– Спасибо… – Вика кинула ответную улыбку подруге. – Я хотела пригласить вас на свой день рождения, – продолжила Никольская в прежней радостной манере, – в этот четверг.
– Мы придем, – более спокойно сказал Саша.
Она, не раздумывая, поддержала его кивком.
– Будет все довольно консервативно: среди приглашенных только мои знакомые музыканты и бывшие одноклассники, – Вика продолжала лепетать, а ее голос звучал будто песня, – но я постаралась организовать все в лучших традициях светских мероприятий: живая музыка, частный фотограф, розовое шампанское…
– А Антон там будет? – вставил тут же Козлов.
– Да, он же мой парень, Саша, – настойчиво подтвердила Вика, воспринимая его заносчивость далеко не дружелюбно.
– Впервые вижу ее такой заведенной, – добавил парень, когда девушка скрылась за высокими воротами особняка Никольских.
Его жесткая рука впилась в кожаный руль, словно ястреб – в крупную ящерицу, пережимая.
– Я тоже это заметила, – замешкавшись, призналась Роза.
– Куда смотрит Игорь Вячеславович? – проговорил Козлов сквозь зубы и тяжело надавил на педаль носом ботинка.
Глава 23Печальная птица осени
Вика, сложив согретые руки на груди, стояла напротив двери в ожидании своей очереди. Тихий длинный коридор, переполненный взволнованными и погруженными в себя абитуриентами, заполняла живая музыка, доносившаяся из аудитории. Особо любопытные и нетерпеливые прислушивались к исполнению выступавшего.
«Надо же было тоже взять Рахманинова, – думала Вика, переминая лодочки с носков на каблуки и обратно, – так еще и играть передо мной…»
Она сделала глубокий вздох и, нервно вздернув нос, посмотрела на часы. Стрелка медленно ползла вверх, приближая ее к часу «Х».
«Ничего, я сыграю лучше», – сказала она себе уже бодрее.
Рояль плавно стих, отчего у Вики перехватило дыхание. Она резко развернулась к двери, ожидая, когда из аудитории выйдет абитуриент. Пару минут длились для нее словно час, долгий и томительный. Когда молодой человек покинул аудиторию, девушка вновь вздохнула и решительно вошла внутрь.
В пустом зале висела душераздирающая тишина. В замершем воздухе стоял запах былых времен, когда интеллигенция воспринималась как нечто возвышенное и недосягаемое для обывателей. Комиссия неторопливо перебирала бумаги и тихо советовалась друг с другом о прослушанных исполнителях. Оксана Дмитриевна строго посмотрела на вошедшую Вику и, пройдя шустрым взором по ее весьма скромному официальному наряду, состоявшему из однотонной водолазки и плотной шелковой юбки, не впечатлившись, перевела его на пустовавшую сцену.
Девушка поднялась через кулисы и, присев на еще теплую банкетку, удобно расположила ступни около педалей и сложила приготовившиеся руки на коленях.
– Виктория Игоревна, – ее отвлек один из членов комиссии. – Удачи вам.
Она сдержанно улыбнулась преподавателям и коснулась притаившимися кончиками пальцев выцветших клавиш. Переведя дух, она начала играть.
Программа Вики началась с пробуждавшей, словно утренняя пробежка, и сыгранной множество раз в стенах этого старинного здания Токкаты до мажор Роберта Шумана.
Играла она быстро, но не так, как это делает взволнованный новичок, а как обычно преподносит уже зарекомендовавший себя у публики практик, решивший немного подразнить слушателей наигранно спешной манерой исполнения.
Выдержанно, расставляя акценты в нужных местах, соблюдая правила академичности в собственной игре, она твердо начала свое выступление, не сбавляя ритм музыкального повествования. Изнеженные, но сильные пальцы ловко перебирали одну ноту за другой, заставляя аккорды звучать и расцветать в мыслях слушавших, словно ароматы летних цветов, головокружительно ошеломлявшие и возбуждавшие.
Следом шел небезызвестный, но довольно одобряемый в стенах музыкального заведения «Утренний привет» Франца Шуберта. В нем девушка сконцентрировалась на другой стороне произведения, о которой мало кто догадывался, предпочтя уже известной схеме исполнения шутливый эксперимент.
Внеся в нежную и чувственную композицию несвойственную ей глубокую и надрезавшую струны души лирику, слегка замедленными, как будто отстававшими от скорости, запутывавшимися между собой пальцами она заставила поднять на себя удивленный взгляд одного из самых старших преподавателей среди комиссии, пробуждая в нем проникновение к ее игре.
Закончив на этом, Вика дала себе небольшую передышку. Она размяла горевшие ладони, прислушиваясь к своему дыханию, которое сегодня было заметно быстрее, нежели обычно, и настроилась на следующую пьесу – Прелюдию № 1 до мажор Иоганна Баха. Прикрыв глаза, она пронесла всю партию через себя и безотлагательно приступила к исполнению третьей части программы.
Играла Вика настойчиво, раскидывая ноты в сдавленном воздухе, будто гроссмейстер – шахматы по игровому полю, с ювелирной точностью. Прикасаясь к самой сути произведения, она смешивала в одной палитре чувств легкость и тяжесть, возвышенную любовь и скрываемую пеленой таинственности пошлость. Из-под ее искусительных кистей выходила нежность, смешанная с коварством, и загадочная, будто танец кобры, соблазнительность, завлекавшая утонуть и забыться в игре молодой эстетки.
