Ярошка кивал согласно головой: понимаю.
— Да что это мы с тобой, Ярослав Премудрый, такие разговоры завели, — спохватился Алеша. — Это вороны черные виноваты во всем. Смотри, как они купаются в воздушном потоке. Им хорошо. А мы с тобой загрустили. Ну их, воронов этих черных. Пусть себе кружатся. Ты погляди только, как солнце светит. А черные вороны разлетятся. И тучи уйдут за моря и горы.
Алеша весело подтолкнул Ярошку. Тот толкнул его и пустился бежать вниз к морю.
Солнце светило. Вороны улетели, и грустные мысли тоже исчезли.
Теперь Алеша с Ярошкой шли пустынным берегом и воображали себя усталыми путниками. Много дней бредут два усталых путника по бездорожью. Жара повисла над ними. Им хочется отдохнуть, спрятаться от палящего зноя, но берег пустынен. Путник Алеша всматривался вдаль и радостно вскрикивал. Впереди зеленый островок, оазис, там можно укрыться от зноя в тени. Но все труднее дорога. Ноги увязают в песке. Нет сил добраться до спасительной тени. А там, под деревцами сидят чайки. Они строго и укоряюще смотрят на людей, которые посмели нарушить их одиночество. Но, увидев, что те едва бредут, уступают им свое место в тени.
С дальнего пути прилетели другие чайки. Крупные, клювы длинные, тела белые, сильные, а крылья широкие, темные. Раскричались громко, с отчаянием и обидой. И услышали люди в их крике такие слова:
«Вы зачем пришли сюда, люди? На нашем месте зачем вы уселись?»
Люди отвечают:
«Место хорошее, от жары укрывает, а мы устали. Вам-то легко, у вас крылья. Выберете себе другое место. Мы отдохнем и уйдем».
Чайки недовольно закричали, но не стали спорить, взлетели, снисходительно посматривая на путников.
«Ладно, — согласились они. — Оставайтесь, у нас еще есть хорошие места, мы туда полетим. Нам легок самый долгий путь. А вы сидите тут, бескрылые».
Они покружили над людьми и, повторяя обидные слова, улетели. А люди отдохнули и поплелись дальше, туда, куда им нужно было, а нужно им было открывать новые земли. Они не завидовали крылатым чайкам, оттого что легок им самый долгий путь.
Им было весело и интересно представлять себя усталыми путниками. Они посмеялись над самоуверенными чайками и запели песню про дальние походы. Но не допели до конца. Лица их помрачнели. Почти у самой воды на берегу валялся дельфин. Алеша увидел на его голове рану. Значит, подстрелил его какой-то подводный охотник!.. За что? Просто потому, что было ружье в руках охотника? Другой причины не было. Дельфин не нападает на человека.
— Может, это мамин дельфин? Может, это он? Зачем его только убили? — У Ярошки дрожал голос, и вид у него был такой же огорченный и обиженный, как у Алеши.
Они пошли домой. И все кругом стало скучным и обыкновенным. И уже не казались они себе путниками, а были людьми, которых обидел неизвестный охотник, тот, что убил дружелюбного и доброго дельфина.
Впереди показались взрослый человек и мальчишка. Увидев на берегу чайку, взрослый запустил в нее камнем, а вслед за ним бросаться камнями стал и мальчишка. Алеша сердито закричал на них:
— Зачем вы птицу обижаете? Разве она вам мешает?
Человек пожал плечами, не зная, что ответить. Алеша шел следом и громко говорил Ярошке:
— Не понимаю, зачем он обидел птицу. Что же получается? Завидит живое существо человека и подумает: «Надо спасаться — человек идет». Почему звери и птицы должны думать, что человек непременно зло и обиду несет им? Не понимаю я этого, — рассуждал Алеша. — Человек сам разрушает связи с природой. Один — чайку ударит, другой — дельфина убьет. Что же это будет в природе?!
Человек несколько раз оборачивался. Ему хорошо были слышны Алешины слова. Человек свернул с берега и пошел медленно, опустив голову. Ни у него, ни у мальчишки в руках уже не было камней. Он еще раз взглянул на обиженное Алешино лицо и медленно скрылся за расщелиной.
После долгого молчания, почти у самого дома Алеша вспомнил стихи своего любимого поэта Есенина. У Алеши было несколько любимых поэтов. Про Есенина он в первый раз заговорил с Ярошкой.
— Знаешь, — сказал он, — Есенин никогда не обижал животных. Один раз он пришел в гости к знакомым и встретил там собаку Джека. Была она огромная, грозная с виду, а он не испугался, заговорил с ней, и та признала его. Сразу привязалась к нему.
И зверье, как братьев наших меньших,
Никогда не бил по голове.
Это он о себе писал. Такие стихи всем надо знать наизусть.
Ярошка повторил эти стихи. Нет, он тоже не ударит своих меньших братьев. Ни зверя, ни птицу. Никогда!
ПИСЬМО ЯШКИ-СЕМИРЯШКИ
«Недавно я узнал, что по-гречески дельфин значит брат. Наверное, человек, который убил дельфина на радуганском берегу, не понимает даже, что совершил преступление. Потому что убить доверчивого зверя, которого называют братом, — ужасное зло» — так начиналось новое письмо Яшки-Семиряшки.
Алешин друг в своих письмах не просто описывал, что видел. Чаще всего он рассуждал в них про жизнь. Про доброе и злое в жизни.
«Может быть, тот дельфин хотел подружиться с человеком? Он ведь понимает дружбу и тянется к человеку. Есть легенда про Ариона — древнего певца и музыканта, которого спас дельфин.
