Это была первая смерть, которую увидел Жуков на первой своей войне. Нелепая. Случайная. И тем более трагичная. К действиям в таких обстоятельствах в учебной команде их не готовили. Не было ни наступления, ни обороны, ни артиллерийского обстрела. Бомба прилетела с самолёта. Вид такой смерти порой повергает человека в наибольшее смятение и страх, чем гибель товарища в бою, во время схватки, когда есть возможность, пусть и небольшая, для защиты. Должно быть, именно такие крайние чувства испытывал и Жуков, потому и запомнил на всю жизнь первого убитого своего однополчанина. Но и другое вскоре поймёт он: чем больше командиры заботятся о безопасности пребывания своих солдат вблизи передовой и непосредственно в окопах, чем требовательнее к маскировке во время маршей и в обороне, тем прочнее позиции войск и меньше потерь.
В самом начале сентября 10-я дивизия выдвинулась вперёд и сосредоточилась для наступления в Быстрицком горно-лесистом районе. После продолжительного и утомительного марша эскадроны спешились и приготовились к действиям в пехотном строю, так как «условия местности не позволяли производить конных атак».
К сожалению, биографы Маршала Победы, историки и исследователи свои усилия по изучению жизни и деятельности Жукова сосредоточили на периоде Великой Отечественной войны и 1916–1917 годы почти целиком выпали из их поля зрения. Серьёзных научных исследований по этой теме не проводилось даже к 100-летию со дня начала Первой мировой войны. И нам в таких стеснённых обстоятельствах не остаётся ничего другого, как довериться мемуарам самого Жукова.
Юго-Западный фронт готовился к новому наступлению. Генерал Брусилов, получив резервы и пополнив запасы армейских складов всем необходимым, был полон решимости продолжить наступление и после некоторой паузы развить свой летний успех в глубину австро-венгерских и германских позиций. Для этой цели привлечена была в числе прочих соединений и 10-я кавалерийская дивизия, обладавшая необходимой для таких операций мобильностью и ударной мощью.
Дивизия, с которой предстояло идти в свой первый бой Жукову, была довольно мощным соединением. Она состояла из двух кавалерийских бригад и артиллерийского дивизиона усиления.
Первая бригада: 10-й драгунский Новгородский полк; 10-й уланский Одесский полк. Вторая бригада: 10-й гусарский Ингерманландский полк; 1-й Оренбургский казачий Его Императорского Величества Наследника Цесаревича полк. Усиление: 3-й казачий артиллерийский дивизион.
За дивизией прочно закрепилась слава войска дисциплинированного, храброго, высокоманёвренного и стойкого. Его частями и подразделениями командовали бывалые офицеры, не единожды побывавшие в бою.
Под Ярославицами десять эскадронов дивизии кинулись на двадцать эскадронов австрийской кавалерийской дивизии.
Австрийцы намеренно подвели на фронт русской 10-й свою кавалерийскую дивизию и искали случая схватиться в открытом бою. И вот час настал. Экспозиция точь-в-точь напоминала лермонтовское «Бородино»: «И вот нашли большое поле…»
Драгуны и уланы 4-й кавалерийской дивизии генерала Риттера фон Зарембы перед боем облачились в парадные мундиры, заранее предвкушая победу. Началась отчаянная рубка. Австрийская конная лава, держа боевой строй, как на смотре, хлынула с холмов. Но русские, воспользовавшись данными, полученными от разведки, так смогли построить свой порядок, что первую волну австрийской кавалерии буквально подняли на пики и потом, нарушив их строй, разметали шашками. В рубке с обеих сторон одновременно участвовали две с половиной тысячи всадников. Свист сабель, треск и хруст человеческих костей и лошадиных копыт, стон, гиканье и свист стояли невообразимые. Почти никто не хватался ни за карабин, ни за револьвер, потому что ни на мгновение нельзя было выпускать из руки шашку.
Оба дивизионных начальника во время схватки находились на соседних холмах в нескольких сотнях шагов друг от друга и, как Наполеон, внимательно наблюдали за ходом боя и давали необходимые указания. Риттер фон Заремба постоянно вводил в дело резервы – то на правый фланг свежий эскадрон, то на левый, то в центр сразу два или три.
Начальник 10-й кавалерийской дивизии генерал Фёдор Артурович Келлер располагал более скромными резервами.
В разгар боя, как повествуют свидетели того эпизода, «к генералу Келлеру прискакал всадник, сообщивший о наличии у австрийских кавалеристов в бою обременительных в походе парадных металлических касок, которые затруднительно разрубить. Поэтому последовавший совет графа оказался весьма полезным. Несмотря на то что многим австрийцам каски спасали жизнь, многие всё же, как впоследствии выяснилось, были поражены именно таким способом».
– Бей их в морду и по шее! – рявкнул Келлер вестовому драгуну.
Драгун резко развернул коня и поскакал к своему полковнику с приказом от генерала о том, как надобно действовать впредь.
