Будённый ждал случая. И случай вскоре подвернулся.
В Наркомат наркомвоенмору Ворошилову из Минска позвонил командующий Белорусским военным округом Уборевич:
– Товарищ нарком, был на днях с инспекцией в вашей дивизии[44]. Хозяйство запущено. Боевая подготовка на самом низком уровне. Клеткин[45] не справляется. Считаю, что его нужно срочно заменить толковым и требовательным командиром.
Ворошилову было крайне неприятно слышать, что 4-я краснознамённая дивизия, шефами которой были он и Будённый, два главных кавалериста страны, в плачевном состоянии. До передислокации к западным рубежам страны полки дивизии размещались в Гатчине, в Царском Селе и Петергофе – в благоустроенных казармах, изначально полностью оборудованных для конногвардейских частей, с конюшнями, манежами, плацами для выездки, полигонами. Потом по приказу Тухачевского дивизию в полном составе, с тылами и всем хозяйством перебросили в район Слуцка, в чистое поле. Командиры не справились с этой столь резкой переменой. В итоге: «…блестяще подготовленная дивизия превратилась в плохую рабочую воинскую часть».
Ворошилов тут же пригласил к себе Будённого. Изложил суть разговора с Уборевичем.
– Семён, дело надо поправлять.
– Надо, Клим, и немедля.
– Нет ли у тебя в инспекции подходящего человека.
– Подходящих-то много. Но тут нужен другой. Тут, Клим, нужен такой, чтобы всех, от взводных до командиров полков, держал вот так… – И Будённый сжал кулак. – С самого первого дня. И чтобы никто у него в кулаке ни головой, ни хвостом…
– Да где ж такого взять?
– Есть у меня такой. Два года назад я его из дивизии Рокоссовского забрал. Жуков! Пора его возвращать назад, в округ.
Ворошилов сразу оживился. Жукова он знал. Но не предполагал, что Будённый так легко с ним расстанется.
Из «Воспоминаний и размышлений»: «И вот настал день, когда мы с женой и дочерью сели в поезд, который снова повёз нас в знакомые места, в Белоруссию. Я знал и любил Белоруссию, белорусскую природу, богатую чудесными лесами, озёрами, и как охотник и рыбак радовался, что вновь попаду в эти живописные места. За время работы в Белоруссии я изучил характер её местности – от северных до южных границ. Как это мне потом пригодилось! А самое главное, в Белорусском военном округе имел много друзей, особенно в частях и соединениях конницы».
По прибытии к месту назначения Жуков пристроил семью в восьмиметровой комнатушке начальника химслужбы дивизии, а сам в тот же день отправился в расположение 19-го Манычского кавалерийского полка. Полком командовал Фёдор Костенко, бывший однокашник Жукова по ленинградским кавалерийским курсам[46].
Поговорили. И как бывшие однокашники, и как командир с подчинённым. И с первого слова поняли друг друга. Вскоре полк Костенко станет одним из лучших не только в дивизии, но и в корпусе.
Старший сын Фёдора Яковлевича Пётр с ранних лет был всегда рядом с отцом. Когда повзрослел, начал изучать военное дело вместе с красноармейцами. Тогда это было распространено в среде комсостава. Со временем Пётр станет командиром-кавалеристом. Затем окончит артиллерийское училище, будет командовать артиллерийской батареей. Весной 1942 года войска Юго-Западного фронта попадут в окружение под Харьковом. Когда все возможности на прорыв будут исчерпаны, генерал Костенко и его сын капитан Пётр Костенко застрелятся, чтобы не попасть в немецкий плен. Но есть и другая версия этой истории. В конце апреля 2017 года поисковики найдут останки генерала Костенко между сёлами Гусаровка и Лозовенька Харьковской области. Рядом с генералом были обнаружены останки его адъютанта капитана Петровича. Так что рядом был не сын. А сын, старший сержант Пётр Костенко, 1923 года рождения, лётчик-истребитель 273-го истребительного авиаполка 8-й воздушной армии, погиб под Сталинградом, пережив отца всего на полгода. В сентябре 1942 года его самолёт был сбит в воздушном бою.
Иероним Петрович Уборевич.
[Из открытых источников]
После 19-го Манычского Жуков побывал и в других кавполках, в конно-артиллерийском и конно-механизированном. Дивизия была большой, пятисоставной, да плюс к этим пяти полкам части и подразделения усиления, огневой поддержки и обеспечения. По армейским меркам – вполне корпус.
Хуже всех дела обстояли в 20-м Сальском Краснознамённом полку. Полк стоял в окрестностях деревни Конюхи в двадцати километрах западнее Слуцка. Эскадроны были рассредоточены вдоль границы в качестве первого эшелона дивизии. Командовал полком Владимир Викторович Крюков. С ним Жуков будет дружить всю жизнь, до гробовой доски.
В соседнем 21-м кавполку Жуков обнаружил относительный порядок. Полком командовал Иван Николаевич Музыченко. Жуков его знал по совместной службе в 14-й отдельной кавалерийской бригаде. Старый боевой товарищ. У них сложатся прекрасные отношения и здесь, в дивизии.
