Но и Жуков тоже менялся. Теперь он был тем, кто умел точно рассчитывать, а потом так же расчетливо проводить операции по уничтожению крупных группировок противника.
По ходу обсуждения явно назревал конфликт.
– Идите и ещё раз обдумайте ваши предложения, – сказал Сталин, прервав доклад Жукова.
Теперь ситуацию декабря 1941 года, когда Жуков в момент конфликта мог послать Верховного, чтобы не стеснённо заниматься делами, невозможно было даже представить. И жутковато вспоминать. Оставалось надеяться на то, что Верховный, опьянённый последними победами, всё это давно забыл.
Из «Воспоминаний и размышлений»: «Мы с К. К. Рокоссовским вышли в библиотечную комнату и опять разложили карту. Но не успели мы как следует расположиться, как нас снова вызвали в кабинет Верховного.
– Мы тут посоветовались и решили согласиться на переход к обороне наших войск, – сказал Верховный. – Что касается дальнейших планов, мы их обсудим позже. Можете идти.
С К. К. Рокоссовским мы расстались молча, каждый занятый своими мыслями. Я отправился в Наркомат обороны, а К. К. Рокоссовский – готовиться к отлёту в войска фронта.
На другой день Верховный позвонил мне:
– Как вы смотрите на то, чтобы руководство всеми фронтами в дальнейшем передать в руки Ставки?
Я понял, что он имеет в виду упразднить представителей Ставки для координирования фронтами.
– Да, количество фронтов уменьшилось, – ответил я. – Протяжённость общего фронта также сократилась, руководство фронтами упростилось, и имеется полная возможность управлять фронтами непосредственно из Ставки.
– Вы это без обиды говорите?
– А на что же обижаться? Думаю, что мы с Василевским не останемся безработными, – пошутил я.
В тот же день вечером Верховный вызвал меня к себе и сказал:
– Первый Белорусский фронт находится на берлинском направлении. Мы думаем поставить вас на это направление.
Я ответил, что готов командовать любым фронтом.
– Вы и впредь останетесь моим заместителем, – сказал И. В. Сталин. – Я сейчас переговорю с Рокоссовским».
Почему Сталин спросил, не обижен ли маршал? Ведь в запасе у него было предложение – возглавить фронт, нацеленный на Берлин. Предложение, которое, казалось бы, должно было погасить все возможные обиды. Дело в том, что Жуков мечтал о большем – войти победителем не только в поверженный Берлин, а в поверженную Германию. Как заметил Святослав Рыбас, «убрав Жукова с поста координатора всех фронтов и оставив эту роль только себе, Верховный лишил маршала политической составляющей триумфа»[178]. Триумфатор у победы должен быть один – он, Сталин. А лучшего своего маршала он поставил на один из фронтов. Пусть на главный. Но этим неожиданным назначением он уравнял его со всеми остальными командующими фронтами. Тогда, в конце 1944-го, ситуация выглядела именно такой. Всё, что произошло потом, сделал народ – своей любовью, уважением, памятью. Маршал Победы. Народный Маршал. Георгий Победоносец.
Рокоссовский, как известно, этой перестановкой перед решающими событиями был чрезвычайно уязвлён. Возможно, считал это интригой Жукова. Во всяком случае, после этих назначений дружба их на какое-то время разладилась. Потом, в середине 1950-х, когда к десятилетию Победы газеты и журналы начнут публиковать интервью и воспоминания, вспыхнет их полемика. Об одних и тех же событиях маршалы будут рассказывать по-разному. И кое-что из этих споров перекочует в мемуары.
Жуков разлад с Рокоссовским тоже переживал непросто. В мемуарах потом напишет, что после той истории «между Константином Константиновичем и мною не стало тех товарищеских тёплых отношений, которые были между нами долгие годы».
Рокоссовский свой перевод на 2-й Белорусский фронт описал немного иначе: «У меня был крупный разговор со Сталиным, когда меня переводили с 1-го Белорусского фронта на 2-й Белорусский фронт, а командующим 1-м Белорусским фронтом назначили Жукова. Я выразил своё неудовольствие в связи с новым моим назначением. Сталин спросил: «А что, Жуков менее вас грамотен?» – «Нет, – говорю, – он ваш заместитель». – «Ну, то-то!» – сказал Сталин.
Сталин далее пояснил: «Создаётся три фронта, на которые возложена задача закончить войну. Эта тройка должна действовать вместе. Если Жуков задержится, вы ему поможете с севера. Ваше направление тоже очень важное. 3-й Белорусский фронт нацелил свой удар вдоль моря, он связался с Восточно-Прусской группировкой и не может помочь наступлению на Берлин». Но и я не помог Жукову. Ведя тяжёлые бои, наш фронт слишком растянулся. Разрыв между 1-м и 2-м Белорусскими фронтами достиг 70 км. Немцы имели возможность ударить в этот разрыв. Я сам поставил вопрос перед Ставкой о том, чтобы рассечь Померанскую группировку с помощью Жукова. Ставка согласилась усилить нас. Во взаимодействии с правым крылом 1-го Белорусского фронта мы рассекли и уничтожили Померанскую группировку противника. В той обстановке иного решения не могло быть»[179].
