Когда водителем заинтересовался начальник охраны, офицер НКВД, Жуков, понимая, что эта «пьяная» история может иметь неприятные последствия для водителя «студебекера», приказал охраннику: «Пучков, добавь!» – и махнул вперёд: «Трогай».
Жуков был человеком не просто из народа, а человеком народа. Кто знает, как и чем закончилась бы эта история для пьяного солдата, попадись ему на дороге маршал или генерал поинтеллигентней. Штрафные роты тогда формировались почти в каждой дивизии.
В ходе операции «Багратион» наши армии достигли результатов, которые значительно превышали первоначальный замысел. Немецким войскам было нанесено максимальное поражение. Группа армий «Центр» так и не смогла восстановиться до конца войны. По подсчётам некоторых историков, германские войска потеряли убитыми 381 тысячу человек, пленными – 158 480 человек. 57 600 пленных колонной прогнали по Москве. Москвичи посмотрели в лица тем, кто смертельно угрожал им осенью и зимой 1941-го и убивал их сыновей, мужей и отцов. Сердца людей каменели и взывали к мщению.
Двадцать девятого июля 1944 года Жукову позвонил Сталин и поздравил с награждением второй медалью «Золотая Звезда» – за умелое руководство войсками в Белорусской операции.
С командующим войсками 1-го Белорусского фронта К. К. Рокоссовским.
Польша, 1944 г.
[Музей Г. К. Жукова]
Операция «Багратион» стала настоящим триумфом полководческого дара Рокоссовского. На армии его фронта легла основная тяжесть наступления. Именно штаб 1-го Белорусского фронта разработал, а войска затем блестяще осуществили идею удара по двум направлениям одновременно. Такого варианта развития событий противник не ожидал. За успешное проведение операции «Багратион» Рокоссовскому было присвоено звание маршал Советского Союза и звание Герой Советского Союза.
Немцы, даже проигрывая, продолжали воевать хорошо. Вермахт до последнего часа был сильным и достойным противником на поле боя. В середине 1950-х годов в одной из бесед с Константином Симоновым маршал рассказывал: «В первый период войны мы привыкали к факту наступления немцев, к темпам их наступления, привыкали к неудачам и поражениям, привыкали искать выход из самых тяжёлых положений и принимать свои контрмеры. Немцы же, которые в начале войны так смело и рискованно шли вперед, ломили нас, наступали, прорывались, эти же самые немцы во втором и третьем периодах войны никак не могли привыкнуть к тому, что теперь им приходится обороняться, отступать, терпеть поражения.
Если проследить историю войны в этом втором и третьем периодах, можно насчитать много в принципе повторяющихся ситуаций, в которых немцы вновь и вновь попадают впросак, в окружения, в «котлы» и, несмотря на повторяемость ситуаций, всё ещё не могут привыкнуть воевать в этой новой для них, непривычной обстановке поражений и отступлений.
Маршал Жуков. Август 1944 г.
[РИА «Новости»]
Если взять, например, обстановку, сложившуюся перед нашим наступлением в Белоруссии летом 1944 года, то достаточно было посмотреть на карту, чтобы стало вполне очевидным: что мы должны были нанести удары именно с тех направлений, с которых мы их потом и нанесли, что мы в состоянии создать этот Белорусский «котел» и что в итоге это может закончиться прорывом шириной 300–400 километров, который немцам нечем будет заткнуть. Немцы могли это предвидеть.
Логика событий, элементарная военная грамотность подсказывали им необходимость вывести свои войска из будущего «котла», сократить и уплотнить фронт, создать за своим фронтом оперативные резервы – словом, всё, что полагается в подобных случаях. Но немцы этого не сделали и в результате подверглись разгрому в Белорусской операции. Но в дальнейшем, оказавшись в тяжелейшем положении, когда им нечем было заткнуть прорыв в 400 километров, надо отдать им должное, они нашли смелый и верный выход из положения. Вместо того чтобы пытаться, растянувшись цепочкой, заткнуть всю эту огромную брешь, они начали с того, что сосредоточили ударную группировку и нанесли нам встречный удар в центре этого пустого пространства. Они приковали нас, заставили ввязаться в бои и приостановили таким образом наше наступление. А тем временем в тылу стали создавать новую линию обороны, и благодаря этому неожиданному для нас и смелому удару в значительной мере успели это сделать. Принятое ими после разгрома в Белорусском «котле» решение следует признать смелым и умным».
Личная жизнь Жукова в этот период почти не выходила за пределы фронта. Жене и детям писал письма. Порой не было времени повидаться с ними даже во время командировок в Москву. Некоторые письма к Александре Диевне написаны из Москвы в Москву.
Александра Диевна догадывалась, что у Георгия Константиновича кто-то есть. Но раньше жены об этом узнал вездесущий Мехлис. И не преминул доложить об этом Хозяину.
Сталин выслушал и спросил:
– Эта женщина, лейтенант медицинской службы, мешает ему в работе? Или не мешает?
– Мешать не мешает, но авторитет его подрывает, – ответил Мехлис.
– Не надо, товарищ Мехлис, лезть в отношения Жукова с военфельдшером. Эта женщина помогает Жукову, лечит его. Она помогает ему быть здоровым, а значит, и оставаться в строю. Жуков нам очень нужен здоровым.