Командиром 23-го кавполка был Леонид Сакович. Командуя 28-й кавалерийской дивизией, он погибнет 27 мая 1942 года под Харьковом в те же дни и в том же окружении, что и генерал Костенко.
Ещё один полк дивизии был механизированным. Детище проводимых в Красной армии реформ и модернизаций. Этим полком, 4-м механизированным, командовал Василий Васильевич Новиков. Впоследствии он станет выдающимся танковым командиром, одним из лучших в годы Великой Отечественной войны. Операции, проводимые его частями и соединениями, будут отличаться стремительностью и дерзостью. Сыновья генерала Новикова – Дмитрий и Юрий – будут воевать рядом с отцом, в 7-м гвардейском танковом корпусе, и со своими экипажами первыми ворвутся в Берлин. В ходе Берлинской наступательной операции корпус будет действовать обходным маневром с юга. Уже во время уличных боёв, когда танки при нехватке пехоты начали один за другим гореть, становясь лёгкой добычей немецких фаустников, генералу Новикову сообщат: «Убит ваш сын, Юрий Новиков…» Обгорелое тело старшего лейтенанта Юрия Новикова привезут на командный пункт. Случится это буквально в последний день боёв.
А дальше будет вот что. Сразу после завершения Берлинской операции выйдет приказ Верховного Главнокомандующего, и генерал Новиков не увидит номер своего корпуса среди частей и соединений, штурмовавших Берлин. Возмущённый несправедливостью, он тут же направит в Москву на имя Сталина срочную телеграмму. Финал её будет следующим: «Я пишу Вам как генерал и как отец, потерявший при штурме столицы Германии сына, тело которого находится на моём командном пункте…»
Как напишут потом историки, «ошибка была тотчас исправлена. Особым приказом Верховного Главнокомандующего 7-му гвардейскому танковому корпусу было присвоено почётное наименование Берлинского».
Всё это будет потом.
Но и тогда, в Белоруссии, Жуков понимал, с какими орлами свела его армейская судьба. Понимал и то, что бардак в дивизии – обстоятельства временные, отчасти даже неизбежные. На новом месте даже ещё такой махиной, как пятисоставная дивизия, обустроиться всегда непросто. Так что полки энергично обустраивались на участке западной границы. Семьи командиров жили здесь же. Дети росли в гарнизонах и военных городках и, охваченные энтузиазмом своих отцов, стремились скорее взрослеть.
Вот как вспоминает тот период жизни семьи Жуковых Эра Георгиевна: «Из конюшен, располагавшихся недалеко от штаба, нас – детей – трудно было «выкурить», хотя, помнится, заходить туда нам не очень-то разрешали. Мы знали всех лошадей по именам, у нас были свои любимцы, которым мы таскали из дома угощение. Всеми силами старались мы помочь красноармейцам в уходе за лошадьми. А уж когда удавалось прокатиться летом на подводе, а зимой на санях, счастью не было конца. До сих пор помню лицо красноармейца, кажется, его звали Василий, который был к нам снисходительнее других и охотно катал нас, когда отправлялся по хозяйственным делам. Лицо у него было чисто русское, всё усыпанное веснушками, волосы рыжие. Он очень любил лошадей и с увлечением о них рассказывал.
…Помню, как однажды на прогулке верхом мой конь что-то заартачился и начал вставать на дыбы. Я испугалась. Отец же, ехавший рядом, совершенно хладнокровно каким-то неуловимым движением схватил коня под уздцы и успокоил его».
Точно так же, хладнокровно и неуловимым движением, Жуков будет выправлять на фронте, казалось бы, безнадёжные обстоятельства. Вдохнуть в дрогнувшие войска уверенность. Возвратить в окопы бегущих. Сломить сопротивление противника на самых, казалось бы, неприступных участках фронта. С целью введения в заблуждение противника, стремительно менять в самые короткие сроки направление действий армий и целых фронтов.
Конечно, не только на дружбе и понимании строилась дисциплина в 4-й кавдивизии. Не только ласковое слово было в ходу, в том числе и у самого Жукова. Умел нажать, умел держать своих подчинённых в напряжении, пока не добивался нужного результата. Мог и налететь коршуном, нагрубить и легко перейти на матерный стиль воспитания, если видел, что обычная педагогика бессильна. Будет за ним это водиться и позже, когда судьба и Верховный Главнокомандующий поставят его командовать фронтами.
Однако работа на новом месте была осложнена не только тяготами военной службы.
Разгром Сталиным «правой оппозиции», как лесное эхо, прокатывался по стране – прокатывался и возвращался. И это эхо было запряжено в кровавую колесницу. Исследователи репрессий тридцатых годов утверждают, что в РККА шла война двух кланов: с одной стороны – Ворошилов, Будённый, Шапошников, Тимошенко; с другой – Тухачевский, Якир, Уборевич, Корк, Фельдман, Эйдеман. На первый взгляд, если иметь в виду, что́ за каждой из этих личностей стояло, это была борьба двух концепций строительства Красной армии. Война старого и нового. Схватка косности с прогрессивными тенденциями: дескать, конники схватились со сторонниками моторизации армии. Примитивный и неверный взгляд. Его сторонники отвергают либо намеренно не замечают некую сложность, а именно политическую составляющую схватки Сталина с «левой оппозицией», которая затронула и РККА.