лу танкового и механизированного корпусов, а также их меньшую, чем других родов войск, уязвимость от огня артиллерии и авиации».
Доклад Жукова «Характер современной наступательной операции» тоже был встречен особым вниманием. Всем хотелось послушать генерала, отличившегося на Халхин-Голе и в бессарабском походе.
Из «Воспоминаний и размышлений»: «Все принявшие участие в прениях и выступивший с заключительным словом нарком обороны были единодушны в том, что, если война против Советского Союза будет развязана фашистской Германией, нам придётся иметь дело с самой сильной армией Запада. На совещании подчёркивалась её оснащённость бронетанковыми, моторизованными войсками и сильной авиацией, отмечался большой опыт организации и ведения современной войны.
Мы предвидели, что война с Германией может быть тяжёлой и длительной, но вместе с тем считали, что страна наша уже имеет всё необходимое для продолжительной войны и борьбы до полной победы. Тогда мы не думали, что нашим вооружённым силам придётся так неудачно вступить в войну, в первых же сражениях потерпеть тяжёлое поражение и вынужденно отходить вглубь страны».
В воспоминаниях и размышлениях маршала немало противоречий. Вот и «мы не думали…» выглядит сомнительно после того, как 17 июля 1940 года он собственноручно подписал директиву войскам КОВО, в которой перечислены, пожалуй, все грехи и огрехи Красной армии, подлежащие немедленному исправлению. Но разве можно было немедленно – менее чем за полгода! – исправить, к примеру, курс подготовки инженеров для укомплектования понтонных и сапёрных батальонов или укомплектовать подразделения, а также танковые экипажи и артиллерийские расчёты современными средствами связи и подготовить специалистов для работы с ними? В войну наша армия вступила в том же состоянии, в каком соединения, части и подразделения Южного фронта проводили операцию летом 1940 года. И Жуков это прекрасно видел. И именно этим пониманием неготовности, или, скажем, неполной готовности, к большой войне объясняются его лихорадочные действия по формированию механизированных войск, а именно мехкорпусов. Вот почему он встрепенулся, слушая доклад генерала Павлова на совещании в Москве в декабре 1940 года.
«Все выступавшие, – вспоминал он, – считали необходимым и в дальнейшем продолжать формировать танковые и механизированные соединения типа дивизия – корпус, с тем чтобы иметь равное соотношение в силах с немецкой армией. Много говорилось о реорганизации, перевооружении ВВС, противовоздушной и противотанковой обороны войск, а также о необходимости перевода артиллерии на механическую тягу, чтобы повысить её подвижность и проходимость вне дорог.
В целом работа совещания показала, что советская военно-теоретическая мысль в основном правильно определяла главные направления в развитии современного военного искусства. Нужно было скорее претворить всё это в боевую практику войск. На основе выводов совещания через некоторое время были предприняты дальнейшие меры к повышению боевой готовности войск приграничных округов, совершенствованию штабного мастерства. В округах прошла новая волна крупных оперативно-стратегических игр и учений, разрабатывался план обороны госграницы, укреплялась организованность в войсках.
Анализируя проблемы организации обороны, мы тогда не выходили за рамки оперативно-стратегического масштаба. Организация стратегической обороны, к которой мы вынуждены были перейти в начале войны, не подвергалась обсуждению».
Организаторы совещания запланировали большую военную игру. К ней готовился и Жуков. Но его и ещё нескольких военачальников неожиданно вызвали в Кремль.
Сталин принял генералов и маршалов довольно сухо. Поздоровался, как вспоминал Жуков, «еле заметным кивком и предложил сесть за стол». Невольно бросился в глаза тот контраст, который Жуков почувствовал, оказавшись в кремлёвских стенах после возвращения из Монголии. Сталин был не тот. Рядом молчаливой стеной сидели члены Политбюро.
– Мы провели совещание высшего комсостава, – начал Сталин и сделал паузу.
Все ждали, что он скажет дальше.
– Были хорошие, дельные выступления и предложения. К ним стоит прислушаться. – И снова последовала пауза.
И снова в кабинете стояла тишина ожидания.
– Я читал проект заключительного выступления товарища Тимошенко, чтобы дать ему свои поправки. Не спал всю ночь. Но товарищ Тимошенко поторопился закрыть совещание…
– Товарищ Сталин, – попытался оправдаться нарком обороны, – я послал вам план совещания и проект своего выступления и полагал, что вы знали, о чём я буду говорить при подведении итогов. К тому же…
– Я не обязан читать всё, что мне посылают, – нервно оборвал наркома Сталин и посмотрел в сторону Тимошенко.
Нарком замолчал и сел. Лицо его стало пунцовым.
Жуков наблюдал, ещё не вполне понимая, что происходит. Потом, работая рядом с Верховным, он научится читать его настроение, интонации, недомолвки. Но тогда сидел, как будто в театре, где, возможно, и ему придётся играть какую-то роль, но пьеса ему была неизвестна и финал непредсказуем.
