Во время войны Одесса и окрестности три года были оккупированы румынскими войсками. Почти всё ценное оккупанты вывезли в Румынию. Вдобавок ко всему Одесса, с давних времён известная своим вольным нравом, буквально кишела бандитами и ворами. Случались нападения на военнослужащих и семьи офицеров, грабежи, налёты на военные склады, поэтому Жуков разрешил офицерам постоянно носить личное оружие. А когда на офицеров стали нападать с целью завладения оружием, Жуков отдал приказ стрелять в нападающих на поражение. Город был разбит на секторы и в секторах проведена тщательная зачистка с проверкой документов и ликвидацией притонов и воровских «малин». Во время операции среди задержанных, переданных в отделы милиции, оказались и граждане, не причастные к преступному миру или имеющие твёрдое алиби. Пошли жалобы в органы власти. Обком партии почувствовал себя неуютно: в мирное время по приказу командующего войсками округа в Одессе введено, по существу, военное положение и власть, таким образом, перешла к военным… У Жукова начался затяжной конфликт с первым секретарём Одесского обкома ВКП(б) А. И. Кириченко.
Но Жуков оставался самим собой. Сразу же занялся делами округа. Побывал во всех воинских частях. Солдаты, и в особенности офицеры, почувствовали командный стиль фронтовика: дисциплина, ответственность, полная самоотдача, жёсткий контроль за исполнением приказов и поручений.
Офицеры охраны отмечали, что темп его работы в Одессе всегда был высоким. Ни минуты свободного времени. Лишь изредка выбирался на охоту.
Офицер охраны Сергей Марков вспоминал: «Он только на охоте и отдыхал. Сидим на утренней зорьке, вдруг – начинается лёт! Садятся тетёрка и тетерев. И он возле неё танцует. Вижу, Георгий Константинович целится. А выстрела нет. Я говорю, что – осечка? А мы ведь патроны-то готовили вместе с ним, на аптечных весах. Осечка? Он ружье опускает: «Хорош больно тетерев! Пусть живет, ему и так досталось, смотри – на загривке шерсти нет. В боях за свою тетерку потерял».
Зато уток в плавнях стрелял мастерски. Шофёр Александр Бучин в машину носил целыми связками. Он тоже отмечал, что это было «единственным развлечением Георгия Константиновича»: «…на охоту выезжали на «бьюике» охраны, машину так и прозвали «охотничьей».
В степи охотились на зайцев. За одну охоту Жуков мог взять шесть-семь зайцев. Когда возвращались домой, в Одессу, давал распоряжение одному из охранников поровну поделить трофеи. Себе брал одну часть. Порой, не самую завидную. Знал, что в гарнизоне паёк был отнюдь не фронтовым.
По наблюдениям Александра Бучина, Георгий Константинович старался избегать разговоров о политике. «Он сумел не войти в бюро обкома партии, что полагалось по положению командующего округом. Маршал уклонился от контактов с первым секретарём Одесского обкома партии, вельможным, разжиревшим партийным бонзой А. И. Кириченко. К политике, в обыденном понимании, маршал, по всей видимости, не хотел иметь никакого касательства»[203]. Но Жуков был слишком крупной и заметной фигурой, чтобы оставаться незаметным для политиков.
Командующий Одесским военным округом Г. К. Жуков на учениях на Украине. 1947 г.
[РИА «Новости»]
Время от времени из Москвы в Одессу приезжал человек, иногда не просто человек, а генерал из Главного политуправления. Наводил справки. Расспрашивал. Интересовался. Писал отчёт и уезжал в Москву. Так пополнялось досье на Жукова.
В феврале 1947 года Жукова вызвали в Москву на пленум ЦК ВКП(б). На вечернем заседании решался вопрос о выводе маршала из состава ЦК. Выступил секретарь ЦК по идеологии Андрей Жданов: «Я вношу предложение вывести из состава кандидатов в члены Центрального комитета Жукова. Он, по моему мнению, рано попал в Центральный комитет партии, мало подготовлен в партийном отношении. Я считаю, что в кандидатах ЦК Жукову не место. Ряд данных показывает, что Жуков проявлял антипартийное отношение. Об этом известно членам ЦК, и я думаю, что будет целесообразно его не иметь в числе кандидатов в члены ЦК.
МОЛОТОВ: – Кто желает высказаться по данному поводу? Нет желающих. Голосую. Кто за принятие предложения товарища Жданова об исключении из состава кандидатов в члены ЦК Жукова прошу поднять руки. Прошу опустить. Кто против? Таковых нет. Кто воздержался? Таковых тоже нет. Предложение об исключении Жукова из состава кандидатов в члены ЦК утверждено единогласно».
Из «Воспоминаний и размышлений» Жукова: «Семь человек, выведенных из состава ЦК, один за другим покинули зал заседаний. И тут я услышал свою фамилию. Каких-то новых фактов, доказывающих мою вину, не было приведено. Поэтому, когда мне было предложено выступить, я отказался от слова. Оправдываться мне было не в чем. Как только руки голосовавших опустились, я поднялся со своего места и строевым шагом вышел из зала…»
Жуков опасался, что на заседании, в присутствии уже гораздо большего числа людей, его начнут распинать по полной программе… Слава богу, судьбу решили наскоро.
