Однажды эскадрон остановился на ночёвку в небольшой тамбовской деревушке. Командира эскадрона и политрука Янина квартирьеры определили на постой в доме местного священника.
Расседлали коней, задали им по охапке сена ночь. Проверили посты и сели за стол ужинать. Сидят, трапезничают в компании батюшки. И вдруг на печи под старыми зипунами что-то зашевелилось, зашуршало.
– Кто там? – И Янин машинально потянулся к кобуре револьвера.
У командира эскадрона тоже кусок застрял в горле. Но в следующее мгновение все успокоились и даже развеселились.
С печи ловко слезла девушка. Совсем молоденькая. Невысокого росточка. С виду ничего себе, хоть и не красавица. Но Жукову она сразу приглянулась.
– Ты кто такая? – спросил он её приветливо; он действительно был рад такому неожиданному явлению.
– Я – поповна, – бесхитростно ответила она.
Священник в то время куда-то улизнул и не появлялся.
Жуков засмеялся. Кивнул политруку:
– Янин, ты когда-нибудь видел такую пригожую поповну? – И пододвинул к столу свободную табуретку: – А ну, садись, поповна, с нами. Раздели с нами вечернюю трапезу. Батюшка-то твой куда-то запропал.
– Он вас боится.
– А чего нас бояться! Мы в вашу деревню не со злом пришли. Бандитов у вас нет. Переночуем и уйдём.
После этих слов девушка немного успокоилась. Вскоре выяснилось, что никакая она не поповна и что зовут её Александрой Зуйковой.
Пили вечерний чай из самовара и разговаривали. Немного погодя Янин начал «клевать носом». А комэск с «поповной» продолжали опустошать самовар и разговаривать вприглядку друг на друга. И она ему понравилась, и он ей. Так бы, кажется, и сидели, и пили чай до утра.
– Грамотная ли ты? – спросил девушку Жуков.
– Грамоте знаю.
– Небось гимназию окончила? – решил пошутить он; для него гимназия была всё равно что академия.
– Да, гимназию, – кивнула она. – И учительские курсы.
– Ну! – удивился он. – А писарем к нам в эскадрон пойдёшь? Писаря нашего убило. Ну, соглашайся?
– Я согласна.
– А что же ты тут, в этой деревне, делаешь?
– В школе работала. Учительницей.
– Ничего. Учительницу они себе найдут. А нам без писаря никак нельзя.
– Кузьма Петрович против будет.
– Кто таков – Кузьма Петрович?
– Председатель.
– Ничего, завтра утром мы это всё уладим. Скажу Кузьме Петровичу, что забираем тебя в эскадрон по принудительной мобилизации. Надо будет – и бумагу выдадим.
Командир эскадрона был чрезвычайно рад. Разве мог он предполагать, что во время случайной ночёвки он найдёт на печи поповского дома такого писаря.
Дочь Георгия Константиновича и Александры Диевны Эра Георгиевна Жукова о первой встрече её родителей рассказывала так: «Жалко девку, – сказал отец Янину, – всё равно убьют, война ведь. Пусть лучше будет у нас писарем в эскадроне». И приказал Александру Диевну оформить. Так она оказалась в эскадроне, которым командовал Георгий Константинович»[20].
По другой версии, Жуков познакомился со своей будущей женой вот при каких обстоятельствах. Однажды, когда эскадрон занял для ночёвки деревню, командир эскадрона увидел, как несколько красноармейцев погнались за местной девушкой. Он тут же окликнул «женихов». Те ушли несолоно хлебавши. А девушку он привёл в штаб.
Из рассказов Эры Георгиевны Жуковой о матери: «Родилась она в 1900 году в селе Анна Воронежской области в многодетной семье агента по продаже зингеровских швейных машин Зуйкова Дия Алексеевича. Имя Дий дал сыну его отец, волостной писарь, встретив это редкое имя в каких-то бумагах. Жили бедно. Но маме удалось закончить гимназию, а затем учительские курсы. Недолго проработав в сельской школе, она встретилась с отцом, отряд которого в те годы был направлен в Воронежскую область для борьбы с бандой Антонова, и в 1920 году стала его женой.
Время было трудное, в погоне за белогвардейскими бандами отряд всё время передвигался. И мама была зачислена в штаб отряда писарем. Как она рассказывала, спуску от командира ей никакого не было. А однажды он чуть было не отправил её на гауптвахту за какую-то оплошность при подготовке художественной самодеятельности. Трудности и лишения кочевой военной жизни не мешали их счастью. И оба, уже на моей памяти, любили вспоминать эти годы: как мама часами тряслась в бричке, как перешивала военные гимнастёрки на юбки, а красноармейские бязевые сорочки на бельё, как плела из верёвок «босоножки»[21].
«Не мешали их счастью…» Ещё как мешали.
Видимо, от постоянной дорожной тряски, от переутомления Александра Диевна потеряла ребёнка. Их первенца. Говорят, это был мальчик. Не случись беды, у них был бы сын.
