Манштейн решил контратаковать. На рубеж Тернополь – Проскуров были спешно перегруппированы четырнадцать дивизий, из них девять танковых. 11 марта 1944 года немцы контратаковали. Навстречу немецким танкам ринулись танковые и механизированные части наших армий, прикрывавших это направление. Маршал вспоминал, что в те дни «здесь завязалось ожесточённейшее сражение, такое, какого мы не видели со времени Курской дуги. Восемь суток враг пытался отбросить наши войска в исходное положение. Измотав и обескровив контрударные части противника, наши войска на участке главного удара, усиленные резервами фронта, в том числе 1-й танковой армией, 21 марта, сломив сопротивление врага, начали быстро продвигаться на юг. Особенно стремительно шли соединения 1-й танковой армии генерала М. Е. Катукова».
Это была точно рассчитанная и блестяще проведённая операция на окружение. Вначале глубокий рассекающий прорыв танковой армии Катукова, с ходу форсировавшей Днестр, а затем Прут. Потом охватывающие удары двух других танковых армий, которыми командовали генералы Лелюшенко[171] и Рыбалко[172], и общевойсковой 1-й гвардейской армии генерала Гречко[173]. В результате 1-я танковая армия немцев оказалась в окружении.
Бывшая 1-я танковая группа, её чаще называли армейской группой «Клейст», по имени её командующего. С нею Жуков столкнулся под Киевом летом 1941-го. Тогда она кромсала механизированные корпуса, его детище, а теперь он загнал своего заклятого врага в капкан и кромсал его.
Однако удержать зверя в западне Жуков не смог.
Было ясно, что противник вот-вот начнёт прорыв. К сожалению, разведка, остававшаяся почти всю войну нашим слабым местом, неверно определила направление главного прорыва. 1-я танковая армия Катукова ушла на юг. А немцы, располагая более точными разведданными, пошли на прорыв в западном направлении через Богучар. На пути колонн, идущих на прорыв, оказались части 4-й танковой армии генерала Лелюшенко. Произошла жесточайшая схватка. Одни вырывались из смертельного кольца и шли по телам своих товарищей, выполняя приказ Гитлера. Другие не хотели уступать и тоже стояли насмерть. На некоторых участках стороны сблизились настолько, что только рукопашные схватки разрешали дело.
Лелюшенко постоянно информировал Жукова об обстановке. Однажды во время переговоров офицер штаба сообщил, что противник атаковал расположение штаба. Лелюшенко сказал Жукову, что вынужден прервать доклад и взяться за автомат. «Иди руководи отражением атаки, – ответил ему Жуков, – надеюсь, что в плен не попадёшь. Как только появится возможность, доложишь».
Манштейн в своих мемуарах утверждает, что к 9 апреля 1-я танковая армия вышла из окружения. При этом ни словом не обмолвился о том, какие потери понесла в людях и технике во время своего марша на прорыв.
Жуков же в «Воспоминаниях и размышлениях» пишет: «Сколько гитлеровцев прорвалось из окружения, ни я, ни штаб фронта точно установить так и не смогли. Назывались разные цифры. Видимо, всё же вышли из окружения не десятки танков с десантом, как тогда доносили войска, а значительно больше».
Удар войск Жукова разрезал немецкую группировку, прижал её к Карпатам. Брешь зияла от Тернополя до Черновиц.
Десятого апреля вышел указ о награждении маршала Жукова высшим полководческим орденом «Победа». Орден ему вручили в Москве 31 мая 1944 года, в Кремле. В тот же день орденом «Победа» был награждён и маршал Василевский. Жукову вручили «Победу» за № 1. Василевскому – за № 2.
Награждение прошло без каких бы то ни было торжеств, совершенно обыденно. Когда Жуков пришёл к Сталину на совещание, тот спросил, был ли он у Шверника. Жуков ответил, что не был. Сталин сказал: «Надо зайти и получить награду». Жуков вытянулся и поблагодарил Верховного. Сталин на это ничего не ответил, а сразу перешёл к делу: «Ну, с чего начнём?»
За две недели до этого, 15 мая, Верховный сделал кадровую перестановку: на 1-й Украинский назначил Конева, на 2-й Украинский – Малиновского, на 3-й Украинский – Толбухина. Жуков снова нужен был ему как представитель Ставки сразу на нескольких фронтах. Назревала крупномасштабная операция.
Кадровой перестановке предшествовало совещание в Кремле, где обсуждалась летне-осенняя кампания 1944 года. Жуков прибыл в Москву 22 апреля и до конца месяца работал в Генеральном штабе и в Ставке. «В самолёте на пути в Москву, – вспоминал он, – изучая последние данные с фронтов, я ещё раз пришёл к убеждению в правильности решения Ставки от 12 апреля 1944 года, в котором одной из первоочередных задач на лето этого года ставился разгром группировки немецких войск в Белоруссии. Предварительно нужно было провести ряд крупных ударов на других направлениях, с тем чтобы оттянуть из района Белоруссии максимум стратегических резервов немецких войск».
По прибытии в Москву Жуков зашёл в Генеральный штаб. Обязанности начальника Генштаба в ту пору исполнял генерал А. И. Антонов[174]. По мнению многих его сослуживцев, это был исключительный человек и офицер. «Его отличительными чертами являлись, прежде всего, высокая эрудиция, общая и особенно военная культура, которые проявлялись в широте и глубине подхода ко всем вопросам работы, в речи, поведении, отношении к людям».