Христианская мистика и русская религиозная философия, принимающая мистический опыт в качестве одного из оснований философского мировоззрения и высоко оценивающая ароматы бытия, в социалистический период «была под запретом». Возможно, когда еще только формировалась «советская эстетическая школа», когда еще помнили работы В. Соловьева, П. Флоренского, Н. Лосского и других, данное обстоятельство учитывалось учеными, предпочитающими не замечать проблему, ибо неприятности могли возникнуть из-за этих ароматов весьма серьезные, ну а затем… «все пошло по традиции».
В завершение остановимся еще на одном аспекте проблемы – и, как нам видится, весьма существенном. Анализируя вышеприведенные примеры, нетрудно заметить, что эстетическое значение ароматов признается некоторыми мыслителями в качестве значимого элемента в составе красоты целого, то есть в гармонии с другими ее элементами. И в этом смысле можно поставить под сомнение красоту аромата как такового – можно указать на одномерность запаха, в отличие от зрительного образа, как это делает Фолькельт. Красота же, по определению, обладает свойством гармонического совершенства. Прекрасное – в классическом его определении – суть проникнутое внутренним единством целое. Целое же предполагает сложный состав, т. е. состоит из частей, логически немыслимо без частей в качестве целого, равно как и части без целого. Части в целом можно изучать аналитически. Но прекрасное – образ, предмет чувственного восприятия, а не анализа. Эстетическое восприятие специфично, оно есть любование таким состоянием бытия, когда целое не подавляет части, а части не заслоняют, не разрушают целого. Это состояние называют гармонией. Именно гармоничность позволяет освободиться эстетически значимому целому от реальности, возвысившись над нею. Ясно, что аромат может входить в состав эстетически значимого целого. Так, прекрасен «зеленый сад, напоенный запахом розы» (это из «Фауста»). Запах здесь только некий элемент гармонической целостности. Речь же должна идти о красоте, т. е., гармоничности запаха как такового. Но возможен ли эстетический опыт такой красоты? Если нет, то эстетик, исходящий из того, что красота по определению – гармония, должен либо, подобно Фолькельту, опустить красоту запаха ниже красоты, опыт которой получают с помощью зрительных или слуховых ощущений, либо вообще с марксистской принципиальностью ее отвергнуть.
С Вашего позволения, расскажу о своем опыте эстетического восприятия гармонического аромата. Долго опыт не получался: приятный запах не раскладывался на составляющие. Но я повторял его неоднократно и, в конце концов, был вознагражден.
Случилось это в конце мая в маленьком курортном городке Монтекатини, что располагается в горах недалеко от Флоренции. Мы с товарищем решили ночью погулять по окрестностям. Поднявшись довольно высоко в гору, остановились отдохнуть и полюбоваться сверканием огней города, располагающегося внизу. И в этот момент вдруг я пережил то, к чему давно стремился, т. е. – вполне осознанный опыт любования прекрасным гармоничным запахом. Чистый горный воздух, чуть разбавленный принесенной вечерним ветром «морской свежестью», запах роз, хвойных деревьев и нескольких сухих, с прошлого года не убранных листьев, не гниющих, не прелых, а лишь высушенных солнцем, наверное, специально оставленных «для запаха» хозяином близлежащего дома. Названные ароматы опознавались вполне отчетливо. Были еще какие-то запахи, но узнать их источник я не смог. То, что я почувствовал, можно смело называть симфонией ночных ароматов, или собором запахов. Ощущение прекрасного аромата полностью овладело мною, зрительные образы отошли куда-то далеко – на десятый план. Аромат был подвижен – какие-то запахи слабели, «уходя в тень», а затем возникали вновь, как мелодии симфонии возвращаются, окрашиваясь новыми нюансами… Но все когда-то заканчивается, надо было продолжать путь. И глубокое дыхание, сопровождающее ходьбу, внесло свои коррективы – запах «упростился» и «успокоился». Больше никогда ничего подобного со мною не случалось.
Подводя итог, отметим: эстетический опыт чистого гармонического аромата, в отличие от аромата в составе природного целого, вещь весьма редкая. Возможно, именно поэтому аромат так высоко ценится мистиками (мистический опыт также чрезвычайно редкое явление – «чудо»), по тому же основанию он, думается, не берется в расчет марксистской эстетикой, впрочем, как и многими другими эстетическими школами, что несправедливо, ведь, в сущности, реальный мир пахнет.