От трёх женщин у Жукова будет четверо детей. Все – девочки. Четыре сестры. Но сёстрами станут не все.
Глава восьмая. Полководец начинается в полку
«Был он невысок, но коренаст, – писал словесный портрет Жукова историк и военный журналист Александр Кроник[22], служивший в своё время старшиной во 2-м эскадроне 1-го кавполка. – Взгляд у него спокойный, неназойливый, но цепкий, оценивающий. Скованности в позе комэска не угадывалось, но и той естественной расслабленности, которую может себе позволить человек, ведущий непринуждённую застольную беседу, я тоже в нём не чувствовал. Движения его были сдержанны. Он, вероятно, был очень крепок физически, а в сдержанности каждого его жеста я чувствовал выработанную привычку постоянно контролировать себя, что свойственно людям волевым, внутренне дисциплинированным. Я сразу почувствовал, что мой комэск – настоящая военная косточка»[23].
Пожалуй, это лучший портрет Жукова. Живописцы до него не дотянули. Кому не хватило реализма, кому сдержанности. Кисть многовато взяла пафоса и нанесла на холст толстым слоем… Слово оказалось более точным.
Весной 1923 года Жуков был повышен в должности до помощника командира 40-го кавполка 7-й Самарской кавалерийской дивизии, которая дислоцировалась в районе Минска.
Гражданская война закончилась. Утихли и народные волнения, в некоторых губерниях принимавшие формы вооружённых восстаний. Политическая и физическая нагрузка на Рабоче-Крестьянскую Красную армию значительно уменьшилась. И из её рядов потихоньку начали увольнять «военспецов» и даже некоторых командиров, штабных работников из «бывших». На их место ставили красных командиров, выходцев из народа, хорошо проявивших себя в боях и походах. Они было моложе, энергичней и надёжней старых офицеров, сменивших царские погоны на красноармейские петлицы. Но им не хватало культуры и образования. И чтобы хоть как-то восполнить то и другое, краскомов пропускали через различные курсы, в том числе и академические. Таким образом армия постепенно растила собственные кадры. Эта волна захватила и комэска Жукова.
Седьмой Самарской кавдивизией командовал Каширин[24]. Он-то и приметил амбициозного и энергичного командира эскадрона и начал его продвигать.
У Каширина и Жукова, несмотря на значительную разницу в возрасте, было много общего. При первом же знакомстве оба это сразу почувствовали. Каширин – оренбургский казак, сын станичного атамана, дослужившийся в старой армии до чина подъесаула. Когда комдив впервые увидел Жукова на коне, сразу же отметил его умение прочно и естественно держаться в седле. Но посадка была не казачья. Казаки обычно укорачивали стремена. Так у станичников было принято с татарских времён, когда делили со степняками Великую Степь.
– Из драгун? – спросил его Каширин.
– Из драгун, – ответил Жуков. – А вы откуда узнали?
– По посадке.
– А у вас, товарищ комдив, посадка казачья, – осторожно заметил Жуков.
– Точно!
Так и подружились. Оба повоевали на двух войнах. За обе имели кресты и ордена. В Первую мировую оба служили в разведке. Им было о чём поговорить и во время первой встречи, и потом. Каширин хорошо разбирался в людях. За семнадцать лет службы научился видеть и понимать и начальство, и подчинённых. Есть, есть в этом Жукове, думал начдив, и характер, и всё то, что незаурядного командира отличает от заурядного, малость его подучи, и попрёт он дальше сам, так что только пыль завьётся. Не болтун. Слово молвит, подумавши. В сказанном уверен. Умеет и помолчать. Собой владеет. Хотя и вспыхивает порой. Но это пройдёт.
Николай Дмитриевич Каширин. Дореволюционное фото.
[Из открытых источников]
Из «Воспоминаний и размышлений»: «Комдив Н. Д. Каширин принял меня очень хорошо, угостил чаем и долго расспрашивал о боевой и тактической подготовке в нашем полку. А потом вдруг спросил:
– Как вы думаете, правильно у нас обучается конница для войны будущего, и как вы сами представляете себе войну будущего?
Вопрос мне показался сложным. Я покраснел и не смог сразу ответить. Комдив, видимо, заметив мою растерянность, терпеливо ждал, пока я соберусь с духом.
– Необходимых знаний и навыков, чтобы по-современному обучать войска, у нас, командиров, далеко не достаточно, – сказал я. – Учим подчинённых так, как учили нас в старой армии. Чтобы полноценно готовить войска, нужно вооружить начальствующий состав современным пониманием военного дела.
– Это верно, – согласился комдив, – и мы стараемся, чтобы наши командиры прошли военно-политические курсы и академии. Но это длительный процесс, а учебных заведений у нас пока маловато. Придётся первое время учиться самим.
Он прошёлся по кабинету и неожиданно объявил, что меня решено назначить командиром 39-го Бузулукского кавалерийского полка.
– Я вас не очень хорошо знаю, но товарищи, с которыми разговаривал, рекомендуют вас на эту должность. Если возражений нет, идите в штаб и получите предписание. Приказ о назначении уже подписан.