– Ну, как мы будем поправлять Тимошенко? – И Сталин выразительно посмотрел на молчаливую стену Политбюро.
Как это будет происходить и потом во время решения трудных вопросов, первым заговорил Молотов:
– Надо обязать Тимошенко серьёзно разобраться с вашими замечаниями по тезисам и, учтя их, через несколько дней представить в Политбюро проект директивы войскам. – И Молотов, всё это время обращавшийся к Сталину, перевёл взгляд на членов Политбюро.
Те закивали головами, послышались голоса одобрения.
– Ну что ж, предложение принимается, – сказал Сталин.
Жуков в «Воспоминаниях и размышлениях» уточняет: «И. В. Сталин сделал замечание С. К. Тимошенко за то, что тот закрыл совещание, не узнав его мнения о заключительном выступлении наркома».
Конечно, никакой подоплёки не существовало в том казусе, который произошёл в конце совещания. Просто Тимошенко переволновался.
– Когда у вас начнётся военная игра? – спросил Сталин наркома уже несколько потеплевшим голосом.
– Завтра утром, товарищ Сталин, – ответил Тимошенко; напряжённая шея наркома так и не утратила первоначальной багровости.
– Хорошо, проводите. Но не распускайте командующих.
Некоторую часть присутствующих это снова напрягло.
– Кто играет за «синюю» сторону, кто за «красную»?
– За «синюю», западную, играет генерал армии Жуков. За «красную», восточную, – генерал-полковник Павлов, – доложил Тимошенко.
«Из Кремля все мы возвращались в подавленном настроении, – вспоминал Жуков. – Нам было непонятно недовольство И. В. Сталина. Тем более что на совещании <…> всё время присутствовали А. А. Жданов и Г. М. Маленков, которые, несомненно, обо всём информировали И. В. Сталина».
Большая штабная оперативно-стратегическая игра началась на следующий день. Руководили ею нарком обороны Тимошенко и начальник Генерального штаба Мерецков. Отыгрывалась ситуация наступательной операции Красной армии с попыткой окружения германских войск в Восточной Пруссии. Игравший за «красных» Д. Г. Павлов наступал, а игравший за «синих» Г. К. Жуков оборонялся. В итоге решительного успеха «красным» добиться не удалось.
Общий разбор итогов штабной игры Сталин предложил провести в Кремле. Были приглашены руководители Наркомата обороны, Генерального штаба командующие военными округами, их начальники штабов.
Ход и результаты штабной игры докладывал начальник Генерального штаба генерал армии Мерецков. В какой-то момент Сталин начал подавать реплики, возражая против явной нелогичности выводов, допущенных Генштабом. Мерецкова, как любого докладчика, это начало сбивать с первоначальной мысли. Он стал повторяться, рвать логику выступления.
А дальше началась дискуссия между Мерецковым и Сталиным. Сталин начал терять самообладание, а Мерецков осторожность.
Из «Воспоминаний и размышлений»: «Сделав ещё несколько резких замечаний, о которых вспоминать не хочется, И. В. Сталин спросил:
– Кто хочет высказаться?
Выступил нарком С. К. Тимошенко. Он доложил об оперативно-тактическом росте командующих, начальников штабов военных округов, о несомненной пользе прошедшего совещания и военно-стратегической игры.
– В 1941 учебном году, – сказал С. К. Тимошенко, – войска будут иметь возможность готовиться более целеустремлённо, более организованно, так как к тому времени они должны устроиться в новых районах дислокации».
Семён Константинович Тимошенко, говоря это, и сам не представлял, насколько был прав. Только готовиться войска буду иногда за несколько суток до боя, а иногда и в бою.
Когда выступил Павлов, игравший за «красных», Сталин снова не выдержал:
– В чём кроются причины неудачных действий войск «красной» стороны? – спросил он.
Павлов, по воспоминаниям участников этого совещания, попытался отшутиться, сказал, что это всего лишь игра и что в играх так бывает. Но Сталин не принял его тона и сказал:
– Командующий войсками округа должен владеть военным искусством и уметь в любых условиях находить правильные решения, а у вас в проведённой игре этого не получилось.
Павлов хотел продолжить, но Сталин сделал жест: довольно. И спросил:
– Кто ещё хочет высказаться?
Вызвался маршал Кулик. Некоторые положения его выступления Жукова возмутили. Кулик настаивал, что артиллерию необходимо оставить на конной тяге, что это надёжней. И неожиданно предложил увеличить штат стрелковой дивизии до шестнадцати – восемнадцати тысяч человек. А потом заговорил о танках:
– Опыт войны в Испании подсказывает, что танковые части лучше использовать в качестве непосредственной поддержки пехоты. В бой вводить поротно и побатальонно. С формированием танковых и механизированных корпусов пока следует воздержаться.
Тимошенко тут же бросил реплику:
– Руководящий состав армии хорошо понимает необходимость быстрейшей механизации войск. Один Кулик всё ещё путается в этих вопросах.