Директива Ставки Верховного Главнокомандования о возложении руководства всеми операциями в районе Ржева на командующего Западным фронтом Г. К. Жукова.
5 августа 1942 г.
[ЦА МО]
Пятого августа войска Калининского фронта, атаковавшие на Ржев, были подчинены штабу Западного фронта.
Седьмого августа в районе Погорелого Городища на плацдарме, захваченном немцами на левом берегу Волги, разгорелось встречное танковое сражение. Восьмого августа, наращивая удар, Жуков ввёл в бой 5-ю армию.
Из воспоминаний Александра Бучина: «Бои шли в лесистой, местами заболоченной местности, а лето в 1942 году выдалось на диво дождливое. На всю жизнь мне врезались в память названия речек Держа, Вазуза, Гжать. Сумрачные кармановские леса (по названию села Карманово). Георгий Константинович выдвинул свой командный пункт чуть ли не в боевые порядки войск. Он был везде – с пехотинцами и саперами, артиллеристами и особенно танкистами. Лазил везде, возвращался, шатаясь от усталости, в сапогах, грязных до верха голенища. До сих пор жуть берет, когда вспомнишь бешеную тряску на гатях, проложенных через топи, сумрак лесов, пропавших порохом и трупным смрадом, зловонную жижу, бившую фонтанами из-под колес. Нередко вода в речках чернела от крови. Нам пришлось форсировать Держу, топкие берега которой были нашпигованы минами. Многие ли знают, что происходило на небольшом участке на рубеже речек Вазузы и Гжати 9 – 10 августа 1942 года? В эти два дня тут гремело, ревело и лязгало встречное танковое сражение, до 1500 танков с обеих сторон. У Прохоровки бились в открытом поле, здесь – в лесу с густым подлеском вязли в болотах, продирались через кустарник. Под Прохоровкой гибли на виду, а на миру, как известно, и смерть красна, в этом сражении убивали безымянными. На моих глазах на страшный грохот битвы шли наши танки, колонна за колонной. Бледные, измученные лица моложе меня, 25-летнего. Для многих кармановские леса – последнее, что им удалось повидать в куцей жизни».
К 23 августа наши войска взяли Зубцов, Карманово и вплотную подошли к Ржеву. Но овладеть городом всё же не смогли.
Типпельскирх, генерал, а впоследствии военный историк, исследуя сражение у погорелого Городища, писал: «Прорыв удалось предотвратить только тем, что три танковые и несколько пехотных дивизий, которые уже готовились на южный фронт, были задержаны и введены сначала для локализации прорыва, а затем и для контрудара»[146].
Всего генерал Модель вынужден был перебросить сюда 12 дивизий.
Войскам Западного и Калининского фронтов удалось продвинуться вперёд на 35–40 километров. Был ликвидирован опасный плацдарм на левом берегу Волги в районе Ржева. Но конечной задачи проводимой операции выполнить не удалось. Немцы держались за Ржев с яростным упорством. И это настораживало. Тем более что некоторые разведданные свидетельствовали в пользу того, что группа армий «Центр» готовит новый удар на Москву. Удобнее и выгоднее плацдарма, чем Ржевский выступ, трудно было представить.
Приказ командующего Западным фронтом Г. К. Жукова о действиях под Ржевом. 8 августа
1942 г.
[ЦА МО]
К концу августа в районе Ржева наступило затишье. Но Ржевская битва не закончилась. Она лишь сделала вынужденную паузу, чтобы пополнить дивизии противостоящих сторон, подвезти боеприпасы, отремонтировать танки, которые ещё можно было послать в бой. Живые хоронили убитых. Над полем боя на десятки километров стоял чудовищный смрад.
По некоторым данным, только 20-я армия Западного фронта потеряла около 60 тысяч человек. Командовал армией генерал Рейтер[147]. Воевал он примерно так же, как и Болдин. Впоследствии командовал Брянским, затем Воронежским фронтами, а 1943 году был отправлен в одни из внутренних округов и в боевых действиях больше не участвовал.
Пережившие ту страшную битву рассказывали, что командиры зачастую гнали роты и батальоны на неподавленную оборону противника, что приказ № 227 освобождал от пули только мёртвых. Расстреливали не только трусов и паникёров, но и попавших под горячую командирскую руку. Расстреливали для устрашения. Тогда это не считалось жестокостью. Строили полк. Копали яму. Выводили «трусов» и «паникёров». Зачитывали приговор. Комендантский взвод не мешкая делал своё дело. И полк шёл в бой.
Буквально накануне наступления в газете «Красная звезда», которая в годы войны стала главной газетой сражающегося народа, было опубликовано стихотворение Константина Симонова «Если дорог тебе твой дом…»:
……………………………..
Так убей фашиста, чтоб он,
А не ты на земле лежал,
Не в твоём дому чтобы стон,
А в его по мёртвым стоял.
Так хотел он, его вина, —
Пусть горит его дом, а не твой,
И пускай не твоя жена,
А его пусть будет вдовой…
…………………………………
Так убей же хоть одного!
Так убей же его скорей!