Этот фрагмент из «Солдатского долга» и признание Рокоссовского свидетельствуют о том, как выросли сталинские маршалы, как окреп в битвах их полководческий дар и дух. Рокоссовский, видя необходимость более энергичных наступательных действий на своём левом фланге, мыслил, конечно же, масштабами не одного фронта.
Жуков мечтал командовать всей «тройкой».
Сталин тоже видел их возвышение и усиление в рамках всей Второй мировой войны. До времени наблюдал за этим спокойно, он даже всячески подстёгивал это, понимая, какие богатые трофеи принесут взращённые им маршалы к его ногам.
Водитель Александр Бучин вспоминал, что Жуков впервые за всю войну напился допьяну именно по поводу размолвки с Рокоссовским. «Всё началось, проявилось и закончилось в один день – 19 ноября 1944 года в только что введённый праздник – День артиллерии. Когда в середине ноября пришёл приказ о назначении Жукова комфронта, он не поторопился в штаб, а отправился в армию Чуйкова. Рокоссовский, в свою очередь, не дожидаясь преемника, немедленно выехал к месту назначения в штаб 2-го Белорусского. Через несколько дней маршалы остыли и, видимо, поняли, что для пресечения нежелательных толков им нужно встретиться хотя бы для формальной передачи дел. Тут и подвернулся День артиллерии.
Из приказа наркома обороны № 234 об отмене приказов Г. К. Жукова по уставам артиллерии. 8 декабря 1944 г.
[РГАСПИ]
Утром Георгий Константинович закончил дела у Чуйкова[180].
В штабе фронта уже дожидались Рокоссовский, много генералов. Рассказывали, что на вечере выступали они оба, делились воспоминаниями о службе в кавалерии в молодости. Вышли оживлённые, обнялись, простились. А когда мы тронулись, Георгий Константинович, вопреки привычке усевшийся сзади, затих, помрачнел. Был туман, слабый гололёд. Регулировщица с карабином сделала жест, останавливая машину. Бедов, сидевший рядом, говорит: «Давай жми!» Вдруг с заднего сиденья голос Жукова: «Стой! Сейчас ударит по колёсам». Остановились. Бедов рысью помчался объясняться с бдительной девчонкой. Вернулся запыхавшись. Поехали. Тут Жуков сказал совершенно трезвым голосом: «Бучин, теперь ты в ответе за всё», – и заснул мёртвым сном. Проспал до самого Седльце»[181].
Похоже, это была последняя дружеская пирушка товарищей по оружию.
Восьмого декабря вышел приказ Сталина, которым он отменял приказы Жукова как заместителя наркома обороны об утверждении и введении в действие Боевого устава артиллерии и Боевого устава зенитной артиллерии. Жуков допустил ошибку – утверждение уставов провёл «без представления и без доклада Ставке Верховного Главнокомандования». По сути дела, помарка небольшая, процедурная. Но Сталин углядел за нею большее и ещё раз щёлкнул своего первого полководца по носу, указав «впредь не допускать торопливости при решении серьёзных вопросов».
Конечно, Верховный мог бы отменить «неправильный» приказ не столь шумно, в рабочем, так сказать, порядке – вернуть на доработку. Но ему нужна была гласная порка. Пока щадящая.
Пора свобод для главного маршала заканчивалась.
В конце 1944 года боевые действия шли уже на германской территории. Два фронта, 1-й Белорусский и 1-й Украинский, свои мощнейшие группировки разместили в предместьях Варшавы, Праги, Ясло и на завислинских плацдармах.
Конец 1944 года для Жукова прошёл в работе над планами завершающих операций. Работал, как всегда, то на передовой, объезжая командные пункты армий, корпусов и дивизий, то в Москве, в Генеральном штабе. В конце ноября план Варшавско-Познанской операции был утверждён Ставкой с ориентировочными сроками готовности к 15–20 января 1945 года. Эта фронтовая операция должна была перерасти в Висло-Одерскую стратегическую наступательную операцию, к которой готовились также войска 1-го Украинского, 2-го Белорусского и правофланговые армии 4-го Украинского фронтов.
Общий замысел Ставки: атакой 1-го Белорусского фронта в направлении на Познань, 1-го Украинского – на Бреслау прорвать оборону группы армий «А» на всю её глубину, рассечь на части и уничтожить.
Впереди лежал Померанский вал и так называемый Одерский четырёхугольник – оперативно-тактические узлы с городами-крепостями – центрами этих узлов.
На участке прорыва Жуков сосредоточил больше половины живой силы и артиллерии, а также почти все танки и самоходные орудия. Риск такого массирования сил в зоне прорыва за счёт ослабления других участков, конечно же, существовал. Его обещал с лихвой оправдать сокрушительный удар с последующим глубоким прорывом и выходом на коммуникации немецких войск.
В целях дезинформации противника на левом фланге демонстрировалась усиленная перегруппировка войск.
Ранним утром 14 января Жуков прибыл на наблюдательный пункт 5-й ударной армии генерала Берзарина