– Допросили? Что показывает? – спросил Жуков.
– Перебежчик показывает: сегодня во второй половине дня командир роты лейтенант Шульц отдал приказ приготовиться – сегодня ночью после артиллерийской подготовки их полк начинает форсирование Буга на плотах, лодках и понтонах. Кроме того, перебежчик сообщил, что их артиллерия заняла огневые позиции, а танки и пехота сосредоточены у бродов и переправ.
Записка наркома госбезопасности СССР В. Н. Меркулова в ЦК ВКП(б), НКИД СССР и НКВД СССР с записью беседы, полученной агентурным путем, о встрече с С. К. Тимошенко и Г. К. Жуковым и скорой войне Германии с СССР.
21 июня 1941 г.
[ЦА ФСБ России]
В те минуты, когда советские генералы разговаривали о перебежчиках, немецкие танкисты по ту сторону Буга, Прута и Сана дозаправляли топливные баки, проверяли боекомплекты и удаляли лишнюю смазку с трущихся деталей курсовых пулемётов. Лётчики уже получили приказ, нанесли на полётные карты боевые маршруты, пометили объекты огневого воздействия и маялись у своих самолётов в ожидании команды «По машинам!». Пехотинцы, навьючив на себя снаряжение, коробки с пулемётными лентами и минами для ротных миномётов, разглядывали сквозь листву деревьев и кустарников противоположный берег и застёгивали ремешки стальных шлемов. Для солдат великой Германии, которая все эти годы последовательно и энергично освобождалась от «версальского комплекса», начинался поход к новой, более масштабной катастрофе.
Из «Воспоминаний и размышлений»: «Я тотчас же доложил наркому и И. В. Сталину то, что передал М. А. Пуркаев.
– Приезжайте с наркомом минут через сорок пять в Кремль, – сказал И. В. Сталин.
Захватив с собой проект директивы войскам, вместе с наркомом и генерал-лейтенантом Н. Ф. Ватутиным мы приехали в Кремль. По дороге договорились во что бы то ни стало добиться решения о приведении войск в боевую готовность.
И. В. Сталин встретил нас один. Он был явно озабочен.
– А не подбросили ли немецкие генералы[78] этого перебежчика, чтобы спровоцировать конфликт? – спросил он.
– Нет, – ответил С. К. Тимошенко. – Считаем, что перебежчик говорит правду.
Тем временем в кабинет И. В. Сталина вошли члены Политбюро. Сталин коротко проинформировал их.
– Что будем делать? – спросил И. В. Сталин.
Ответа не последовало.
– Надо немедленно дать директиву войскам о приведении всех войск приграничных округов в полную боевую готовность, – сказал нарком.
– Читайте! – сказал И. В. Сталин.
Я прочитал проект директивы. И. В. Сталин заметил:
– Такую директиву сейчас давать преждевременно, может быть, вопрос ещё уладится мирным путём. Надо дать короткую директиву, в которой указать, что нападение может начаться с провокационных действий немецких частей. Войска приграничных округов не должны поддаваться ни на какие провокации, чтобы не вызвать осложнений».
Сталин до последнего опасался отдавать ситуацию в руки военных, выхолащивая указаниями не поддаваться на провокации даже приказы последних мирных часов.
«Не теряя времени, – пишет далее Жуков, – мы с Н. Ф. Ватутиным вышли в другую комнату и быстро составили проект директивы наркома.
Вернувшись в кабинет, попросили разрешения продолжить.
И. В. Сталин, прослушав проект директивы и сам ещё раз прочитав, внёс некоторые поправки и передал наркому для подписи.
Ввиду особой важности привожу эту директиву полностью:
«Военным советам ЛВО, ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО, ОдВО.
Копия: Народному комиссару Военно-Морского Флота.
1. В течение 22–23.6.41 г. возможно внезапное нападение немцев на фронтах ЛВЛ, ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО, ОдВО. Нападение может начаться с провокационных действий.
2. Задача наших войск – не поддаваться ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения. Одновременно войскам Ленинградского, Прибалтийского, Западного, Киевского и Одесского военных округов быть в полной боевой готовности встретить возможный внезапный удар немцев или их союзников.
3. Приказываю:
а) в течение ночи на 22.6.41 г. скрытно занять огневые точки укреплённых районов на государственной границе;
б) перед рассветом 22.6.41 г. рассредоточить по полевым аэродромам всю авиацию, в том числе и войсковую, тщательно её замаскировать;
в) все части привести в боевую готовность. Войска держать рассредоточенно и замаскированно;
г) противовоздушную оборону привести в боевую готовность без дополнительного подъёма приписного состава. Подготовить все мероприятия по затемнению городов и объектов;
д) никаких других мероприятий без особого распоряжения не проводить.
Тимошенко. Жуков.
21.6.41 г.».
С этой директивой Н. Ф. Ватутин выехал в Генеральный штаб, чтобы тотчас же передать её в округа для исполнения. Пока шифровали, пока работали аппараты… Передача директивы Наркомата в округа была закончена в 00.30 минут 22 июня 1941 года. Копию директивы передали наркому Военно-Морского флота».
