Он улыбнулся своим мыслям, достал маленький конвертик от Моны и вскрыл его. Одного аромата было достаточно. Нежный и чувственный, сама суть Моны Ибсен. Густой и едкий запах парфюма Розы с ним не сравнится.
«Мой милый» – так начиналось письмо.
Карл улыбнулся. С тех пор как он лежал в больнице Брендерслева с шестью швами на боку и с куском слепой кишки, замаринованным в банку, никто не обращался к нему так сладко.
Мой милый,
Сегодня к 19.30 ко мне на жареного гуся, согласен?
Не забудь про костюм и захвати бутылочку красного вина. А я позабочусь о сюрпризах.
Целую, Мона
Карл ощутил, как тепло разливается по его щекам. Какая женщина!
Прикрыв глаза, он сделал глубокую затяжку и попытался представить себе, что стоит за словом «сюрпризы». И улыбнулся в предвкушении чего-то волнующего.
– Чему ты тут лыбишься с закрытыми глазами? – прогремело позади него. – Ты не собираешься заглянуть в папку, что я тебе дала?
Роза стояла в дверях, сложив руки и склонив голову набок. И она не собиралась уходить, не дождавшись его ответа.
Карл разогнал рукой дым и потянулся за папкой. Уж лучше сделать, как она хочет, иначе эта женщина будет стоять тут, пока не обратится в камень.
Внутри оказалось десять выцветших листов из суда Йорринга. Уже по первой странице он понял, что это такое.
Каким образом, будь оно неладно, данное дело очутилось на кресле Розы?
Мёрк быстро пробежал первую страницу, уже заранее зная, в каком именно порядке последует изложение материала. Лето 1978 года. Мужчина утонул в реке Неррео. Владелец большого машиностроительного завода, страстный рыболов, vip-клиент всевозможных клубов со всеми вытекающими последствиями. Четыре пары свежих следов у складного стула для рыбалки. Поношенная сумка. Из снастей ничего не пропало. Катушек и удочек при нем обнаружено более чем на 500 крон. Прекрасная погода, никаких аномалий при вскрытии. Ни сердечной недостаточности, ни тромба. Обычное утопление.
Не будь глубина реки в этом месте около трех четвертей метра, с самого начала констатировали бы несчастный случай.
Однако отнюдь не смерть вызвала интерес Розы, как понял Карл. И не то, что дело так и не было раскрыто, а потому, естественно, лежало теперь у них в подвале. А тот факт, что к делу был приложен целый ряд фотографий, причем на двух из них была запечатлена почти полная копия Карла.
Полицейский вздохнул. Утопленника звали Биргер Мёрк, и это был его собственный дядя по линии отца. Веселый и щедрый человек, которым восхищались и его сын Ронни, и сам Карл, а потому частенько куда-нибудь с ним выбирались. Так произошло и в тот день, когда они намеревались познакомиться с тайнами и хитростями рыболовного дела.
Однако две копенгагенские девицы в ходе своего велотура по Дании в этот момент приближались к своей цели, Скагену. На них были тонкие майки, непристойно прилипшие к телу от пота.
Вид белокурых вертихвосток, мучительно преодолевающих очередной холм, так сильно поразил Карла и его кузена Ронни, что они побросали удочки и пустились со всех ног через луг вслед за нимфами, подобно телятам, впервые в жизни очутившимся на траве.
Когда спустя два часа они вернулись к реке, надолго запомнив девчонок в плотно прилипших к телу майках, Биргер Мёрк уже был мертв.
Полиция Йорринга совершала множество допросов и выдвигала большое количество разных криминальных гипотез, чтобы продвинуться в расследовании дела. И, несмотря на то, что те две молодые копенгагенки, являвшиеся единственным алиби для молодых людей, никогда так и не были обнаружены, Ронни и Карла освободили от дальнейшего судебного преследования. Отец Карла на протяжении нескольких месяцев пребывал в злости и отчаянии, однако иных последствий дело не имело.
– Карл, а ты тогда был весьма недурен… Сколько тебе было? – донесся от дверей голос Розы.
Он уронил папку на стол. Это не тот момент жизни, о каком ему хотелось бы вспоминать.
– Сколько? Мне семнадцать, Ронни – двадцать семь. – Он вздохнул. – У тебя есть какие-то идеи насчет того, почему это дело сейчас всплыло?
– Почему?! – Она стукнула себя по лбу костяшками пальцев. – Эй, принц-очаровашка, проснись! Это ведь как раз то, чем мы занимаемся, правда? Роемся в старых нераскрытых делах об убийствах!
– Ну да. Но, во-первых, дело дяди было квалифицировано как несчастный случай, а во-вторых, оно ведь не само по себе выросло у тебя на кресле, верно?
– Может, мне стоит поинтересоваться в полиции Йорринга, почему оно очутилось у нас именно теперь?
Карл поднял брови. А почему бы и нет?
Она развернулась на каблуках и зацокала по направлению к своим владениям. Сигнал был принят к сведению.
Карл уставился в пространство. Почему дело вдруг вернулось, будь оно проклято? Как будто и так из-за него уже не возникло массы проблем.
