Вскоре после Парада и торжественного приёма в Кремле Жуков устроил семейную вечеринку у себя на даче в Сосновке. Было много друзей. Повеселились на славу. Произносили тосты, пели, танцевали. Среди гостей были генерал Крюков с женой Лидией Руслановой.
Со Сталиным на Параде Победы. Москва.
[Музей Г. К. Жукова]
Жуков был рад за друга: Крюков наконец-то обрёл семейное счастье и не сводил глаз со своей избранницы. Русланова с нескрываемым удовольствием наслаждалась положением генеральши. Это был её четвёртый брак, и, как оказалось, по-настоящему счастливый. Поздняя любовь, которая бывает самой крепкой и верной.
Русланову попросили спеть. Она спела, а потом сказала, что устала, что без аккомпанемента тяжело. И тут Жуков взял баян и лихо растянул меха. Певица встрепенулась. Запела. Он ей стал подпевать. Так, дуэтом, и довели песню до конца. Русланова дружески похлопала его по плечу и сказала:
– Для маршала очень даже неплохо.
«Запомнилась мне эта вечеринка ещё и потому, – вспоминала Элла Георгиевна Жукова, – что на ней произошёл эпизод, который потом злонамеренно использовали недруги отца. Во время застолья, после того как были произнесены главные тосты за Победу, за отца и его боевых соратников, встала Русланова. Я очень любила эту совершенно уникальную женщину с её широкой натурой, весёлую, остроумную, по-особому величественную. Она как бы над всеми возвышалась. Я слушала её с особым вниманием. Лидия Андреевна сказала, что государство по заслугам оценило полководцев, защитивших нашу родину и разгромивших врага, но очень жаль, продолжала она, что никто не додумался учредить орден, которым бы награждали жён полководцев за их терпение и мужество, с которым они ещё с молодых лет делили с мужьями тяготы походной жизни, за страдания, которые они испытывали, переживая за мужей, подвергавшихся ежеминутной опасности на полях сражений. Но я считаю, сказала в заключение Лидия Андреевна, что имею право наградить жену первого полководца – Александру Диевну, с честью вышедшую из всех испытаний. С этими словами она извлекла не то из кармана, не то из маленькой сумочки брошь в форме звезды и приколола её маме на грудь. Потом объяснила, что брошь эта имеет не столько материальную, сколько историческую ценность: в своё время она принадлежала Наталье Николаевне Пушкиной. Лидии Андреевне удалось уговорить владельцев, передававших звезду из поколения в поколение, расстаться с нею, назвав, кому она предназначает её в подарок. Помню, как засмущалась мама, принимая бесценный дар, как бережно хранила его, хотя и давала мне в руки всякий раз, когда я просила полюбоваться.
Но реликвия недолго хранилась в нашей семье. Когда начались унизительные гонения на отца, в ходе одного из обысков она была конфискована как «незаконно приобретённая». После этого следы броши теряются. Насколько мне известно, она не значилась в описи конфискованного имущества, которую отцу показали, когда он уже был министром обороны. Ему тогда советовали поднять вопрос о возвращении незаконно изъятого, но он отказался. «Не хочу ворошить прошлое», – сказал он тогда дома.
Теперь, когда опубликованы многие архивные материалы о незаконных репрессиях, стало известно, что факт дарения броши жене Жукова инкриминировали арестованному генералу В. В. Крюкову с искажением мотивов и обстоятельств поступка. <…> Между тем интересно было бы узнать, где же всё-таки звезда Натальи Николаевны Пушкиной? В чьём кармане она оказалась и кто носит её без зазрения совести?»
Вот так мы постепенно входим в очередную непростую тему, в «трофейную» историю, а точнее, в «трофейное дело». Но, уступая хронологии, с трофеями пока повременим.
Комендантом Берлина Жуков назначил командующего 5-й ударной армией Берзарина. Он хорошо знал личные качества одного из лучших своих генералов и, напоминая Берзарину о его долге, писал в директиве уже не военным языком: «Мы ожидаем, что в каждом работнике нашей берлинской комендатуры сплетутся в тугой узел все высокие нравственные понятия: долг, порядочность, воля, доброта».
Постановление ГКО СССР № 8450 о снабжении населения и налаживания городского хозяйства Берлина. 8 мая 1945 г.
[РГАСПИ]
Приказ командующего Г. К. Жукова о пресечении мародерства, насилия и других преступлений в отношении немецкого населения. 25 апреля 1945 г.
[ЦА МО]
У победившей армии появились новые задачи: удержать войска от мародёрства и насилия по отношению к германскому населению, наладить жизнь города, накормить жителей и прежде всего детей.
Ещё до отъезда в Москву, 31 мая, Жуков подписал распоряжение, в котором говорилось: «Организовать снабжение молоком детей до 8-летнего возраста за счёт:
а) использования молочных ресурсов пригородов БЕРЛИНА в количестве ежедневно 70 000 литров молока;
б) передачи из трофейного скота 5000 голов дойных молочных коров для размещения на молочных пунктах в районах гор. БЕРЛИНА.
