инициативы, чреватое многими неприятностями, а в определённых обстоятельствах и катастрофу.
Как известно, задача штабов – планирование военных действий. Штабы должны иметь десятки планов и вариантов, чтобы при необходимости пустить в дело самый рациональный, самый подходящий к обстоятельствам.
Маршал Тимошенко после войны, когда уже не было в живых Сталина, рассказал генералу армии Ляшенко такую историю.
Мало было подготовить соображения, надо как-то передать их Сталину, чтобы он срочно с ними ознакомился. Они с Жуковым ещё раз, уже более конкретно, решили подтолкнуть Хозяина к тому, что пора на происходящее взглянуть по-военному сурово. И вот что из этого вышло.
Сталин прочитал докладную записку, обеспеченную картами и схемами, и обрушился на них со всем своим кавказским жаром и гневом. «Сталин подошёл к Жукову и начал на него орать: «Вы что, вы нас пугать пришли войной или вы хотите войны? Вам мало наград или званий?» Жуков потерял самообладание, и его отвели в другую комнату. Сталин вернулся к столу и грубо сказал: «Это всё Тимошенко делает, он настраивает всех к войне, надо бы его расстрелять, но я его знаю как хорошего вояку ещё с Гражданской войны».
Жукову и Тимошенко казалось, что момент для доклада они выбрали самый подходящий. Сталин только что выступил перед выпускниками военных академий, где совершенно определённо прозвучало: Финская кампания показала неготовность Красной армии к большой войне, но партия и правительство принимают «экстренные меры» для повышения боевой подготовки войск и оснащения их техникой и оружием, которые превосходят германские образцы. «Германия хочет уничтожить наше социалистическое государство, завоёванное трудящимися под руководством Коммунистической партии Ленина, – сказал Сталин, поднимая тост за молодых офицеров. – Германия хочет уничтожить нашу великую Родину, Родину Ленина, завоевания Октября, истребить миллионы советских людей, а оставшихся в живых превратить в рабов. Спасти нашу Родину может только война с фашистской Германией и победа в этой войне. Я предлагаю выпить за войну, за наступление в войне, за нашу победу в этой войне».
Для военных, кто обязан мыслить конкретно и совершенно определёнными категориями, тост Сталина в Георгиевском зале Кремля не оставлял других вариантов. За наступление так за наступление…
Вот с этими предложениями и черновиком плана Жуков и Тимошенко явились на доклад. Для них реакция Хозяина была более чем неожиданной. Она была оскорбительной! И явно подталкивала Красную армию к катастрофе.
Никакого упреждающего удара! Более того, Сталин не разрешил привести в полную боеготовность войска приграничных западных округов, чтобы ни одним неосторожным движением не спровоцировать Германию на «ответный» удар, который может быстро перерасти в масштабную агрессию.
Когда Жукова удалили из кабинета Сталина, Тимошенко, видя, что дело плохо и что их надежды рушатся, по-солдатски прямо сказал Сталину:
– Вы же сказали всем, что война неизбежна. Вы сами сказали это на встрече с выпускниками академий!
– Вот видите! – взмахнул трубкой Сталин, обращаясь к членам Политбюро. – Тимошенко здоровый, и голова большая. А мозги, видимо, маленькие… Это я сказал для народа, надо их бдительность поднять. А вам надо понимать, что Германия никогда не пойдёт одна воевать с Россией! Это-то вы должны понимать!
Но военные упорно понимали своё: удержать противника на не подготовленной к боям новой линии обороны будет трудно, а скорее всего, невозможно, поэтому, если уж схватка неминуема, лучше ударить первыми.
Далее Тимошенко вспоминал: «Он ушёл, но вскоре вернулся и произнёс: «Если вы будете на границе дразнить немцев, двигать войска без нашего разрешения, тогда головы полетят, имейте в виду».
Но этим не кончилось. Как впоследствии рассказывал Жуков журналистам, Сталин был «сильно разгневан» и через своего секретаря Поскрёбышева передал, «чтобы впредь такие записки «для прокурора» не писал: что председатель Совнаркома больше осведомлён о перспективах наших взаимоотношений с Германией, чем начальник Генштаба; что Советский Союз имеет ещё достаточно времени, чтобы подготовиться к решающей схватке с фашизмом».
Рассказ о «Плане Жукова – Тимошенко», который в нашей историографии порой деформирован до широкомасштабных планов Красной армии первой начать войну с Германией путём нанесения превентивного удара с последующим наступлением на запад, можно на этом благополучно завершить.
Правда, существует версия, что был некий другой, более детально проработанный план превентивного удара. Но это либо миф, либо истинную правду откроют архивы. Когда – неизвестно.
В одной из послевоенных бесед маршал так прокомментировал свой визит к Сталину в компании с Тимошенко: «Хорошо, что Сталин не согласился с нами. Иначе мы получили бы нечто, подобное Харькову в 1942 году».