Генерал Келлер – легендарная личность, верный солдат империи. Среди военных имел заслуженное прозвище – Первая шашка России.
Федор Артурович Келлер.
[Из открытых источников]
Когда во встречном сабельном бою под Ярославицами наступил кризисный момент и свежий резервный эскадрон австрийских тяжёлых улан опасно проскочил через боевые порядки полков, увлечённых рубкой, и стал угрожать тылу и флангу с явным намерением их опрокинуть и решить весь ход сражения, Келлер, не видя иного варианта развития боя, вскочил на коня, выхватил шашку и скомандовал:
– Штаб и конвой – в атаку!
Офицеры штаба все как один и оренбургские казаки личной охраны кинулись в поле за своим генералом. Через несколько минут всё было кончено. Австрийцы дрогнули и, потеряв во встречном столкновении много тяжёлых улан, облачённых в кирасы и металлические шлемы, побежали. Как повествуют хроники, их преследовали и рубили до тех пор, пока не устали кони.
Генералу Келлеру тогда было пятьдесят девять лет. Для кавалерийского боя возраст, надо заметить, уже критический, скорее даже неподходящий. Тарас Бульба, кажется, был моложе.
Встречный бой кавалерийских лав при Ярославицах стал первым кавалерийским боем Великой войны и последним во всей истории войн, когда одновременно участвовало такое количество всадников, действовавших исключительно холодным оружием – пиками и шашками.
Характер и судьба генерала Келлера в чём-то, возможно в самом главном, схожи с характером и судьбой нашего героя. Тот же цепкий и быстрый ум, та же решительность и твёрдость, когда необходимо принимать решение, от которого зависит многое. И та же беззащитность вне поля боя, когда по фронту и на незащищённых флангах оказываются хитрые и лукавые политики и интриганы, искушённые в тонкостях тактики и стратегии войны иной.
В дни прибытия Жукова в дивизию шло энергичное формирование корпуса. Действовала жёсткая система отбора. Брали не всех прибывших в маршевых подразделениях. Ценз, предложенный генералом Келлером, был высок. Так что многие эту планку не одолели. Как ни странно, особенно большим отсев оказался в казачьих полках. Подводила в основном привычка к вольнице, принятой в казачьей среде.
– Молодцы мне нужны, – сказал по этому поводу генерал Келлер. – И донцы, и оренбуржцы. Но дисциплина – нужнее.
Самыми подготовленными оказались полки 10-й кавалерийской дивизии. Именно она стала костяком 3-го конного корпуса. Дивизия продолжала носить звание «10-й кавалерийской генерала Келлера…», хотя начальник в ней был уже другой – генерал-майор Василий Евгеньевич Марков. Он отличился в рубке при Ярославицах, за что был награждён офицерским орденом Святого Георгия и Георгиевским оружием.
Полком командовал полковник Сергей Дмитриевич Прохоров. А до него – полковник Александр Романович Алахвердов, обрусевший армянин.
Когда Жукову довелось командовать полком, а потом дивизией и корпусом, он часто вспоминал своих командиров и начальников, кто водил его в бой в 1916-м и в 1917-м.
Среди документов и других архивных материалов, опубликованных к столетней годовщине начала Первой мировой войны, совершенно неожиданно обнаружилась полковая песня 10-го Новгородского драгунского полка. Сочинили её, по всей вероятности, офицеры. Но пели все – и офицеры, и солдаты. Характер песни шуточный, с намёком на армянское происхождение командира, который хотя и обрусел, однако строго придерживался армяно-григорианского вероисповедания. Что, впрочем, нисколько не мешало ему вместе со всей православной массой полка посещать полковую православную церковь и причащаться у русского батюшки.
Довольно необычным было бытование песни. Написана она была как строевая. Её и пели в строю. Но не только. Офицеры в часы отдыха распевали под гитару. Солдаты – под гармошку.
Алла Верды уже два года,
Как к нам пожаловал сюды.
Мотив кавказского народа —
Аллаверды, Аллаверды.
Его привёз из гор Кавказа
Наш новый добрый командир,
По высочайшему приказу
Надев наш доблестный мундир.
И с той поры зимой и летом,
Как воздаянье за труды,
Звучит в собрании приветом —
Аллаверды, Аллаверды.
Хорошо Кавказ гостеприимный,
Но и у нас не пьют воды,
Когда в компании интимной
Затянут вдруг: «Аллаверды!..»
И до утра бодры, хоть пьяны,
Забыв на время свой манеж,
Мы щедро льём вино в стаканы
Взамен кавказских азарпеш.
С Кавказом сро́дны мы во многом,
И, чтобы не было беды,
Мы говорим обычно: «С Богом!»
А он всё: «Аллаверды!»
И мы друзей не различаем,
Богат, бедняк – нам все равны,
Мы всех приветливо встречаем,
Во вкусе русской старины.
В бою от нас не жди пощады,
Но кончен бой и шум вражды —
И мы врагу, как брату, рады:
Аллаверды, Аллаверды.