Уже совсем скоро война покажет, что старый кавалерист был прав. Даже после удачного прорыва немецкой обороны во время тщательно спланированного наступления наша пехота порой оказывалась в плачевном положении: противник, имея мощные резервы, чаще всего уступал в таких случаях давлению наших сил, отводил войска, быстро проводил перегруппировку, а затем согласованными фланговыми ударами отсекал прорвавшихся и уничтожал в «котле» или принуждал к сдаче в полной блокаде.
Историк Андрей Смирнов в 1999 году опубликовал в журнале «Родина» своё исследование на тему манёвров 1936 года. В нём, в частности, говорится: «Бичом РККА накануне 1937 года были низкая требовательность командиров всех степеней и обусловленные ею многочисленные упрощения и условности в боевой подготовке войск. Бойцы позволяли не маскироваться на огневом рубеже, не окапываться при задержке наступления; от пулемётчика не требовали самостоятельно выбирать перед стрельбой позицию для пулемёта, связиста не тренировали в беге и переползании с телефонным аппаратом и катушкой кабеля за спиной и т. д. и т. п. Приказы по частям и соединениям округов Якира и Уборевича пестрят фактами упрощения правил курса стрельб – тут и демаскирование окопов «противника» белым песком, и демонстрация движущейся мишени в течение не 5, а 10 секунд, и многое другое».
Не на пользу пошла Уборевичу тринадцатимесячная учёба в Германии в академии Генштаба. Да и Якиру тоже. Насмотрелись там, как немецкие танкисты на полигонах таскают на себе деревянные макеты танков, изображая передвижение боевых машин в составе взвода, роты, батальона. Но в рейхсвере уже пересели из дерева на броню, а вермахт был избавлен от всякой условности и вскоре продемонстрировал на полях Польши и Франции свою грубую силу и решимость внести существенные поправки в Версальский договор. Что примечательно, и Якир, и Уборевич были лучшими советскими курсантами германской академии Генштаба. «…Якир без отрыва от собственных занятий в германской академии Генштаба прочитал […] курс лекций по истории Гражданской войны в России. Его выступления произвели такое сильное впечатление на слушателей, что сам президент Германии, знаменитый полководец времён Первой мировой войны фельдмаршал Пауль фон Гинденбург вручил ему классический труд Альфреда фон Шлиффена «Канны» с дарственной надписью: «На память господину Якиру – одному из талантливых военачальников современности»[51]. Уборевич по возвращении с учёбы в отчётном докладе справедливо и предостерегающе отметил: «Немецкие специалисты, в том числе и военного дела, стоят неизменно выше нас». Вывод: имеющему под рукой группировку одного из самых многочисленных и насыщенных современным вооружением округов почему бы не внедрить лучший передовой опыт у себя? Вместо этой, безусловно, кропотливой и нелёгкой работы в округах процветало упрощенчество, культивировалась условность. В реальном бою всё это разлетится в пух и прах, как фанерные танки и соломенные макеты самолётов.
«Талантливые военачальники современности» будут командовать войсками РККА ещё два года…
Тем не менее манёвры двух основных военных округов несомненно принесли положительные результаты. Успешно взаимодействовали механизированные соединения и конница. В годы Великой Отечественной войны конно-механизированные группы будут действовать довольно эффективно и во время первого периода – оборонительного, и во время наступления, и в особенности в ходе глубоких и стремительных прорывов. Глубокий и стремительный маневр танковых армий будут поддерживать гвардейские конные корпуса. На марше они будут следовать, не отставая от моторов, тащить с собой лёгкую артиллерию и миномёты, а в бою спешиваться и действовать как обычные стрелковые части.
В ходе манёвров внушительно выглядели действия воздушно-десантных соединений. Операция по массовой выброске десанта восхитила всех наблюдателей, в особенности иностранцев. Но надо признать, что это была, пожалуй, последняя удачная воздушно-десантная операция РККА такого масштаба. В годы Великой Отечественной войны все крупные воздушно-десантные операции будут неудачными. В историю ВДВ войдут успешные локальные операции парашютистов-десантников.
Результаты манёвров, сильные и слабые стороны действия войсковых соединений, частей и подразделений обсуждали и бойцы, и командиры среднего и высшего звена, и штабы, в том числе и Генштаб, и работники Наркомата обороны, и Политбюро.
История уже выстлала для Красной армии «красную» дорожку с шипами и воронками: несколько походов и три войны, одна из которых едва не закончится катастрофой для армии и страны.
Прошли «разборки полётов» и в 4-й Донской дивизии. На итоговых совещаниях Жуков побывал во всех полках, во многих эскадронах. Как всегда, он был строг в оценках, сдержан в похвалах. Но и командиры, и казаки чувствовали, что их командир доволен. На груди его посверкивал новенький орден Ленина, и это, после успеха дивизии на манёврах, придавало его образу долю некоторой торжественности.