Любопытное признание, требующее некоторых комментариев. Похоже, что Жуков, как и многие советские генералы и руководители страны, не предполагал, что германская армия настолько сильна и мобильна. Наша же разведка, в том числе и агентурная, была настолько слабой, а донесения, доставляемые ею, обрабатывались и синтезировались настолько непрофессионально, да ещё через мутные фильтры политической целесообразности и необходимости непременно угодить первому лицу государства, что расчёты даже таких суровых реалистов, как Жуков и Тимошенко, оказались либо неверными, либо выхолощенными, так что в час «Х» не могли противостоять расчётам немецких штабов.
Тем не менее Генштаб всё же успел в этот короткий период осуществить некоторые мероприятия, которые очень скоро окажутся спасительными для Красной армии и во многом определят события лета и осени 1941 года. И героические её страницы, и трагические.
Генштаб предусматривал вероятность отвода войск вглубь страны в случае внезапного нападения противника и невозможности сдержать его натиск на приграничных рубежах. При этом варианте эвакуировались на восток склады и промышленные предприятия. Оборона получала оперативную глубину, определялись три её рубежа: фронтовой – по линии существующей демаркации; стратегический – по линии рек Западная Двина и Днепр; государственный – Осташков, Сычёвка, Ярцево, Рославль, Почеп, Трубчевск. Директива предписывала: штабы округов в кратчайшие сроки должны представить на утверждение оперативные планы обороны. Некоторые историки называют эти мероприятия, конечно же отфильтрованные осторожным Сталиным, скрытой мобилизацией. Хозяин как бы ни костерил своих маршалов и генералов, а всё же в чем-то уступал им. Из внутренних округов на стратегический рубеж перебрасывались и развёртывались несколько армий с полевыми управлениями и тылами. В частности, именно в те дни из-под Ростова-на Дону на линию Киевского укрепрайона привёл 19-ю армию генерал Конев.
Буквально в последние сутки тишины наши оборонительные линии непосредственно у границы были несколько усилены призванными резервистами и частями из восточных округов. Оперативная плотность порядков войск КОВО, где ожидался основной удар, составляла от 70 до 160 километров на одну дивизию. Чтобы сразу отбросить все фантазии по поводу сталинского превентивного удара и планов большевистского наступления на Прагу и Берлин, необходимо напомнить читателю, что для успешного наступления Красной армии необходимо было иметь как минимум дивизию на пять – семь километров фронта. Ясско-Кишинёвская операция 1944 года, которая служит неким эталоном удачно проведённых наступательных операций с последующим охватом и уничтожением войск противника, потребовала, к примеру, доведения оперативной плотности до 6,8 километра на одну дивизию при огневой поддержке восемнадцати орудийных стволов и двух танков или самоходок на один километр фронта. При этот недостаток наступающих сил и огневого ресурса обнаружился очень скоро: часть немецких войск, загнанных в «котёл», после перегруппировки всё же смогла вырваться и избежать уничтожения и пленения.
Незначительное уплотнение войск первой фронтовой линии – пожалуй, единственное, что смогли сделать военные накануне немецкого удара.
Жуков и Тимошенко почти ежедневно бывали у Сталина. То он их вызывал. То они настаивали на очередном докладе, который не терпел отлагательства. Докладывали. Напоминали. Настаивали на более радикальных мерах для приведения войск в полную боеготовность. Выслушивали очередную нотацию по поводу возможной провокации, уходили оглушённые. А на следующий день снова шли и обосновывали необходимость тех или иных дополнительных мер в округах, армиях, дивизиях.
– Вы что же, – нервно пыхал трубкой Сталин, – предлагаете провести в стране мобилизацию, поднять сейчас войска и двинуть их к западным границам? Это же – война! Понимаете вы оба это или нет?
За трое судок до начала войны Сталин всё же согласился на некоторые уступки. Политбюро приняло решение о создании второго стратегического эшелона вдоль Днепра. Становилось очевидным: такую махину, какая скопилась по ту сторону советско-германской границы, не удержать, так что война «малой кровью, на вражеской территории» была оставлена политрукам и корреспондентам газет.
В тот же день Жуков направил командующим войсками западных округов телефонограмму: фронтовые и армейские управления вывести и развернуть на полевых пунктах.
Глава четвёртая. Пятая война
Для штабных война начинается не тогда, когда тишину раскалывает первый залп и первая серия снарядов ложится на позиции противника. Для них война начинается иногда значительного раньше часа «Х», а иногда всего лишь за несколько часов до конца тишины.
Вечером 21 июня в Генштаб позвонили из Киевского Особого военного округа. Голос начальника штаба округа генерала Пуркаева[77] был подчёркнуто спокойным, но в этом вынужденном спокойствии читались ответы на многие вопросы беспокойных минувших дней. Пуркаев без предисловий доложил Жукову, что пограничники в районе Сокаля задержали перебежчика.