Директивы, уходящие в округа, а там растекающиеся по штабам армий, корпусов и дивизий в виде конкретных приказов, к сожалению, катастрофически опаздывали. Командирам частей практически приходилось принимать решения, исходя из той обстановки, которую они либо наблюдали в бинокль, либо действовали на свой страх и риск, оказавшись лицом к лицу с атакующим противником. Так, в первые сутки воевали многие, кто не был сразу же разбит, смят, захвачен врасплох и пленён. Многие отходили, самовольно оставив позиции, тяжёлое вооружение, тыловое имущество, склады. Некоторые из них в сумбуре и ярости первых неудач были вскоре расстреляны работниками НКВД, поспешно и зачастую несправедливо.
Катастрофу первых дней усугубляло ещё и то, что из вышестоящих штабов в войска шли два потока документов на исполнение. Первые, порой подспудно, требовали повышения бдительности, усиления работы всех служб. Они более соответствовали реальной обстановке и настраивали войска быть готовыми в любой момент занять окопы и открыть огонь на поражение любого противника, появившегося в секторе обстрела. Другой поток – сдерживающий – «не поддаваться на провокации» и «не провоцировать самим».
Вернувшись от Сталина в Генштаб, Жуков собрал своих подчинённых, коротко обсудил с ними обстановку и приказал до особого распоряжения не покидать рабочих мест. В Генштабе понимали, что поздно, слишком поздно ушла в округа директива к действиям. Пока получат, пока отдадут распоряжения, трансформируя документ центра в конкретные приказы и распоряжения соединениям и частям, пока поднимут бойцов, пока те выдвинутся в районы сосредоточения и займут свои окопы… Это же не роту развернуть и приготовить к бою.
Генералы Анисов, Василевский, Ватутин всегда были рядом.
Жуков ещё раз переспросил Ватутина, все ли округа и флоты подтвердили получение директивы. Ватутин подтвердил: все. Но и тот и другой понимали: если немцы атакуют в утренний час, как о том сообщили перебежчики, наши войска не успеют даже выдвинуться в заданные районы. В лучшем случае будут подняты по тревоге и будут находиться в пути; в худшем – они попадут под огонь в казармах.
На рассвете 22 июня, словно пули в окна осаждённого дома, в Генштаб с разных участков западных фронтов полетели тревожные сообщения.
В 3 часа 07 минут – с командного пункта Черноморского флота: со стороны моря приближается большое количество неизвестных самолётов.
В 3 часа 30 минут – из штаба Западного Особого военного округа: генерал Климовских сообщил о бомбардировке немецкой авиацией белорусских городов.
В 3 часа 35 минут – из штаба КОВО: налёты немецких самолётов на города Украины.
В 3 часа 40 минут – командующий войсками Прибалтийского военного округа доложил: авиация противника бомбит Каунас и другие прибалтийские города.
Первый звонок имел следующие последствия. Командующий Черноморским флотом вице-адмирал Ф. С. Октябрьский[79] доложил о приближении к району базирования кораблей большой группы самолётов противника. Воздушные цели обнаружила радиолокационная система крейсера «Молотов». Тут же на кораблях объявили тревогу. Боевые расчёты зенитных установок заняли свои места. Но как стрелять? Накануне и из Москвы, и из штаба округа поступило столько бумаг, напоминающих командирам об ответственности за действия, которыми противник может воспользоваться с целью эскалации боевых действий…
Доложив о самолётах, прямым курсом идущих к базе кораблей флота, Октябрьский сказал:
– Жду указаний.
Жуков, словно пытаясь оттянуть неизбежное, осторожно спросил:
– Ваше решение?
– Решение одно: встретить самолёты противника огнём противовоздушной обороны флота.
– Действуйте, – сказал Жуков. – И доложите своему наркому.
– Есть действовать!
Авианалёт был успешно отбит корабельной зенитной артиллерией. Авиация Черноморского флота в тот же день нанесла ответные удары по румынским городам Констанце, Плоешти и Сулину.
Но единичные эпизоды удачных боёв, когда немцы и их союзники нарывались на заранее подготовленную оборону, значительно не повлияли на общий ход первых дней войны.
Для Красной армии всё складывалось по худшему варианту. Согласно журналу посещений кремлёвского кабинета, 22 июня Жуков был у Сталина дважды. Утром с 5.45 до 8.30 вместе с Тимошенко, Молотовым, Берией и Мехлисом. И после полудня с 14.00 до 16.00. Вторая встреча происходила после выступления по радио наркома иностранных дел Молотова и касалась положения на фронте. В совещании приняли участие также Шапошников, Тимошенко и Ватутин.
На рассвете, когда поступили первые доклады о вторжении, Жуков созвонился с Тимошенко. Тот коротко сказал:
– Звони Сталину. А я пока переговорю с Кирпоносом.
Телефон Сталина долго не отвечал. Наконец на том конце провода послышался сонный голос начальника управления охраны генерала Власика: