— Мне деньги государства не безразличны!
— Это я давно заметил. — Чугунов продемонстрировал отменную реакцию, и Холин понял, что сморозил глупость, двусмысленность и… подставился: колкость вполне оправдана.
— Я нервничаю… из-за машины… извините. — Холин еще раз повернул ключ зажигания и… движок ожил, работал мерно и нешумно. — Наверное свечи подсохли, — уронил Чугунов, едва слышно, будто бормотал про себя молитву и случайно пару слов вырвалось вслух.
Холин сообразил, что на ответ пассажир не рассчитывает, выбрался из «BMW», опустил капот, победно кивнул регулировщику, тот приветственно махнул в ответ.
Часы на улице показывали половину одиннадцатого. Подъехали к представительству банка, на пороге офиса встретил Цулко сосредоточенный, без улыбки, выбритый до синевы. Пашка провел визитера по комнатам представительства, сияющим чистотой и потянул в помещение, где с ночи упражнялся в уничтожении бумаг.
Такая же бьющая по глазам чистота и девственно пустой стол: Пашка управился! Любезно осведомился:
— С чего начнем?..
Чугунов стянул плащ, бросил на диванчик для двоих, по-хозяйски расположился в удобном кресле:
— Сначала!..
Пашка глазом не моргнул, плавным жестом откатил стеллажную дверку на роликах. Чугунов увидел десятки толстенных папок с дырками на плоских корешках — для вентиляции бумаг — и аккуратно наклеенными черными цифрами: 1, 2… 50… 113…
— Дайте мне баланс… — Чугунов вскользь взглянул на папки: раз предлагают, скорее всего в них ничего, кроме рутинной переписки, нет.
Пашка перехватил взгляд Холина, передал бразды правления начальнику. Эдгар Николаевич зашел издалека:
— Видите ли… мы как раз решили свести все показатели снова и перепроверить, но… сотрудница, выполняющая эту работу заболела и, чтобы не терять время, взяла документацию домой.
— Позвоните ей, пусть привезет. — Чугунов не собирался сдавать позиции.
— Она больна, — с нажимом заметил Холин.
— К тому же, — встрял Пашка, — она живет за городом в только что купленном доме… еще без телефона.
Чугунов усмехнулся:
— Тогда поезжайте и заберите…
Холин подготовился к такому обороту событий:
— Это швейцарка… здесь не принято без предупреждения наезжать к больным… забрать документы — неэтично, это — недоверие — здесь своя этика… нас не поймут…
— А мы весьма ценим этого работника — добил Пашка.
— Завтра… документы должны лежать на столе. — Чугунов окинул взглядом шеренгу папок и попросил Цулко, — дайте мне 37-ую.
Пашка вздрогнул, потянулся к папке.
— Что это вы? — заметил гримасу Цулко ревизор. — Памятная цифирь в вашем ремесле?
Пашка положил папку на стол. Холин повеселел, выиграны сутки! За стеной забренчал телефон. Эдгар Николаевич выскочил, задев пустое кресло… Чугунов улыбнулся одними губами, наугад раскрыл папку, принялся в сотый раз за это долгое утро протирать очки.
Холин взял трубку в соседней комнате, сделал глазами знак Пашке, чтобы заместитель вернулся к Чугунову — вдруг ревизор возжелает подслушать по параллельному аппарату. Пашка сообразил вмиг, бросился к месту недавней казни сотен бумаг.
— Пронто, — произнес голос Мадзони.
— Слушаю… — связки Холина вибрировали от напряжения.
— Относительно вчерашнего… — дипломатично и уклончиво приступил к делу итальянский банкир, — я смогу послезавтра…
Холин побледнел:
— Мне нужно сегодня к вечеру, или завтра с утра… нет, это поздно… сегодня вечером, или… все теряет смысл…
— Весьма сожалению… — достаточно бодро посочувствовала трубка за итальянского банкира и плюнула в ухо Холину издевательским пи-пи-пи!..
Холин уронил голову на руки. Вошел Цулко, притворил двери, оперся о современную скульптуру — моток крученного медного кабеля на стеклянной подставке в стеклянном же кубе:
— Что?
— К утру денег не будет, — Пашка полез в шкаф за бутылкой — за стенкой завозился ревизор — Пашка отдернул руку, как шкодливый школяр. Надоел… сволочь… — и расхохотался.
Вошел Чугунов с папкой номер 37 под мышкой.
— Ну как? — с вызовом спросил Цулко, уяснив, что терять, похоже, больше нечего.
— Никак, — весело ответил Чугунов, — пустышка, как я и думал.
— Может отобедаем? — неуверенно предложил Пашка… неожиданно гость согласился.
…Вечером Холин и Цулко привезли гостя в номер отеля, Пашка возился за спиной Чугунова, открывая бутылку шампанского, разлил по бокалам, принес поднос к низкому столику, собственноручно вручил бокал каждому:
— Извините, если что не так… мы нервничаем… вы тоже, хотя и не скажешь… работа есть работа…
Мужчины выпили шампанское, Пашка, как добрая хозяйка ополоснул бокалы и поставил на столик. Через минуту распрощались. В дверях Чугунов напомнил:
— Завтра… с утра, чтоб все было.
— Естественно, — кивнул Холин. Пашка уже шагал по коридору к лифтам.
В спальне Холина, такой же стильной, как и гостиная, горели ночники. Эдгар Николаевич и жена лежали на подушках, сон не шел и говорить, похоже, не хотелось.
Холин взял с тумбочки книгу, повертел и отложил.