Под ее чарами клавиши звучали, будто чуткие гибкие трубы органа, стремившиеся высоко ввысь, к самому рождению божественной музы…
Закончив исполнение пьесы и не отрывая рук от горячих клавиш, Никольская собралась и приступила к последнему произведению в личной программе: отрывок Концерта для фортепиано с оркестром № 3 Сергея Рахманинова.
Уже в грозном и яростном начале никто не мог оторвать взора от притязательной пташки. Выдержанно, без спешки, будто одерживая победу, она шла к своей награде, играя то, на что многие побоялись бы возложить свои надежды. Стойкие клавиши под ее безобидными пальцами громыхали, разбивались вдребезги, кидали недопустимый вызов искушенным ушам. Быстрое, страстное исполнение давалось ей ничуть не хуже, чем сладкое, умеренное. Все стройное тело Вики гибко бросалось навстречу кульминации, стремясь попасть в ее скалистые объятия. Натренированный слух не упускал ни единой ноты, пока она не будет сыграна так, как хочет музыкант. Умело расставляя паузы и удерживая непокорные аккорды педалью, она рвалась в эту неизбежную погоню, словно всадник на неугомонном скакуне. Казалось десять минут нескончаемого диалога с музыкой, с самим композитором длились считаные секунды…
Вика замерла, подняв руки от еще не остывшей клавиатуры. Выбившиеся из высокого хвоста пряди уже коснулись ее обжигавших от эмоций висков, выбрасывая девушку в момент, в прохладный концертный зал, под пристальный, не прощавший ни одной ошибки взгляд комиссии.
– Можете идти, – бесстрастно произнесла Оксана Дмитриевна. Прерывая полагавшуюся тишину, она надела очки и размашисто проставила в оценочном листе баллы.
Никольская прерывисто вздохнула, возвращая себе сдержанность в лице и в телодвижениях. Она в темпе вышла из аудитории и, не смотря в жаждавшие правды глаза абитуриентов, прошла к дальнему окну, вдыхая свежий воздух, который отрезвляюще доходил до нее из приоткрытой щели оконной рамы.
– Сейчас небольшой перерыв для комиссии, через час продолжим, – объявил один из аттестующих.
Вика, уняв дрожь истощенных рук, не задержалась среди разговорившихся людей и тут же покинула шумный коридор. Но в отличие от изможденных ожиданием молодых людей, она решила не спускаться в буфет или выходить в парк. В ее голове возникла неожиданная, более заманчивая идея, и она под ее обольстительными уговорами поднялась на последний этаж огромного, будто частный особняк, пятиэтажного здания.
Ступая мягко и не торопясь, Вика прогулялась по этажу, разглядывая стены, гордо выдерживавшие портреты известных людей. Заметив знакомое лицо среди них, она подошла к нему и рассмотрела выцветшую фотографию. Полный от возраста, но чистый лик смотрел твердо вперед. Пышные ухоженные усы прикрывали тонкие розовые губы. Седые волосы были уложены аккуратно назад, демонстрируя завидную густоту, а большие голубые глаза напоминали ей ее.
Вика приблизилась, вглядываясь в серьезного, но благородного мужчину. Глаза предка, глубокие, завораживающие, открывали каждому желающему дверь в свой взрослый мир…
Посеревшая подпись в углу портрета гласила: «Константин Григорьевич Никольский».
– Должна признаться, я удивлена.
Вика, не слышавшая прежде посторонние шаги, взволнованно обернулась.
– Вы не послушали меня, – сказала укоризненно Оксана Дмитриевна. – Взяли не просто трудную, а достаточно взрослую композицию, – продолжала она в той же снисходительной манере. – Ее и юноши играют с трудом.
– Мне нужно было произвести на вас правильное впечатление, – ответила Вика спокойно и уверенно, держа осанку легко и непринужденно.
– И вы его произвели, – преподавательница снизошла до легкой улыбки, – видели бы вы Аркадия Геннадьевича… – Она хрипло посмеялась. – Его еще никто так не поражал. Я имею в виду из девочек. Тем более, – женщина скептически взглянула на аккуратный хвост пианистки, из которого так естественно выбивались короткие кудрявые пряди, – блондинка.
– Видимо, мне всю жизнь придется бороться с этим нелепым стереотипом, – улыбнулась располагающе Вика.
Никольская вновь посмотрела на портрет, следом и заведующая подняла гордый взгляд на фотографию.
– Я училась у вашего прадеда, – уже менее строго произнесла заведующая. – Настоящий был человек! Как играл… Какие залы собирал… Гордитесь! – Она прикоснулась к плечу абитуриентки, ностальгически продолжая: – У вас его талант и усердие… Не сдавайтесь! – И Оксана Дмитриевна пошла дальше по коридору, двигаясь нарочито громко.
Вика довольно проводила ее маленькую фигуру и снова безмолвно обратилась к предку. Теперь он казался ей не таким уж взрослым: голубые глаза по-детски блестели, а на губах мелькнула озорная полуулыбка. Она улыбнулась портрету и вернулась к аудитории…