Сколько раз увидишь его,
Столько раз его и убей!
А на следующий день политинформаторы взводов и рот, парторги батальонов и батарей разнесли по окопам свежий номер «Красной звезды» со статьёй Ильи Эренбурга, которая усиливала главную тему дня и определяла её, как оказалось, на годы. Статья называлась «Убей!»: «Мы поняли: немцы – не люди. Отныне слово «немец» для нас самое страшное проклятье. Отныне слово «немец» разряжает ружьё. Не будем говорить. Не будем возмущаться. Будем убивать. Если ты не убил за день хотя бы одного немца, твой день пропал. Если ты думаешь, что за тебя немца убьёт твой сосед, ты не понял угрозы. Если ты не убьёшь немца, немец убьёт тебя. Он возьмёт твоих [близких] и будет мучить их в своей окаянной Германии. Если ты не можешь убить немца пулей, убей немца штыком. Если на твоём участке затишье, если ты ждёшь боя, убей немца до боя. Если ты оставишь немца жить, немец повесит русского человека и опозорит русскую женщину. Если ты убил одного немца, убей другого – нет для нас ничего веселее немецких трупов. Не считай дней. Не считай вёрст. Считай одно: убитых тобою немцев. Убей немца! – это просит старуха-мать. Убей немца! – это молит тебя дитя. Убей немца! – это кричит родная земля. Не промахнись. Не пропусти. Убей!»
И стихотворение Константина Симонова, и заметка Ильи Эренбурга, по жанру относящаяся скорее к листовке политрука, были своеобразным эмоциональным приложением к приказу «Ни шагу назад!».
Они западали глубоко в душу солдат и не выводились из крови на протяжении всей войны. Более того, чем ближе становилась Германия, тем сильнее в солдатской крови закипала ненависть.
Глава четырнадцатая. Сталинград
Сталин позвонил 27 августа 1942 года и приказал Жукову: обязанности командующего войсками возложить на начальника штаба, а самому немедля выехать в Москву.
Днём раньше Совет народных комиссаров СССР назначил генерала армии Г. К. Жукова первым заместителем наркома обороны, освободив от этой должности маршала С. М. Будённого.
Верховный встретил его словами:
– Плохо получилось у нас на юге. Может случиться так, что немцы захватят Сталинград. Не лучше дела обстоят и на Северном Кавказе. Очень плохо показал себя Тимошенко. Мне рассказал Хрущёв, что в самые тяжёлые моменты обстановки во время нахождения в Калаче он бросал штаб и уезжал с адъютантом на Дон купаться. Мы его сняли. Вместо его поставили Ерёменко. Правда, это тоже не находка…
Сталин сделал паузу. Жуков молчал.
– Мы решили назначить вас заместителем Верховного Главнокомандующего и послать в район Сталинграда для руководства войсками на месте. У вас накопился хороший опыт, и я думаю, что вам удастся взять в руки войска. Сейчас там Василевский и Маленков. Маленков пусть останется с вами, а Василевский сейчас же вылетает в Москву. Когда вы можете вылететь?
– Если так, то вылетать надо немедленно, – ответил Жуков.
– Ну, вот и хорошо. – И вдруг Сталин спохватился: – А вы не голодны?
– Подкрепиться не мешало бы, – ответил Жуков, только теперь почувствовал приступ голода.
Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) о назначении Г. К. Жукова заместителем Верховного Главнокомандующего РККА и ВМФ.
26 августа 1942 г.
Текст – автограф В. М. Молотова, подпись – автограф И. В. Сталина.
[РГАСПИ]
Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) о назначении Г. К. Жукова первым заместителем наркома обороны СССР. 27 августа
1942 г.
[РГАСПИ]
Сталин позвонил в приёмную, и вскоре Поскрёбышев принёс горячий чай и тарелку с горкой бутербродов. Перекусив, Жуков сразу же отбыл на аэродром. И через четыре часа самолёт приземлился в Камышине. На Сталинградский фронт Жуков прибыли не с пустыми руками. Сталин за чаем напутствовал: «В связи с прорывом немцев к Сталинграду мы приказали срочно перебросить 1-ю гвардейскую армию генерала Москаленко[148] в район Лозное. Необходимо с утра 2 сентября нанести ею удар по прорвавшейся к Волге группировке противника и соединиться с 62-й армией. Туда же перебрасываются 66-я армия генерала Малиновского[149] и 24-я армия генерала Козлова[150]. Вам следует принять необходимые меры, чтобы Москаленко 2 сентября нанёс контрудар, а под его прикрытием вывести в исходные районы 24-ю и 66-ю армии. Эти две армии вводите в бой незамедлительно, иначе мы потеряем Сталинград».
Штаб Сталинградского фронта размещался в Малой Ивановке близ Камышина. В штабе фронта Жукову доложили обстановку. Докладывали начальник штаба и старый знакомый по Халхин-Голу генерал Никишев и начальник оперативного отдела полковник Рухле. Как вспоминал потом маршал, их путаный доклад производил впечатление, что они «не совсем уверены в том, что в районе Сталинграда противника можно остановить».