Именно после осенних манёвров 1936 года в Положение Временного полевого устава РККА приказом наркома обороны СССР от 30 декабря 1936 года были внесены значительные поправки.
Год 1936-й стал для Жукова поворотным годом. Хотя, если смотреть формально, в этом году он получил только орден Ленина. И – никакого продвижения по служебной лестнице. Но колоссальная работа, проделанная им и командирами полков и эскадронов 4-й Донской дивизии, вывела соединение в ряд лучших не только в Белорусском военном округе, но и во всей РККА. И то, что казачьи полки Жукова блеснули на манёврах на виду у наркома обороны, работников Генштаба и прочих высокопоставленных командиров, не прошло даром, не забылось. Как полевого командира Жукова заметили. При этом отметили его волевые и профессиональные качества. Переводя на родной нашему герою крестьянский язык, на крестьянские образы, в этом году Жуков, как хозяин своего поля-судьбы, основательно потрудился: на нужную глубину вспахал, тщательно пробороновал, засеял здоровым зерном, снова старательно заделал бороной посеянное зерно…
Оно взойдёт очень скоро. Но сперва над полем пролетит буря и едва не погубит все труды и будущий урожай. Её надо было пережить.
Глава одиннадцатая. Между большим террором и «пятой колонной», или почему Жукова не расстреляли в 37-м
Семейные дела Жукова вошли в ровное русло. С принятием нового законодательства о браке и семьи про «свободную любовь» и вообще о всяких свободах на грани вольностей в семейных отношениях человеку его положения лучше было забыть. Да и годы остепеняли. И обстоятельства были не те. Там, в прошлом, где буйствовала молодость, была война. Сегодня – жив, в седле. А завтра – в ковылях с разрубленной головой. А жить хотелось! И жили напропалу́ю, не щадя ни себя, ни тех, кто был рядом. А теперь началась служба, размеренная и более или менее спокойная жизнь. Александра Диевна снова была беременна. Ждали сына.
Неожиданное письмо от родных омрачило, обеспокоило. Сестра Маша написала, что в Стрелковке случился большой пожар, что выгорела половина деревни, до самой Огуби, и что их дом тоже отстоять не удалось…
Надо было ехать, помогать отстраиваться. На месте это сделать было куда быстрее, чтобы до наступления холодов мать и сестра с племянниками жили уже в тепле и под крышей. Но обстоятельства складывались такие, что оставлять службу, даже на короткое время, было нельзя. Обстоятельства складывались тревожные.
Он собрал деньги и послал на родину. Кое-какие суммы пришлось занять у сослуживцев. Денег должно было хватить и на новый дом, и на отделку, и на надворные постройки и хлева для скота, и на всякое обзаведение.
Вспомнил, как с зятем Фёдором Фокиным ставил прежний дом. Захотелось на родину, да так, что внутри зажгло. Но куда тут поедешь? Написал Маше, чтобы деньгами распоряжалась мать. Чтобы Фёдор разыскал в Угодке плотника дядю Макара и заказал сруб именно ему. Чтобы наняли его артель поставить сруб на фундамент, потому как в Стрелковке сейчас мастеров будет найти трудно.
К тому времени ОГПУ уже реорганизовали в НКВД. Во главе нового наркомата стоял генеральный комиссар государственной безопасности Генрих Ягода. В народе его называли «кровавым псом», в интеллектуальной среде и среди знакомых честили помягче – «мрачным романтиком».
В стране уже шли судебные процессы и уже вовсю расстреливали. Вначале «кулаков», потом началась серия процессов по делу убийства 1 декабря 1934 года члена Политбюро, первого секретаря Северо-Западного бюро ЦК С. М. Кирова. В июле 1935 года арестован комкор Гая Гай, в то время начальник кафедры военной истории Военно-воздушной академии им. Н. К. Жуковского.
Когда Жуков командовал 39-м Бузулукским кавалерийским полком, Гай был начдивом и непосредственным его командиром. Потом командовал 3-м кавалерийским корпусом. Затем получил назначение на должность начальника академии, а корпус сдал Тимошенко. И в это время где-то в компании сболтнул лишнего. На стол Ягоде легло донесение одного из секретных сотрудников: «Будучи выпимши, в частном разговоре с беспартийным сказал, что «надо убирать Сталина, всё равно его уберут»[52].
Ничего этого Жуков, конечно же, не знал. Но знал – из газетных сообщений и из разговоров с сослуживцами, – что аресты идут повсеместно. Берут партийных работников, «бывших», военных и, как это ни странно, сотрудников Наркомата внутренних дел.
До сих пор идёт спор: правда ли, что заговор военных существовал в действительности, или «чистка» в Красной армии во время Большого террора являлась следствием параноидального страха Сталина перед усилившимися военными, входившими в окружение маршала Тухачевского?
Биограф Сталина, историк и публицист Святослав Рыбас, перелиставший сотни дел осуждённых в период Большого террора, с горечью признал: «Это была правда, смешанная с ложью и помноженная на будущую войну»