Ольга растерянно листала журнал, впрочем, не глядя на сочные фотокрасоты, пальцы механически перелистывали глянцевые страницы.
— Ну что? — нервы жены сдали первыми.
— Что… что? — Холин зажмурился. Как он ненавидел эти предночные разборки, вопли, сопли, истерики, заламывания рук, сетования, примеры чужих, неправдоподобно удачных браков…
— Он приехал? — Ольга приподнялась на локте, приняв позу атакующей амазонки.
— Ты же знаешь… приехал. — Ах, если б Пашка мог сразу решить все холинские проблемы, одним махом!
— И что? — напирала жена.
— Работает, — ответил Холин слишком ровно, как человек считающий про себя до тысячи, чтобы не сорваться.
— Что вы надумали с Пашкой? — не унималась жена.
— Ты о чем? — похоже, первую тысячу Холин уже пересчитал, сил на вторую не оставалось.
— О вчерашнем разговоре!
— Ты сошла с ума. — Холин выключил свой ночник и отвернулся к жене спиной.
— Не обязательно, — проскрипела супруга.
Холин думал, лежа, с закрытыми глазами: брак выездного — золотая клетка — ни ты на свободу, ни свобода к тебе.
Чугунов включил телевизор, опустился в кресло, посмотрел новости, рассеянно ухватил пустой бокал за тонкую ножку, держал навесу, покачивая, прислушиваясь к голосу теледиктора… внезапно пальцы его разжались, бокал грохнулся на паркет и разбился вдребезги… десятки хрустальных осколков разлетелись, вспыхнули в свете люстры и залегли в густом ворсе ковра.
…Утром постояльца отеля «Грин-гном» из номера 4027 так и нашли с открытыми глазами, вперившегося в экран всю ночь проработавшего телевизора.
Первыми приехали врачи, за ними полицейские. Из коротких немецких фраз следовало, что постояльца подвело сердце, один раз врач употребил слово «дигиталис», но вскользь, не уверенно и, тем более, ни на чем не настаивая.
Вскоре явились консульские работники и сразу вслед за ними Холин и Цулко.
Полицейские на всякий случай забрали бутылку с полоской шампанского на дне и все три бокала. Особенно поразило и расстроило Холина, что каждый бокал погрузили в отдельный пластиковый пакет, впрочем Эдгар Николаевич успокоился, поняв, что отпечатки пальцев никто снимать не собирается: он и Цулко не скрывали, что видели умершего последними.
В полночь, в спальне Холина завязалась вялая перепалка — для грандиозного побоища, для Ватерлоо сил не хватало у обеих сторон.
Ольга мяла «Банковский вестник» с сообщением о смерти высокопоставленного чиновника:
— Я не верю, что он умер… ему помогли… Пашка и… ты!
Холин предложил спуститься на улицу и сообщить результаты своих раздумий первому же полицейскому.
— Не юродствуй! — выкрикнула Ольга.
Холин поднялся с банкетки, тихо спросил:
— Ты знаешь, что я не переношу мат?
Жена согласно кивнула.
— А теперь слушай внимательно. — Эдгар Николаевич приподнял двумя пальцами подбородок ничего не понимающей жены и выдохнул, смакуя каждый слог. — Пошла на х…
Утром в офисе Холин и Цулко заперлись изнутри и держали совет. Пашка неожиданно повеселел:
— А ты боялся?
— А вдруг расследование?..
— Что расследование… Пусть хоть тысячу лет расследуют. Умер человек! Преставился… царствие ему небесное. Не мальчик же… Говорят, жена с сыном хотели прилететь… не разрешили наши жлобы… валюту жалеют… объяснили, доставим, мол, вам в целости и сохранности в столицу… вот гниды!
— Правда, что ли? — не поверил Холин.
— Черт их знает… так мне стукнули знающие люди, — Пашка смешал себе «чекиста за бугром», выпил, помотал головой. — Господи! Ну и держава у нас — закачаешься! Обиженные обиженных обижают!
— Эх, Пашка, язык бы тебе вырвать, — сокрушался Холин, — если б не тогда вечером… когда Ольга внезапно вошла… тишь да гладь, да Божья…
— Блядь! Вот она кто, — взревел Пашка. — Стучать надо, если входишь, видишь мужики разговаривают, секретничают, твою мать! — отыграв акт раздора, Цулко сразу же перешел к акту примирения, не повышая голоса заметил:
— Если честно… только баба твоя меня и волнует… ни все судмедэксперты мира… ни все сыскари и наружники… ни черт, ни дьявол только твоя супружница.
— Неужели покажет… на своего мужа?
— А ты представь, каково жить, каждый день с утра до вечера прокручивая в мозгах: покажет не покажет?.. С ума сбрендишь через полгода… а то и раньше.
— Она меня любит… — выдохнул Холин, замолк и сразу сообразил, что лепет его недостоин не то чтоб умного, неглупого — нет-нет не то! — а попросту взрослого человека.
— Не смеши! А?.. — Пашка нацелился на бутылки.
— Не пей ты хоть минуту, — взорвался Холин. — Что ж делать?
— У меня без алкогольной смазки мозги не фурычат. — Пашка налил вискаря на три пальца, махнул, не поморщившись, потер руки, крякая от благолепия в членах. — Что делать?.. Нам высовываться больше не резон. Проскочили, и лады. Удача, она в стаде не живет, нам теперь тише воды, ниже травы или наоборот — сидеть. Думаю так… Обратись к Мадзони… алёрка