В автобиографии, собственноручно написанной Жуковым в 1938 году, читаем: «В РККА – с конца сентября 1918 года по мобилизации. Службу начал в 4-м Московском полку (кавалерийском) с октября 1918 года».
Следует допустить, что в 1938 году память у Жукова была лучше, да и год был такой, что в анкетах, особенно по учёту кадров РККА, ошибки и даже неточности допускать было нельзя, особенно намеренной. Так что, скорее всего, Жуков из Стрелковки уехал в Москву и там был призван рядовым по «принудительному набору». Почему рядовым? Ведь на фронте дослужился до унтер-офицера. Во-первых, как уже было упомянуто, младшие чины в армии были упразднены ещё на фронте. Во-вторых, командную должность в Красной армии нужно было ещё заслужить.
И Жуков начал служить. Раз уж судьба так и совала ему шашку в руку…
В полку освоился быстро, как будто снова попал в свой фронтовой, драгунский. Записался в сочувствующие большевикам. Что вполне соответствовало его взглядам и настроениям. 1 марта 1919 года первичная партийная ячейка 4-го Московского кавполка утвердила красноармейца Жукова кандидатом в члены РКП(б). Меньше чем через год, 8 мая 1920 года, он стал членом партии большевиков.
Глава шестая. Гражданская война, или сёстры Волоховы
Гражданская война в России совершенно органично произошла из революционных событий февраля и октября 1917 года. Публицисты и историки до сих пор стучат деревянными мечами, споря, откуда она, эта большая смута, произошла в большей степени, из Февраля или всё же из Октября? Но ясно одно: без Февраля Октябрь не случился бы.
Октябрь вышел из Февраля; Февраль вышел из затянувшейся, измотавшей солдатскую душу войны и отречения царя; последнее – из бездарной внутренней и внешней государственной политики.
Что оставалось делать солдатам, бросившим свои полки и ещё не износившим армейских шинелей? Какой у них был выбор, когда на родную землю со всех сторон навалились иностранные – английские, американские, японские, чехословацкие и прочие – экспедиционные корпуса, когда февралисты и монархисты, объединившись под флагами белой гвардии с английскими и французскими винтовками и пулемётами атаковали Советскую Россию с юга, с севера и развязали террор в Сибири и на Дальнем Востоке. И солдаты вернулись в полки и команды, взяли в руки винтовки.
Жуков убыл на фронт в составе 1-й кавалерийской дивизии. Дивизия формировалась в Московском военном округе на основании приказа Высшего военного совета № 54 от 19 июня 1918 года[9]. Всё это ляжет потом в послужной список и зачтётся Жукову в качестве самой высокой аттестации. Полки дивизии дислоцировались в разных районах Москвы. 4-й кавалерийский – в Октябрьских казармах на Ходынке.
Кстати, именно здесь, в Николаевских казармах, после октября 1917-го переименованных в Октябрьские, находилась учебная команда 2-й гренадерской артиллерийской бригады, в которой за два года до этого учился будущий боевой товарищ и в некотором роде постоянный соперник Жукова Иван Конев. Отсюда в чине фейерверкера Конев отбыл на Юго-Западный фронт.
Первым актом Гражданской войны многие историки считают мятеж Чехословацкого корпуса, оказавшегося растянутым по всей Транссибирской магистрали от Пензы до Владивостока. Корпус жестоко мародёрствовал на станциях, в городах, городках и населённых пунктах вблизи Транссиба. В руках легионеров оказались крупные станции, целые города, склады, связь, важнейшие коммуникации. В Поволжье, на Урале и в Сибири местные хроники изобилуют описанием случаев насилия со стороны легионеров и настоящих зверств, когда солдаты Чехословацкого корпуса в поисках добычи врывались в населённые пункты и, встретив сопротивление, вырезали целые селения и хутора.
А весной 1919 года Колчак, располагавший четырёхсоттысячной армией, захватил несколько крупных городов в Сибири, на Урале и в Поволжье и подступил к Казани и Самаре. После взятия этих поволжских городов Верховный правитель России намеревался двинуть свои войска на Москву. В июле Добровольческая армия генерала Деникина атаковала по всему фронту с юга, прорвала оборону красных в нескольких местах, захватила Донбасс, часть Украины, Белгород, Царицын, многие узловые железнодорожные станции. После перегруппировки началось генеральное наступление на Москву.
Это был период, когда для молодой Советской республики всё складывалось очень скверно. Казалось, ещё одно усилие, и офицерские полки и казачьи сотни прорвутся в центр России, поднимут на штыки московских комиссаров и с большевиками будет покончено. В это время советское правительство объявило массовую мобилизацию под лозунгом «Все на борьбу с Деникиным!». На Востоке этот же лозунг был трансформирован под свою специфику: «Колчака – за Урал!»
Именно туда, на Восточный фронт, был брошен полк, в котором служил рядовым красноармейцем «сочувствующий большевикам» Жуков. Сюда, к Самаре, спешно прибывали из центра хорошо вооружённые и экипированные части только что созданной Красной армии. Армия Советской России только формировалась, она создавалась на основании декрета Совета народных комиссаров РСФСР от 15 января 1918 года «О Рабоче-Крестьянской Красной армии»[10].
В своих мемуарах маршал пишет, что сразу после болезни, в конце сентября, он поехал в уездный Малоярославец, чтобы добровольно вступить в только что созданную Красную армию. Но принят, по его словам, не был, так как следы только что перенесённой болезни свидетельствовали о его непригодности к военной службе. И тогда-де он отправился в Москву.
Из «Воспоминаний и размышлений»: «Наш кавалерийский полк двигался на Восточный фронт.
Помню момент выгрузки нашего полка на станции Ершов. Изголодавшиеся в Москве красноармейцы прямо из вагонов ринулись на базары, купили там караваи хлеба и тут же начали их поглощать, да так, что многие заболели. В Москве-то ведь получали четверть фунта плохого хлеба да щи с кониной или воблой. Зная, как голодает трудовой народ Москвы, Петрограда и других городов, как плохо снабжена Красная Армия, мы испытывали чувство классовой ненависти к кулакам, контрреволюционному казачеству и интервентам. Это обстоятельство помогло воспитывать в бойцах Красной Армии ярость к врагу, готовность их к решающим схваткам».
Сословные границы в новом обществе только-только начали исчезать, они всё ещё разделяли народ, в том числе и материально. «Ярость к врагу» в красноармейской среде воспитывалась и посредством слова, и примерами из жизни. Но воспитание голодом, пожалуй, самое сильное и действенное. Оно быстро и прочно ставит человека в строй, безошибочно определяет ему место в том строю, чётко обозначает цель. Когда голодным говорят, что их цель – накормить голодающий народ, что при этом не будет голодать ни их семьи, ни они сами, этих людей остановить и победить нельзя. Тем более если эти голодные – вооружённая, скреплённая обручем железной дисциплины армия.
Полк прибыл к Уральску. Здесь, на фронте 4-й армии, складывалось самое тяжёлое положение. Белогвардейские части и соединения, развивая наступление в общем направлении на Самару и Саратов, блокировали Уральск.
Город был плотно осаждён казаками генерала Толстова[11]. Гарнизон Уральска – 22-я стрелковая дивизия и отряды рабочих, – отрезанный от основных сил южной группы войск Красной армии, сражался из последних сил. Южной группой командовал М. В. Фрунзе. На помощь осаждённым Фрунзе бросил 25-ю Чапаевскую дивизию и 1-ю Московскую кавалерийскую, 3-ю бригаду 33-й стрелковой дивизии и отдельные отряды.
Резервная группа начала быстро продвигаться вперёд. 4-й кавалерийский полк вышел к станции Шипово. Разъезды передового боевого охранения вскоре донесли: впереди замечены несколько сотен, приблизительно до полка, казаков, движутся встречным маршем. И вот под станцией Шипово полк красных конников схватился во встречном сабельном бою с полком уральских казаков.
Казачий полк – 400 сабель. В военное время – 600. Под Шиповом на 4-й кавполк навалилась большая сила – до семи сотен казаков. Казачья сотня – 110–115 всадников. Эскадроны развернулись и с гиканьем и свистом кинулись навстречу друг другу. Рубка была отчаянной, жестокой и непродолжительной. Дело решил неожиданный и рискованный маневр полковых артиллеристов. Когда первые волны красных кавалеристов и белых казаков сошлись, когда с сёдел полетели под копыта порубанные тела тех и других и стало ясно, что никто не уступит, а за их спинами стали развёртываться для атаки вторая и третья волны, именно в эту минуту, чтобы переломить ход боя, из-за насыпи во фланг казакам выскочил резервный эскадрон с пушкой. «Артиллеристы – лихие ребята – на полном скаку развернули пушку и ударили белым во фланг. Среди казаков – полное смятение» – так маршал спустя десятилетия описал картину боя при станции Шипово.
Такой бой, даже на большой войне, редкость. Сошлись во встречном сабельном бою два полка. Конечно, это не две дивизии, как под Ярославицами, но проба сил состоялась нешуточная. Такие бои, как правило, изобилуют леденящими кровь эпизодами, драматическими моментами. И нам хотелось бы узнать о них от самого участника того боя. Но на частности мемуарист оказался весьма скуп. Он даже не упомянул о своём участии в той рубке.
Уральский гарнизон вскоре был успешно деблокирован чапаевцами. Действовали те умело и напористо. Свою задачу выполнили и кавалеристы.
В эти дни произошло событие, которое произвело на Жукова сильное впечатление. Во всяком случае, он написал о нём в своих мемуарах, хотя, как всегда, без особых подробностей: «Во время боёв за Уральск мне посчастливилось увидеть Михаила Васильевича Фрунзе. Он тогда лично руководил всей операцией.
М. В. Фрунзе ехал с В. В. Куйбышевым в 25-ю Чапаевскую дивизию. Он остановился в поле и заговорил с бойцами нашего полка, интересуясь их настроением, питанием, вооружением, спрашивал, что пишут родные из деревень, какие пожелания имеются у бойцов. Его простота и обаяние, приятная внешность покорили сердца бойцов.