По поводу родителей будущего полководца, их происхождения и прочего среди краеведов, исследователей и биографов до сих пор ведутся споры. Но, как всегда, бои знатоков возбуждаются из чисто публицистического желания обнаружить за известной личностью некие «правды». Хотя родословная отца – Константина Артемьевича Жукова – доподлинно неизвестна.
Семейное предание гласит, что в деревне Стрелковке на левом берегу Протвы жила-была бездетная вдова Аннушка Жукова… «Чтобы как-то скрасить своё одиночество, – поясняет в своих мемуарах маршал, – она взяла из приюта двухлетнего мальчика – моего отца. Кто были его настоящие родители, никто сказать не мог, да и отец потом не старался узнать свою родословную. Известно только, что мальчика в возрасте трёх месяцев оставила на пороге сиротского дома какая-то женщина, приложив записку: «Сына моего зовите Константином». Что заставило бедную женщину бросить ребёнка на крыльце приюта, сказать невозможно. Вряд ли она пошла на это из-за отсутствия материнских чувств, скорее всего – по причине своего безвыходно тяжёлого положения». Дальше – о доме одинокой вдовы Аннушки: «Был он очень старый и одним углом крепко осел в землю. От времени стены и крыша обросли мхом и травой. Была в доме всего одна комната в два окна». Бедность, граничащая с нищетой.
Конечно, какого-нибудь потомственного графа, аристократа, человека высшего сословия обстоятельство неясного происхождения своего родителя смутило бы и не давало покоя. Да и как можно принадлежать к высшему обществу при безродном отце? Но поколение, разрушившее сословные привилегии и защищавшее новые социальные отношения с оружием в руках, сословные интересы не волновали. Жукова же, по всей вероятности, волновало другое. Всю жизнь он с особой бережностью относился к родне, ближней и дальней, заботился о матери, сестре и племянниках, в особые семейные дни собирал их вместе, опекал. Не забывал родину и земляков. Сказывался пример дядюшки, отлившийся в устойчивую черту собственного характера.
Аннушка прожила недолго. Приёмышу едва исполнилось восемь лет, когда приходской никольский батюшка отпел её тело и гроб отвезли на сельское кладбище. Мальчик снова остался сиротой. Хорошо, нашлась добрая душа: местный сапожник взял мальчонку в подмастерья. За кусок хлеба. Каждое утро Костик Жуков бегал через поле и перелесок в Угодский Завод, стараясь не опоздать к утренней каше и началу работы. Вечером, опять же после вечерней каши, возвращался домой в Стрелковку. А через три года какими-то путями выбрался в Москву и устроился в обувную мастерскую Вейса. Дела у предприимчивого и оборотистого хозяина-немца шли в гору. Вскоре тот открыл собственный магазин модельной обуви. Из Костика Жукова тоже со временем получился хороший мастер. Скопились кое-какие деньжата, и в 1870 году он, подсчитав нажитый капитал, пришёл к выводу, что вполне может жениться. Засватали той же деревни Стрелковки «крестьянскую дочь Анну Иванову». У них родились сыновья – Григорий (1874) и Василий (1884). Младший вскоре умер. А в 1892 году от скоротечной чахотки умерла Анна Ивановна. Константин Артемьевич овдовел.
Мать будущего маршала, Устинья Артемьевна, родилась в деревне Чёрная Грязь, что в шести верстах от Стрелковки ниже по течению Протвы, в семье крестьян Артемия Меркуловича и Олимпиады Петровны. Фамилии при рождении Устя не получила, так как крестьяне здешнего помещика Голицына фамилий не имели вплоть до конца 80-х годов XIX века. Впоследствии записались Пилихиными. Устинья Артемьевна отцовской фамилии никогда не носила. Не успела. Выдали замуж в Трубино. В семье она была старшим ребёнком. В крестьянском дворе так: когда родители на работах, старший из детей, сколько бы ему годов ни было, и за матку, и за батьку, и за кормильца, и за поильца, и за хозяина, и за работника. Рано втянулась в тяжёлый физический труд. По отцовской природе ей передались широкая крестьянская кость, выносливость и упорство.
В деревне старшую пилихинскую дочь называли Устей, Устюхой. В семье – Устюшей. Детей впоследствии – Устюхиными. Порой такое прозвище заменяло фамилию, бывало, на всю жизнь. До самой школы будущего маршала окликали Егором Устюхиным. По причине того, что после отмены крепостного права стрелковские мужики, владевшие каким-либо мастерством – кузнечным, плотницким, столярным, скорняжным, сапожным, портняжным и иным, – по осени уходили трудиться по найму в большие города и возвращались домой лишь к весне, к началу полевых работ, в деревне постепенно воцарился матриархат. Верховодили женщины.
Артемию Меркуловичу жалко было отдавать бо́льшую дочку в чужой двор, считай, за тридевять земель. Хорошая работница, в поле ломит за троих. Но что делать, коли девичья пора пришла.
Вначале Устинью высватал некий Фадей Стефанович, крестьянский сын из села Трубина Спасской волости. Этот самый Фадей Стефанович тоже оказался бесфамильным. Когда играли свадьбу, жениху только-только исполнилось девятнадцать лет, невеста же оказалась постарей – на целых три года. Вскоре родился сын Иван, судьба его неизвестна. А спустя некоторое время Фадей Стефанович умер от чахотки. Устинья, только чтобы не возвращаться в Чёрную Грязь, подалась в прислуги в богатые дома. Местные хроники повествуют: вне брака, мол, по молодости лет прижила ребёночка, вроде бы мальчика, крещённого с именем Георгий. Мальчик тот на свете долго не пожил, умер «от сухотки».