Надо было каяться перед диктатором. Иначе в лучшем случае лагерь, в худшем – стенка.
«Исключение меня из кандидатов ЦК ВКП(б) убило меня, – в тот же день, 27 февраля, написал он Сталину. – Я не карьерист и мне было легче перенести снятие меня с должности главкома сухопутных войск. Я 9 месяцев упорно работал в должности командующего войсками округа, хотя заявление, послужившее основанием для снятия меня с должности, было клеветническим[204].
Я Вам лично дал слово в том, что все допущенные ошибки будут устранены.
За 9 месяцев я не получил ни одного замечания, мне говорили, что округ стоит на хорошем счету.
Я считал, что я сейчас работаю хорошо, но, видимо, начатая клеветническая работа против меня продолжается до сих пор.
Прошу Вас, т. Сталин, выслушать меня лично, и я уверен, что Вас обманывают недобросовестные люди, чтобы очернить меня.
ЖУКОВ».
Двадцать седьмым февраля 1947 года датировано и ещё одно письмо Жукова Сталину. Его он передал через Булганина. Копия ушла Жданову.
«Товарищ Сталин, я ещё раз со всей чистосердечностью докладываю Вам о своих ошибках.
1. Во-первых, моя вина прежде всего заключается в том, что я во время войны переоценивал свою роль в операциях и потерял чувство большевистской скромности.
Во-вторых, моя вина заключается в том, что при докладах Вам и Ставке Верховного Главнокомандования своих соображений, я иногда проявлял нетактичность и в грубой форме отстаивал своё мнение.
В-третьих, я виноват в том, что в разговорах с Василевским, Новиковым и Вороновым делился с ними о том, какие мне делались замечания Вами по моим докладам. Все эти разговоры никогда не носили характера обид, точно так же, как я, высказывались Василевский, Новиков и Воронов. Я сейчас со всей ответственностью понял, что такая обывательская болтовня, безусловно, является грубой ошибкой, и её я больше не допущу.
В-четвертых, я виноват в том, что проявлял мягкотелость и докладывал Вам просьбы о командирах, которые несли заслуженное наказание. Я ошибочно считал, что во время войны для пользы дела лучше их быстрее простить и восстановить в прежних правах. Я сейчас осознал, что моё мнение было ошибочным.
2. Одновременно, товарищ Сталин, я чистосердечно заверяю Вас в том, что заявление Новикова о моём враждебном настроении к правительству является клеветой.
Вы, товарищ Сталин, знаете, что я, не щадя своей жизни, без колебаний лез в самую опасную обстановку и всегда старался как можно лучше выполнить Ваше указание.
Товарищ Сталин, я также заверяю Вас в том, что я никогда не приписывал себе операцию в Крыму. Если где-либо и шла речь, то это относилось к операции под станицей Крымской, которую я проводил по Вашему поручению.
3. Все допущенные ошибки я глубоко осознал, товарищ Сталин, и даю Вам твёрдое слово большевика, что ошибки у меня больше не повторятся. На заседании Высшего военного совета я дал Вам слово в кратчайший срок устранить допущенные мною ошибки, и я своё слово выполняю. Работаю в округе много и с большим желанием. Прошу Вас, товарищ Сталин, оказать мне полное доверие, я Ваше доверие оправдаю.
ЖУКОВ».
Никакого ответа на эти письма не последовало. Должно быть, Жуков и не ждал от них улучшения своего положения. Его обращения к Сталину носили ритуальный характер. Да и Сталин, по всей вероятности, относился к ним так же. Притом что окружение энергично науськивало его на маршала, он понимал: Жуков, при всей сложности его характера, нужен ему, и именно такой, порой своевольный до дерзости, порой трудноуправляемый, рубака и хват, но надёжный и в общем-то послушный, по-солдатски дисциплинированный. Бомба бомбой, но если проводить крупные войсковые операции, то не Булганину же фронтами командовать. К тому же строптивца, почувствовавшего волю и наслушавшегося лестных речей Эйзенхауэра, надо держать в узде и на расстоянии. Одесса для этого пока вполне подходила.
В июне того же 1947 года появилось постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «О незаконном награждении тт. Жуковым и Телегиным артистки Руслановой и других орденами и медалями Советского Союза».
«ЦК ВКП(б) установил, – говорилось в постановлении, – что тт. Жуков и Телегин, будучи первый Главнокомандующим группы советских оккупационных войск в германии, а второй – членом Военного совета этой же группы войск, своим приказом от 24 августа 1945 года № 109/н наградили орденом Отечественной войны первой степени артистку Русланову и приказом от 10 сентября 1945 г. № 94/н разными орденами и медалями группу артистов в количестве 27 чел. Как Русланова, так и другие награждённые артисты не имеют никакого отношения к армии. Тем самым тт. Жуков и Телегин допустили преступное нарушение Указа Президиума Верховного Совета СССР от 2 мая 1943 г. «Об ответственности за незаконное награждение орденами и медалями СССР», караемое, согласно Указу, тюремным заключением сроком от 6 месяцев до 2 лет.