Мёрк в очередной раз взглянул на снимок с собой и Ронни и кинул папку на стопку с прочими делами. Прошлое осталось в прошлом, надо жить настоящим, тут уж ничего не поделаешь. Тем более что четыре минуты назад он прочитал записку Моны, где она назвала его «мой милый». Надо все-таки правильно расставлять приоритеты.
Улыбнувшись, Карл выудил из кармана мобильник и с досадой уставился на крошечные кнопочки. Если он решит послать Моне сообщение, ему потребуется десять минут на набор текста, а решит позвонить – придется примерно столько же прождать, пока она возьмет трубку.
Вздохнув, он приступил к написанию эсэмэски. Несомненно, технология изготовления мобильных клавиатур была изобретена пигмеем с пальцами не толще спагетти, а потому нормальный среднестатистический скандинав ощущает себя за этим занятием бегемотом, играющим на флейте.
Изучив результат своих усилий, Карл со вздохом пропустил целую череду опечаток. Мона ведь поймет смысл: жареный гусь нашел отклик в его сердце.
Не успел он отложить мобильник, в дверь просунулась голова.
По сравнению с последней встречей космы были подстрижены и кожаная куртка поистрепалась, но человек, запакованный в нее, остался таким же изворотливым, как и был.
– Бак?! Какого лешего ты тут делаешь? – машинально воскликнул он.
– А ты как будто не в курсе, – ответил мужчина, чьи глаза красноречиво выдавали недостаток сна. – Я просто-напросто вне себя. Вот какого!
Он тяжело опустился на стул напротив, несмотря на протестующие жесты Карла.
– Моя сестра Эстер уже никогда не будет такой, как прежде. А подонок, плеснувший кислоту ей в лицо, отсиживается где-то в подвальном магазинчике на Эскильдсгэде и ухохатывается до смерти. Вероятно, ты понимаешь, что бывшему сотруднику полиции отнюдь не льстит то, что его сестра содержит бордель, но неужели ты считаешь, что ублюдку так просто сойдет с рук то, что он натворил?
– Понятия не имею, зачем ты пришел, Бак. Поговори с людьми в «Сити» или, по крайней мере, с Маркусом Якобсеном, или с кем-то еще из начальников, если ты недоволен ходом дела. Я не занимаюсь делами, связанными с применением насилия или с вопросами морали, ты прекрасно знаешь.
– Я пришел, чтобы попросить вас с Ассадом отправиться туда и выбить признание из недоумка.
Карл ощутил, как морщины собираются у него на лбу ближе к линии волос. Он совсем спятил?
– У тебя появилось новое дело, наверняка ты уже успел его прочесть, – продолжал Бак. – И оно пришло к тебе от меня. Несколько месяцев назад я получил это дело от одного старого коллеги из Йорринга и сегодня ночью подложил Розе.
Карл разглядывал парня, не зная, как отреагировать. Насколько он мог судить, варианта было всего три.
Подняться со своего места и засветить бедняге в глаз – первый вариант.
Дать пинка под зад – второй.
Но Карл предпочел выбрать третий.
– Да, папка лежит тут, – подтвердил он, указав в направлении бумажного ада в углу письменного стола. – А почему ты не отдал ее непосредственно мне в руки? Наверное, так было бы поприличнее.
Бак слегка улыбнулся.
– Когда правила приличия, соблюденные нами в отношении друг друга, приводили к какому-то результату?.. Ну уж нет. Я просто хотел удостовериться, что еще кто-то увидит это дело, чтобы оно вдруг «случайно» не затерялось, чуешь?
Тут два первых варианта вновь всплыли на поверхность. Хорошо, что этот идиот больше не имеет права заходить сюда ежедневно.
– Я придержал папочку до подходящего момента. Понимаешь?
– Конечно. И до какого момента?
– Мне нужна твоя помощь!
– Только не думай, что я прошибу череп предполагаемому преступнику только по той причине, что ты помашешь у меня перед носом делом тридцатилетней давности. И знаешь почему?
Затем Карл принялся поднимать палец на каждый пункт последовавшего высказывания.
– Во-первых! Дело устарело. Во-вторых! Это был несчастный случай. Мой дядя утонул. По-видимому, ему стало плохо и он упал в воду, таково заключение следователя по данному вопросу. В-третьих! Когда это произошло, ни меня, ни моего брата там не было. В-четвертых! В отличие от тебя, я порядочный полицейский и не стану колошматить подозреваемых направо и налево.
Карл на мгновение замер, неловко выговорив последнее предложение. Насколько ему было известно, за Баком ничего подобного не числилось. По крайней мере, выражение его лица сейчас на это указывало.
– И в-пятых! – Карл выставил вперед всю пятерню и сжал руку в кулак. – Если я и стану размахивать молотком, то разве что перед физиономией некоего гражданина, который строит из себя полицейского, хотя больше им не является.
Вызванные улыбкой морщинки на лице Бака расправились.
– Ладно. Тогда скажу тебе, что один из моих бывших коллег из Йорринга пристрастился ездить в Таиланд. Четырнадцать дней в Бангкоке со всеми прелестями.
«И каким боком это меня касается?» – подумал Карл.
– Мой коллега узнал любопытные сведения от твоего кузена Ронни, любителя напиваться до беспамятства, – Бак и не думал останавливаться. – И знаешь, что, Карл? Когда он набирается по полной, то начинает много болтать.