Вот и сошлись вдовец и вдовица. Константин Артемьевич и Устинья Артемьевна. И не просто сошлись, а честь по чести обвенчались в угодской Никольской церкви. Венчал их приходской священник Василий Всесвятский. Венчание состоялось 27 сентября 1892 года, о чём в церковной книге сделана соответствующая запись рукою настоятеля. Он же, о. Василий, потом будет крестить всех их общих детей. Устинье Артемьевне в год второго венчания было двадцать девять лет. Константину Артемьевичу – сорок восемь.
В новом браке пошли новые дети: Мария (1894), Георгий (1896) и Алексей (1899). Младший пожил всего полтора года. Случилось несчастье, мать недоглядела: малыш ползал по полу, опрокинул на себя посудину с кипятком. Ожог оказался смертельным.
Имя Георгий, в просторечии Егор, для второго своего дитя от нового брака Устинья выбрала в память об умершем младенце, прижитом вне брака, но, видимо, дорогом её сердцу. Детская смертность тогда была чрезвычайно высока. Врачей в царской России хватало только для богатых людей, а беднякам даже за визит доктора заплатить было нечем, не говоря уже о лечении.
Двадцатое ноября по церковному календарю – день преподобного Григория. Но когда священник назвал это имя, Устинья воспротивилась, назвала имя Георгия, и священник, зная упорный характер матери, вынужден был согласиться.
Именно эта история с повторным именем для сына и породила среди «биографов» нелепый миф о том, что будущий маршал был незаконнорождённым от некоего помещика, у которого, мол, тогда служила Устинья Артемьевна, то ли богатого купца, то ли князя и чуть ли не генерала. Вот, мол, чьи гены сказались спустя годы…
Жили Жуковы в Стрелковке всё в том же стареньком домишке с замшелой крышей и вросшим в землю углом. Кормились от земли и домашнего хозяйства. Кое-какой приработок приносило ремесло Константина Артемьевича. В Угодке был свой сапожник, а в бедной Стрелковке какой клиент? Дорога же в Москву для Константина Артемьевича оказалась с некоторых пор заказана. «Я не знаю подробностей, – писал впоследствии маршал, по крупицам пытаясь восстановить семейную хронику, – по рассказам отца, он в числе многих других рабочих после событий 1905 года был уволен и выслан из Москвы за участие в демонстрациях. С того времени и по день своей смерти в 1921 году отец безвыездно жил в деревне, занимаясь сапожным делом и крестьянскими работами».
Здесь можно усомниться в правдивости предположений Жукова об участии Константина Артемьевича в московских беспорядках 1905 года. Отец будущего маршала был человеком абсолютно аполитичным. И высылка его, сапожного мастера, из Москвы, скорее всего, имела иные причины.
«Я очень любил отца, – вспоминал маршал, – и он меня баловал. Но бывали случаи, когда отец строго наказывал меня за какую-нибудь провинность и даже бил шпандырем (сапожный ремень), требуя, чтобы я просил прощения. Но я был упрям – и сколько бы он ни бил меня – терпел, но прощения не просил. Один раз он задал мне такую порку, что я убежал из дому и трое суток жил в конопле у соседа. Кроме сестры, никто не знал, где я. Мы с ней договорились, чтобы она меня не выдавала и носила мне еду. Меня всюду искали, но я хорошо замаскировался. Случайно меня обнаружила в моём убежище соседка и привела домой. Отец ещё мне добавил, но потом пожалел и простил».
Что же такое натворил Егорик, что ярость отца не опадала несколько дней, история умалчивает.
Как видим, характер – «был упрям», «терпел, но прощения не просил» – сформировался ещё тогда, в ранние годы.
Напоминал гоголевского Остапа Бульбу, который, как мы помним, перед поркой розгами «отложивши всякое попечение, скидал с себя свитку и ложился на пол, вовсе не думая просить о помиловании». В отрочестве и юности Жуков и впрямь очень сильно напоминал старшего из сыновей полусказочного казачьего полковника Тараса Бульбы. Разве что четыре раза не закапывал в землю свой букварь. А, наоборот, в учении и постижении книжных наук показывал необыкновенное рвение с последующими успехами.
Отец Константин Артемьевич, подчас не зная, как реагировать на проделки сына, в сердцах в очередной раз хватался за шпандырь: «В хвост и в гриву такого лупцевать!» Удивительно другое: строгость Константина Артемьевича, граничащая с жестокостью, не породила в душе и характере мальчика ответной жестокости. В воспоминаниях маршал отзывался об отце с сыновней теплотой, в которой порой сквозит гордость. Можно предположить, что без дела отец шпандыря с гвоздя не снимал.
И всё же Егор пошёл в Пилихиных. Недаром его сразу отметил и полюбил дядюшка Михаил Артемьевич, почувствовал свою кровь и стать. Широкая кость, быстрый взгляд, посадка головы, прямая спина. Воля и твёрдость, умение брать на себя ответственность и за поступки, и за проступки, и за порученное дело. Пилихин!