2. Обязать зам. командующего по гражд. Администрации тов. СЕРОВА:
а) закрепить для поставок гор. БЕРЛИНУ свежего молока следующие пригородные районы: ШПАНДАУ – 3000 литров ежедневно, НАУКЕН – 7000 литров ежедневно, НОЙРУПИН – 30 000 литров ежедневно, ГАТЕНОВ – 15 000 литров ежедневно, ВЕСТХОВЛЬДЛАНД – 15 000 литров ежедневно.
Итого: 70 000 литров ежедневно»[197].
Как видим, именно советские методы продразвёрстки, отработанные в период военного коммунизма на родине, помогли Красной армии справиться с голодом среди мирного населения Берлина в первые месяцы после войны и спасли многих берлинцев от ужасов голода.
Глава вторая. Война окончена – готовься к войне
Главным партнёром и соперником по работе в Контрольном совете по оккупации Германии у Жукова был Эйзенхауэр. Первое заседание Контрольный совет провёл 5 июня 1945 года. Перед началом заседания Эйзенхауэр вручил Жукову высшую воинскую правительственную награду США – медаль Почёта.
Эйзенхауэр высоко ценил полководческий дар Жукова и ставил его первым среди военачальников Второй мировой войны. По его мнению, именно Жуков «имел самый большой опыт руководителя величайшими сражениями, чем кто-либо другой в наше время». «Совершенно очевидно, – впоследствии написал Эйзенхауэр о Жукове, – что он был величайшим полководцем».
У этой явно дипломатической дружбы, конечно же, не лишённой уважения солдата к солдату, была и подоплёка. Уже тогда среди близких ему людей будущий президент США говорил: «…мой друг Жуков будет преемником Сталина, и это откроет эру добрых отношений».
В «Воспоминаниях и размышлениях» маршал писал: «Вначале беседа шла вокруг минувших событий. Д. Эйзенхауэр рассказал о больших трудностях при проведении десантной операции через Ла-Манш в Нормандию, сложностях по устройству коммуникаций, в управлении войсками, и особенно при неожиданном контрнаступлении немецких войск в Арденнах.
Г. К. Жуков вручает орден «Победа» Дуайту Эйзенхауэру в ставке американских войск во Франкфурте-на-Майне 4 июня 1945 г.
[РИА «Новости»]
Переходя к делу, он сказал:
– Нам придётся договориться по целому ряду вопросов, связанных с организацией Контрольного совета и обеспечением наземных коммуникаций через советскую зону в Берлин для персонала США, Англии и Франции.
– Видимо, нужно будет договориться не только о наземных коммуникациях, – ответил я Д. Эйзенхауэру, – придётся решить вопросы о порядке полётов в Берлин американской и английской авиации через советскую зону.
На это генерал Спаатс, откинувшись на спинку стула, небрежно бросил:
– Американская авиация всюду летала и летает без всяких ограничений.
– Через советскую зону ваша авиация летать без ограничений не будет, – ответил я Спаатсу. – Будете летать только в установленных воздушных коридорах.
Тут быстро вмешался Д. Эйзенхауэр и сказал Спаатсу:
– Я не поручал вам так ставить вопрос о полётах авиации.
А затем, обратившись ко мне, заметил:
– Сейчас я приехал к вам, господин маршал, только с тем, чтобы лично познакомиться, а деловые вопросы решим тогда, когда организуем Контрольный совет.
– Думаю, что мы с вами, как старые солдаты, найдём общий язык и будем дружно работать, – ответил я. – А сейчас я хотел бы просить вас только об одном: быстрее вывести американские войска из Тюрингии, которая, согласно договоренности на Крымской конференции между главами правительств союзников, должна оккупироваться только советскими войсками».
Солдатская дипломатия проста и конкретна. Она чем-то напоминает перегруппировку сил перед предстоящей битвой. Управлять которой предстоит уже не военным. Военные в какой-то момент запоздало осознают это, и дипломатическая работа начинает тяготить их своей бесперспективностью.
Из «Воспоминаний и размышлений»: «В процессе дальнейшей работы в Контрольном совете нам стало труднее договариваться с американцами и англичанами. Наши предложения об осуществлении тех или иных пунктов Декларации о поражении Германии, подписанной и согласованной на конференции глав правительств, вызывали сопротивление со стороны наших коллег по Контрольному совету.
Вскоре мы получили достоверные сведения о том, что ещё в ходе заключительной кампании Черчилль направил фельдмаршалу Монтгомери секретную телеграмму с предписанием:
«Тщательно собирать германское оружие и боевую технику и складывать её, чтобы легко можно было бы снова раздать это вооружение германским частям, с которыми нам пришлось бы сотрудничать, если бы советское наступление продолжалось». На очередном заседании Контрольного совета нам пришлось сделать резкое заявление по этому поводу, подчеркнув, что история знает мало примеров подобного вероломства и измены союзническим обязательствам и долгу.
Советский Союз, указали мы, строго выполняет свои союзнические обязательства, которые были приняты всеми союзниками в этой войне. Мы считаем, что английское командование и его правительство заслуживают серьёзного осуждения.