– А вы как думаете? – ответил поручик вопросом на вопрос, не глядя в лицо своему подчинённому, как будто тот мог знать не меньше его.
– Солдаты, господин поручик, должны знать, куда их ведут, – настаивал на своём Жуков, в то время исполнявший обязанности помощника командира взвода. – Всем выдали боевые патроны. Волнуются.
– Патроны могут пригодиться, – снова уклончиво ответил взводный.
В это время на плацу появился командир эскадрона ротмистр барон фон дер Гольц. Старый вояка, награждённый золотым оружием «За храбрость» и офицерским крестом Святого Георгия, он после тяжёлого ранения был направлен в тыловую часть и от этого страдал больше, чем от последствий ранения. На солдат рычал, бывал несправедлив в наказаниях, и подчинённые ему платили тем же – его боялись и ненавидели.
Появившийся на плацу ротмистр тоже никак не прояснил ситуацию. Фон дер Гольц сел на своего коня, окинул взглядом замерших в ожидании драгун, выехал вперёд и командовал: «Рысью!» Вытянувшись в колонну по три, эскадрон начал движение в сторону Балаклеи. Драгуны немного успокоились: к штабу. Когда показался плац перед зданием штаба, скакавшие впереди увидели, что там уже строятся одесские уланы и ингерманландские гусары. Никто не знал, что случилось и чего ждать. Офицеры, стиснув зубы, по-прежнему молчали и на вопросы драгун не отвечали. Но в воздухе, как говорят в таких случаях, явно пахло порохом…
Эскадроны строились для атаки: в несколько рядов, развёрнутым строем, в затылок друг другу. Офицеры напряжённо всматривались в дальний конец улицы, делали друг другу какие-то непонятные жесты. Солдаты смутно догадывались, кого им вот-вот придётся атаковать на улицах Балаклеи. Некоторых начинало трясти. Жуков почувствовал, как замлела правая рука и толчками зашумело в голове, закладывая то одно, то другое ухо. Такое с ним время от времени случалось после контузии.
И вот вдали из-за угла каменного дома появилась толпа с красными знамёнами. Эскадроны мгновенно замерли. Даже лошади присмирели. Ротмистр фон дер Гольц пришпорил коня и поскакал в сторону штаба. Следом за ним поскакали командиры уланского и гусарского эскадронов. Никакой команды от офицеров не последовало.
Из штаба навстречу командирам эскадронов вышла группа людей, среди которых Жуков и его товарищи увидели не только офицеров, но и солдат, рабочих. Они обходили фон дер Гольца и командиров уланского и гусарского эскадронов и, словно не замечая их, направились к эскадронам. Впереди шёл высокий человек в распахнутой солдатской шинели.
Как вспоминал впоследствии Жуков, «он сказал, что рабочий класс, солдаты и крестьяне России не признают больше царя Николая II, не признают капиталистов и помещиков. Русский народ не желает продолжения кровавой империалистической войны, ему нужен мир, земля и воля. Военный окончил свою короткую речь лозунгами: «Долой царизм! Долой войну! Да здравствует мир между народами! Да здравствуют Советы рабочих и солдатских депутатов! Ура!»
Офицеры молчали.
Солдаты ответили дружным: «Ура!»
Вскоре в полку был создан солдатский Комитет. Перво-наперво Комитет арестовал офицеров, которые отказались выполнять его решения, а значит, подчиняться. Среди арестованных оказался командир 6-го эскадрона ротмистр фон дер Гольц».
По воспоминаниям Жукова, большевики в их полку быстро перехватили власть. Но вначале была некая пауза неразберихи, от которой вскоре устали. В основном делами заправляли офицеры. Начали избирать делегатов в полковой совет и эскадронный солдатский комитет. Шумели недолго, делегатами избрали поручика Киевского и солдата из первого взвода. Солдата звали Петром. Оказалось, земляк – калужский, родом из Мосальска, оттуда и призывался. Председателем солдатского комитета единогласно избрали Жукова. Самым весомым аргументом был следующий: кто-то из драгун сказал, что унтер лучше всех умеет толковать прочитанное в газетах. И эскадрон тут же поддержал:
– Пускай и дальше нам газеты читает!
– Да, да, Жуков надёжный! Мимо слова не соврёт!
– Давай Жукова!
– Ставь Жукова на голосование!
– Другого не желаем!
Кричали недолго, проголосовали, весь эскадрон – за.
Страна тем временем бурлила. Временное правительство, министры, депутаты всех партий и всех мастей, эсеры, меньшевики, кадеты, анархо-коммунисты, бундовцы, анархо-индивидуалисты, анархо-синдикалисты… Но вскоре всю эту разноголосицу накрыли простые и ясные лозунги большевиков. Большевики глубже чувствовали настроения и ожидания народных и солдатских масс и предложили идею, от которой невозможно было отказаться: «Советская власть уничтожит окопную страду. Она даст землю и уврачует внутреннюю разруху. Советская власть отдаст всё, что есть в стране, бедноте и окопникам. У тебя, буржуй, две шубы – отдай одну солдату. У тебя есть тёплые сапоги? Посиди дома. Твои сапоги нужны рабочему…» – так агитировал солдат Петроградского гарнизона председатель Петросовета и инициатор создания в Петрограде Военно-революционного комитета Лев Троцкий.
