– Господа, – вмешался заместитель командира Пак, опираясь ладонями о столешницу и внимательно разглядывая карту, – с этим вопросом мы разберёмся после переворота.
– Меня беспокоит, что любой из нас может стать жертвой, – настаивал Опарыш.
Остальные шестеро чиновников нервно переглянулись.
– У нас есть личная стража, не так ли? – напомнил Пак, заглушая их страхи. – Держите её при себе, постоянно. У нас меньше суток, и мы должны отложить все посторонние мысли и волнения, чтобы сосредоточиться на Великом Событии.
Опарыш потёр редкую бородку, и та отдалась слабым шорохом.
– Разумеется. Вы правы, заместитель командира.
– Так. – Пак постучал костяшками по карте. – Военный чиновник Пак Ёнмун поведёт войска от Сувона и достигнет реки Ханган до первой смены караула. Скорее всего, он уже тронулся с места. После того как Ёнмун пересечёт реку, – тут его кулак скользнул по бумаге, – мы с ним встретимся на военном тренировочном поле. Также туда прибудут солдаты из столичной конюшни и недавно завербованные генералы со своими воинами из Управления охотой. Оттуда обещали до пяти тысяч солдат.
– Значит, нас будет больше, чем мы ожидали, – заметил Опарыш. – В сумме пятнадцать тысяч…
Пока заместитель командира Пак проговаривал план, Тэхён смотрел на Опарыша, думая о том, что любую девушку противно отдавать такому мерзавцу, а уж тем более – родную сестру Исыль.
– Ваше высочество, – строго окликнул его Пак. – Кажется, вы меня не слушали?
– Войска пройдут через северо-восточные ворота Хехвамун и северо-западные ворота Чханыймун, – повторил Тэхён. – А я выпущу восемьсот пленников из Мильвичхона.
Пак поджал губы, а затем продолжил:
– Чиновник Юн Хённо отвечает за защиту великого принца Чинсона. Чиновники Ун Сангун и Ли Кён с десятками солдат будут стоять наготове на случай непредвиденных обстоятельств. Другие расправятся с ключевыми фигурами…
– Кто пойдёт к вдовствующей королеве Чонхён? – вмешался один чиновник. – Мы должны получить разрешение королевы, чтобы возвести её сына в правители. Наш успех зависит от её решения.
– Разумеется, к ней обратится заместитель командира Пак, – пробормотал Опарыш, переведя взгляд на самого Пака, который тут же расправил плечи и вскинул подбородок. – И он скажет вдовствующей королеве, что если та откажется посадить сына на трон, найдутся другие наследники, которые с радостью займут его место.
Паника нарастала по мере того, как приближалось утро, а чиновники задавали всё новые вопросы. Вопросы о жене наследника, её родственниках, отказавшихся принимать участие в восстании. Вопросы о ключевых позициях, над которыми необходимо захватить контроль. И самый главный вопрос, что повторялся снова и снова.
– Заместитель командира, вы уверены в том, что завтра ван покинет столицу? У вас точно нет никаких сомнений в том, что он отправится в Кэсон?
– Именно поэтому мы и выбрали восемнадцатое число, – терпеливо успокаивал их господин Пак. – Нас ждёт пустая, уязвимая столица.
И всё же, несмотря на его заверения, разговор становился более напряжённым, и казалось, каждый из участников прощупывает надёжность своего спасательного троса. К тому времени как улеглись требования и вопросы, небо окрасилось в жалко-серые цвета рассвета.
– Ваше высочество, – обратился к Тэхёну Пак, положив руку ему на плечо, – вы держитесь своего плана. Днём генерал Чин встретится с вами в гостинице «Красный фонарь» для обсуждения дальнейших приготовлений.
Тэхён надвинул шляпу на глаза и поднялся, чтобы уйти, но к нему скользнула чья-то тень.
– Минуту, – попросил Опарыш, отводя его в сторону. – Говорят, идея с заключёнными принадлежит вам. С таким ясным умом вас ждёт большое будущее.
– Вот как? – сухо отозвался Тэхён, уставший от любезностей. – Говорите сразу, что вам нужно?
Лицо Опарыша расплылось в улыбке.
– Что мне нужно? Всего лишь убедиться в том, что вашему будущему ничто не грозит, – прошептал он, подаваясь ближе. – Выбирайте союзников с умом. На чьей вы стороне – какой-то девчонки без связей или тех, кто скоро будет править страной? Предайте или будете преданы. Таков закон жизни, ваше высочество.
37Исыль
Он наступил.
Восемнадцатый день девятого лунного месяца.
На рассвете в монастырь хлынул бесчисленный поток слуг. Нас спешили подготовить к выходу в величественной процессии Ёнсан-гуна. Умыли нам лица рисовой водой, как следует причесали волосы, чтобы те были гладкие и шелковистые, смазали кожу маслом для лёгкого мерцания. Вскоре храм пропитался ароматом сандалового дерева.
– Мне сложно представить, какой огромной будет процессия, – прошептала я, припудривая щёки коконом шелкопряда. – С нами будет много солдат?
– Много, очень много солдат, – ответил слуга. – Три ряда личных стражников, десять тысяч солдат и две тысячи лошадей!