Однажды Арион возвращался морем в Коринф с богатыми дарами. Он получил их, победив в состязании других певцов и музыкантов. Моряки решили убить Ариона и овладеть его богатыми дарами. Певец Арион узнал об этом — ему приснился пророческий сон. Проснувшись, он попросил разрешение спеть. Ему разрешили. Он спел гимн и бросился в море. И тут его подхватил на спину один из дельфинов, которые собрались к кораблю, слушая пение Ариона. Дельфин донес его на спине к берегу.
В честь благополучного возвращения Ариона была воздвигнута скульптура, которая изображала его на дельфине. Боги вознесли на небо лиру Ариона и дельфина. И превратили их в созвездия Дельфина и Лиры. Так рассказывает древняя легенда. Но теперь оказывается, что все это не просто легенда, когда дельфин спасает человека. В наше время дельфины уже не один раз спасали человека, об этом даже в книгах пишут. А однажды я видел сам, как они спасали своего собрата — дельфина, когда тот тонул. Может быть, у него сердце заболело. Или плохо ему стало. Неизвестно. Но вот он тонул, и все. И тогда со всех сторон кинулись к нему на выручку дельфины. Они услышали сигнал бедствия, которые он издавал. Есть такой у них сигнал. Тонущего дельфина поддерживали, помогали ему плыть. И спасли. Отдышался он. Вот какие они, дельфины!
И не удивляйся, если когда-нибудь к тебе в море подплывет дельфин и скажет: «Здравствуй, человек. Как поживаешь?» Не пугайся и не удивляйся. Говорят, что дельфина можно научить языку человека. Потому что он умен и усердно учится. Некоторые дельфины уже умеют говорить. О, они еще много доброго сделают человеку, эти дельфины! Только беречь их надо. Прошу тебя, напоминай всем и всюду: дельфин по-гречески значит брат!
До свиданья!
Твой друг Яшка-Семиряшка».
РОЗЫ И ОДУВАНЧИКОВ
После сильного дождя с градом, который прошел над Радуганью, Вера Николаевна совсем почти не уходила из Ароматной долины. Некоторые розы помяло градом. Некоторые хоть были и целы, но их прибило к земле. Пришлось поднимать их и привязывать к опоре.
— Красавицы вы мои, бедные, — жалела Вера Николаевна поникшие розы.
Только роза по имени Фердинанд со своими серебристыми лепестками и страшными шипами стояла, будто не было никакой бури и дождя. А Радуганская роза? Выстояла. Значит, есть в ней ценное качество — устойчивость.
Одуванчиков посмотрел, как Вера Николаевна ухаживает за розами, и проговорил сочувственно:
— Вы со своими розами, как с детьми, возитесь. Зачем вы силы тратите на них: они же обреченные? Последний год им цвести. А вы еще черенки сажаете. Зачем?
Вера Николаевна спросила неожиданно Одуванчикова:
— Можете ли вы представить себе Ароматную долину без роз? Вдруг исчезнет эта красота, исчезнет запах роз. Все исчезнет! Вы проходите мимо — и ничего нет. Уверяю вас, если такое случится, вы всегда будете думать с горечью: «Когда-то здесь были розы. Им место здесь. Без них пусто и некрасиво в Ароматной долине». Так будете думать вы каждый раз.
— По мне, — возразил Одуванчиков, — лучше разводить лавровый лист, чем розы. С ним и суп хорош, и уха, а с розами что? Красота одна, и то не надолго.
Одуванчиков признавал все только прочное и съедобное.
— Зато сколько радости людям от такой красоты! — весело проговорила Вера Николаевна. Она не умела сердиться. Ее даже насмешили рассуждения Одуванчикова.
— Знаете, сейчас совершенно точно доказано, что розы вызывают хорошее настроение у людей. Когда нервные люди смотрят на розы, они успокаиваются.
— А, — уныло махнул рукой Одуванчиков. — У меня от роз, наоборот, портится настроение. Я всю жизнь помню, что они с шипами. Из-за этих роз, — сердито проговорил он, — я в детстве чуть слепой не остался. И мог уродом быть каким-нибудь. Потому что нечаянно упал в розовый куст.
На это Вера Николаевна возразила улыбаясь:
— Но ведь не остались же!
— И все-таки мог остаться, — упорствовал Одуванчиков. — И расцарапаться уродливо мог. Обязательно.
Он понимал, что смешно не любить розы из-за того, что в детстве упал в розовый куст. Но не любил. И не только розы. Он никаких цветов не любил: ни полевых, ни садовых. А свою фамилию так уж и совсем терпеть не мог. За ее цветочное происхождение. Одуванчиков огорчился из-за разговоров о розах и ушел. А Вера Николаевна снова принялась сажать черенки. Она собиралась пригласить главного агронома из города, пусть он решит, прав ли Одуванчиков, собираясь сажать здесь лавровые деревца, или права она, защищая розы. Вера Николаевна верила, что главный агроном поддержит ее. Дома она рассказала про свой разговор с Одуванчиковым. Алеша возмутился.
— Нет! — воскликнул он. — Я знаю теперь, что делать. Я пойду к нему и скажу: «Послушайте, Одуванчиков, разве вы какой-нибудь пещерный человек, чтобы так относиться к розам, которые выращивает Вера Николаевна? Это же самые красивые цветы на земле. А ведь красоту чувствовали даже пещерные люди. Они видели, как встает солнце и как меняются краски на земле, а по ночам мерцают звезды. Видели они, как распускается первый цветок на лугах и в лесах. Их ужасала и восхищала гроза. Древние люди, как и мы сейчас, любовались Прекрасным. И однажды кому-то из них захотелось, чтобы с ними вместе восхитились красотой и другие люди. Он нарисовал на стене своей пещеры картину. Все смотрели и радовались: как это хорошо! Как хорошо, что и навечно останется Прекрасное, восхитившее человека».