На этом тема военно-полевой жены маршала Жукова для Верховного была закрыта.
Глава девятнадцатая. 1-й Белорусский фронт
Приказ о назначении его командующим войсками 1-го Белорусского фронта Жуков получил в Люблине 15 ноября 1944 года.
Сталин провёл очередную рокировку. На первый взгляд довольно грубую.
Осень для Жукова началась в Болгарии. Советский Союз 5 сентября объявил войну этой союзнице Гитлера, и на следующий день войска 3-го Украинского фронта согласно приказу Ставки должны были атаковать.
Жуков, прибывший накануне наступления на передовую НП, долго смотрел в бинокль и не увидел на той стороне привычной картины войны – изготовившихся для отражения атаки войск противника на подготовленных позициях. Поэтому артподготовка была отменена. Наши авангарды вошли в пределы Болгарии без единого выстрела. Болгарские пограничники и приграничные гарнизоны попросту не вышли из казарм. «Братушки» поджали хвосты.
Жуков позвонил Верховному. Доложил: вошли, мол, по мирному варианту. Сталин отдал распоряжение:
– Всё оружие болгарских войск оставьте при них, пусть занимаются своими обычными делами и ждут приказа своего правительства.
«Война» в Болгарии закончилась быстро, без потерь с той и с другой стороны. Жуков вернулся в Москву.
А в конце сентября он был уже в Польше. Сразу по приезде к месту назначения встретился и переговорил с командующими 1-м и 2-м Белорусскими фронтами. Позвонил Сталину и попросил разрешения прекратить наступление по причине «большой усталости войск и значительных потерь».
Сталин выслушал его и неожиданно сказал:
– Вылетайте завтра с Рокоссовским в Ставку, поговорим на месте. До свидания.
Чем ближе к Берлину продвигалась Красная армия, тем больше Жуков стал замечать за Верховным проявления недовольства действиями военных. Их предложения, которые раньше выслушивал как необходимую и важную информацию, Сталин теперь всё чаще рассматривал через лупу недоверия и сомнения, а порой и вовсе воспринимал в штыки, с раздражением.
Существует распространённое заблуждение о том, что Сталин всю войну возвышал, порой даже незаслуженно, своего главного маршала. И венцом этих почестей и наград стало назначение Жукова на 1-й Белорусский фронт, назначение, сделавшее нашего героя Маршалом Победы. Это весьма далеко от истины.
Жуков и Рокоссовский прибыли к Сталину в ночь с 7 на 8 ноября. В кабинете уже собрались Василевский, Конев, Антонов, Штеменко, а также Молотов, Берия и Маленков. Сталин сразу спросил о деле:
– Ну, докладывайте!
«Я развернул карту и начал докладывать, – вспоминал Жуков. – Вижу, И. В. Сталин нервничает: то к карте подойдёт, то отойдёт, то опять подойдёт, пристально поглядывая то на меня, то на карту, то на К. К. Рокоссовского. Даже трубку отложил в сторону, что было всегда, когда он начинал терять хладнокровие и был чем-нибудь недоволен.
– Товарищ Жуков, – перебил меня В. М. Молотов, – вы предлагаете остановить наступление тогда, когда разбитый противник не в состоянии сдержать напор наших войск. Разумно ли ваше предложение?
– Противник уже успел создать оборону и подтянуть необходимые резервы, – возразил я. – Он сейчас успешно отбивает атаки наших войск. А мы несём ничем не оправданные потери.
– Вы поддерживаете мнение Жукова? – спросил Сталин, обращаясь к К. К. Рокоссовскому.
– Да, я считаю, надо дать войскам передышку и привести их после длительного напряжения в порядок.
– Думаю, что передышку противник не хуже вас использует, – сказал Верховный. – Ну а если поддержать 47-ю армию авиацией и усилить её танками и артиллерией, сумеет ли она выйти на Вислу между Модлином и Варшавой?
– Трудно сказать, товарищ Сталин, – ответил К. К. Рокоссовский. – Противник также может усилить это направление.
– А вы как думаете? – обращаясь ко мне, спросил Верховный.
– Считаю, что это наступление нам не даст ничего, кроме жертв, – снова повторил я. – А с оперативной точки зрения нам не особенно нужен район северо-западнее Варшавы. Город надо брать обходом с юго-запада, одновременно нанося мощный рассекающий удар в общем направлении на Лодзь – Познань. Сил для этого сейчас на фронте нет, но их следует сосредоточить. Одновременно нужно основательно подготовить к совместным действиям и соседние фронты на берлинском направлении».
Жуков, конечно же, понимал, что успехи на фронте многое изменили и здесь, в кабинете Верховного. Другим стал и хозяин кабинета. Он снова приблизил к себе товарищей по партии и потихоньку стал отдалять военных. О положении на фронтах ежедневно, а иногда и два раза в день докладывал ему сдержанный и тактичный Антонов. Исполняющий обязанности начальника Генштаба был немногословен и предсказуем, вежлив и в любых обстоятельствах знал своё место. Время катастроф, когда распадались фронты и гибли армии, прошло. Сил и средств для недопущения новых хватало. Постепенно утрачивала свою остроту и сама необходимость в специалистах, способных действовать в критических ситуациях.