Я крепче стиснула кокон, глядя на отражение в бронзовом зеркальце, словно совсем чужое. На десять тысяч солдат меньше в столице. На десять тысяч шагов ближе к победе.
Нас выстроили в ряды и вывели на улицу, и я всё продолжала повторять про себя эту мантру. Я держала Суён за руку, помогая ей идти по людной дороге, а мой взгляд скользнул на восток. В воображении встали главные ворота крепости, солдаты, которые делают обход, как в самый обычный день. Возможно, жалуются на усталые ноги, палящее солнце, уже обсуждают обед. Только сегодня с наступлением темноты, когда солдаты выглянут за парапет, они растерянно заморгают в мерцании океана факелов. Тысячи, тысячи повстанцев придут свергать власть.
«Пожалуйста, позвольте нам одержать победу,– молилась я небесам,– Пожалуйста».
Процессия свернула на улицу Чонно, и крепостные стены полностью скрылись из вида. А затем, ряд за рядом, женщины исчезли в дверях дворца Чхангёнгун. Толпа несла меня в красные ворота, по широкому полю, окружённому роскошными деревьями и прекрасными павильонами, и во мне постепенно нарастало замешательство.
– Возможно, ван ещё спит, – прошептала Суён, словно чувствовала, что мне неспокойно. – Порой он выпивает слишком много, и ему трудно подняться с утра.
Мне отчаянно хотелось в это верить.
– Надеюсь, так оно и есть, – ответила я, притягивая её чуть ближе к себе, – и скоро мы снова отправимся…
– Нет, – перебила меня другая наложница, оглянувшись через плечо. – Говорят, ван передумал. Впереди процессии услышали, как евнухи переговаривались с придворными дамами.
– О чём? – спросила я.
Она удивлённо приподняла брови, но всё же ответила:
– Просто о том, что мы не идём в Кэсон. Слава небесам. Я бы предпочла не ходить так далеко. А твоей подруге вовсе не хватило бы сил на такой долгий путь.
Потрясение сдавило мне грудь, и я с трудом выровняла дыхание. Не может такого быть. Процессия должна покинуть город к ночи. Столица должна опустеть. Вся идея переворота покоится на этом фундаменте.
Пока я пыталась разобраться в происходящем, другая девушка подалась к нам с жарким шёпотом:
– Это из-за Безымянного Цветка. На последней жертве он оставил самое оскорбительное, самое нахальное послание. Одна наложница, которая провела ночь с ваном, слышала его разговор со следователем от начала до конца.
Голова у меня гудела, паника заглушала мысли.
– Ван твёрдо намерен отыскать убийцу к вечеру, – продолжала девушка. – Помните, когда всех грамотных жителей страны заставили сдать по четыре образца почерка? Чтобы можно было сравнивать с ними любую оскорбительную надпись в адрес правителя? Так вот, чиновники неделями их перебирали, дошли до последней тысячи документов или около того…
– Что же Безымянный Цветок написал в этот раз? – сдавленно уточнила я.
Она огляделась и закусила губу.
– Скоро ты увидишь меня, своего самого ненавистного подданного, Безымянного Цветка. И я навсегда войду в историю как убийца верховного правителя.
Кровь пульсировала у меня в висках, и я больше не слышала ни слова. Очевидно, Безымянный Цветок знал о грядущем перевороте. Мне следовало предупредить Тэхёна, но куда ни глянь, нас окружали вооружённые стражники, и я не могла оставить сестру одну. Спина намокла от холодного пота. Я беспомощно наблюдала за тем, как солнце плывёт по небу, двигаясь навстречу неведомому будущему.
Небо темнело, и с наступлением вечера пришёл холод. Зазвучал колокол, и каждый удар казался вечностью. На двадцать восьмом ворота затворили с болезненным скрипом – столица закрылась до утра.
Стражники растерянно огляделись, как и мы, не понимая, что происходит. Всё шло как-то не так, но никто, включая меня, не знал почему.
Столица погрузилась в полную тишину. Лишь иногда слышались шаги солдат, совершающих обход, и тёмная листва шуршала на горном ветру. Время от времени мимо пробегал какой-нибудь грызун, тихо пища.
Я закрыла глаза. Боялась, что иначе лишусь рассудка перед лицом мирного бездействия.
Раз, два, три, считала я едва слышно под бешеное биение сердца в груди, пытаясь отогнать мрачные мысли о том, что переворота не будет, что Безымянный Цветок каким-то образом раскроет наши планы, нас всех убьют… Страшные картины вставали перед глазами, и лёгкие словно стягивала петля.
…четыреста, четыреста один, четыреста два… С каждой секундой холод всё глубже проникал под кожу, до самых костей. Если переворота не произойдёт, Суён от отчаяния переберётся через стену столицы, цепляясь ногтями за камни, и я последую за ней.
Если повезёт, мы сбежим из столицы, но нам придётся скрываться до конца жизни. Хотя, скорее всего, нас обеих убьют, подстрелят в спину ещё на городской стене. Будет ли больно умирать? Я надеялась, что смерть придёт моментально, в кратком порыве агонии, за которым немедленно последует умиротворяющая пустота.
…девятьсот девяносто девять, тысяча, тысяча один…
В тишине кто-то ахнул.
Я распахнула глаза и увидела, как многие показывают вдаль. По небу пролетела горящая стрела и исчезла.