Такие простые и понятные речи манной небесной сыпались на измученных затяжной войной солдат и обозлённых неопределённостью петроградских рабочих. Набор лозунгов без затей, построенных в определённой последовательности. По сути дела – комиксы, которые усваивались мгновенно и навсегда. Прощай, проклятый вонючий окоп! Ты разлучил солдата с семьёй и угрожаешь отнять здоровье и жизнь! Земля! Наконец-то хлебородные помещичьи и кулацкие наделы станут достоянием крестьян! Земля переходила крестьянам без выкупа. Леса тоже становились достоянием народа.
Как не поддержать такие намерения?!
Слушая эти речи, Жуков думал о своих родных в Стрелковке и Чёрной Грязи, о земляках Угодско-Заводской волости, о тяжком их, беспросветном существовании. И вот появилась сила, которая обещает дать родным труженикам то, чего они были лишены от рождения, по сословному признаку. И эта сила готова взять власть!
Ещё весной после февральских событий, когда о большевиках только-только узнали, был получен приказ об отмене звания «нижний чин». Тем же приказом отменялось титулование офицеров. Солдаты ликовали: кончилось время их благородий. Однако в кавкорпусе генерала Келлера благодаря его воле и солдатской любви к его мужеству и храбрости прежние порядки какое-то время ещё держались. Даже царский вензель с погон убрали не сразу.
А потом началось дезертирство. Как это ни странно, пример подали офицеры. Одни отбывали в отпуск и не возвращались. Страшно, опасно было оставаться среди солдат. Ходили слухи о зверских расправах над офицерами. Другие уходили туда, где, по слухам, собирались и накапливались силы, способные с оружием в руках противостоять большевизму. Были и третьи – верные долгу перед Отечеством, они оставались в эскадронах в качестве рядовых солдат. Впоследствии многие из них стали командирами Красной армии, в годы Великой Отечественной войны командовали полками, дивизиями и армиями. Но были и дикие случаи зверских расправ солдат над офицерами, не желавшими оставлять службу ради спасения своей жизни.
В полковом солдатском комитете по-прежнему бурлило и вспенивалось, и постепенно власть захватили меньшевики и эсеры, «которые держали курс на поддержку Временного правительства».
Двадцать пятого октября 1917 года в Петрограде большевики, чтобы остановить распад страны, совершили революционный переворот. В стране началось жестокое противостояние сторонников и противников Февральской революции.
На юго-западе России мгновенно всё особенно обострилось. 28 октября в Киеве юнкера и казаки окружили Мариинский дворец и арестовали заседавший там ревком в полном составе. Узнав об этом, солдатские комитеты подняли гарнизон. Солдаты атаковали казармы Владимирского военного училища, овладели артиллерийскими складами, гарнизонной гауптвахтой и выпустили арестованных на свободу. Тем временем Центральная рада стянула к Киеву верные ей войска, сформированные из украинских солдат и офицеров, настроенных националистически, на отделение Украины от России. «Вольные казаки» и гайдамаки Петлюры дрались за провозглашённую ими Украинскую народную республику, они готовы были не только свою жизнь положить за идею «незалежности», но и перерезать глотки всем тем, кто стоял на их пути. Когда самостийщики ворвались в русский город Киев и другие крупные города Малороссии, тут же начались повальные кровавые расправы над красногвардейцами и всеми сомнительными. Рада не признала Октябрьскую революцию в Петрограде и власть большевиков. В рядах её вооружённых формирований оказалось много русских офицеров, которые впоследствии окажутся на юге России в Добровольческой армии. А пока они вместе с самостийщиками тщательно зачищали украинские города и сёла от подразделений и отрядов, подчинявшихся ранее Временному правительству и симпатизировавшим большевикам. Эти части зачастую просто не успевали выбраться в Центральную Россию из-за паралича железных дорог. В лучшем случае их разоружали и распускали по домам. Но некоторые подразделения отказывались складывать оружие, тогда начиналась резня. Кому-то удавалось прорваться на восток, кому-то нет. Кто-то волею судьбы – бежать было больше некуда – оказывался на юге, у «добровольцев».
Кстати, многие из офицеров и 3-го конного корпуса, и других соединений и частей Императорской армии так и останутся, приживутся в армии пана Петлюры среди гайдамаков и «вольных казаков» «незалежной» Украины. Их потом долго будут отлавливать по степи и в лесах. К тому времени они уже не единожды поменяют присягу в различных формированиях своих атаманов и батько́в.
Распадалась и 10-я кавалерийская дивизия. Генерал Келлер после отречения Николая II от царских обязанностей и управления страной присягать Временному правительству не стал. Его примеру последовали многие офицеры 3-го конного корпуса. Сколько мог, удерживал дивизии от разложения. Не принявших новую присягу Временное правительство начало отстранять от должностей. Какое-то время был не у дел. Потом, поддавшись на уговоры гетмана Скоропадского, возглавил его войска. Но это продолжалось недолго. Корпус тем временем был брошен и в нём хозяйничали все кому не лень.