Думаю, что неосязаемое безоговорочно приравнивать к истинному неверно, но человек, как и реальный мир, не только осязаем. Порою субъективный опыт настолько расширяет границы обыденного, что этим чудом хочется поделиться без толики эгоизма или каких-либо утилитарных соображений. Так и рождается чудо искусства, научного или философского творчества. Но затем у сакрально-субъективного начинается длительный путь, порою сквозь века и тысячелетия, к обретению социально значимого статуса – признания уникальности. Вот ведь парадокс – для чуда мало самого чуда, нужно, чтобы его таким назвали.
– В беседе Ирины Владимировны Калус и Татьяны Константиновны Ливановой был поставлен, на мой взгляд, интересный вопрос: «Спасут ли мир дельфины?» У этого многогранного и, на удивление, непростого вопроса, множественная коннотация в культуре. Как Вы ответите на него?
– Думаю, не нужно долго объяснять, что первоисточник данного вопроса, точнее – некий его скрытый смысл, который, впрочем, всем открыт и понятен, как религиозный символ понятен верующему, по сути своей гениальный афоризм, принадлежащий гениальному писателю, вложенный в уста героя гениального романа. Три раза использую слово «гениальный» – не случайно, ибо вряд ли найдется мысль, кем-либо высказанная, которая простимулировала создание столько замечательно умного и талантливого в интеллектуальной культуре. И так много слов, смысл афоризма о спасительной красоте раскрывающих, конкретизирующих и развивающих, уже сказано, что кажется – сказать больше нечего. Наш земляк, великий поэт Юрий Кузнецов, завершая свой земной путь, отозвался на афоризм строками, которые поэтически свидетельствуют об исчерпанности темы, которые невозможно не упомянуть и забыть невозможно:
Мир спасет красота? —
Замолчи!
Это просто красивая фраза…
2002 г. [16]
Поэт сказал, поэтому вопрос решен и нужно бы «замолчать». Но, как оказалось – он «почти решен». Ибо стоило только чуть изменить формулировку афоризма, как возникли новые вопросы в, казалось бы, уже безвопросной теме. И к «старым» мыслям прибавляются новые. И рождаются иные содержательные смыслы. И «старые» – не исчезают вовсе, оставаясь «в подкладке», в подтексте новых рассуждений, усложняя возникающее бытие оригинальных и актуальных идей.
Итак, вопрос о дельфине, по большому счету, – старый вопрос, который по-новому поставлен. Понятие красоты – философское, даже категориальное – заменено понятием конкретным и всем ясным. Его – понятие это – конечно можно трактовать как метафору. Но можно поступить иначе. Я так и сделаю, ибо боюсь, что «метафорический дельфин» вернет нас к обсуждениям тех смыслов, которые уже много раз обдуманы-передуманы. Кому-то это интересно, мне – нет.
Рассмотрим вопрос конкретно. Не могу похвастаться богатым личным опытом общения с дельфинами, но один контакт все же состоялся. Дело было давно – в начале семидесятых годов прошлого века. Я учился на последнем курсе музыкального училища, то есть был молод и жил больше «чувствами и фантазиями», чем расчетом. У моего отца была машина – «Волга» ГАЗ-21, одного из последних годов выпуска. Он заработал ее честно – во время «Карибского кризиса» служил на Кубе. От революционного правительства получил грамоту, подписанную майором Раулем Кастро, – «за неоценимую помощь в деле создания вооруженных сил республики». Машину купил на деньги, которые несколько лет отчислялись в качестве денежного довольствия на родине. Машина была (она и сейчас есть!) очень красивой: серого цвета с чуть заметным сиреневым оттенком, отделана хромом – люксовый вариант. В то время личный автомобиль был явлением не частым. «АвтоВАЗ» только начал свою работу. Легковых машин было маловато. Поездки на море на автомобиле из Краснодара в выходные дни уже практиковались, но были не столь распространены, как сегодня. Отец летом ездил на море часто. Обычно машина была полностью заполнена родственниками и знакомыми. Но наступала осень. Сначала, в сентябре – поездки становились реже, а потом, в октябре, они совсем прекращались, и машина поступала в мое распоряжение. Родителям трудно было мне отказать – учился очень хорошо, а в октябре у меня день рождения.
В один из теплых дней второй половины октября я решил поехать на море – подышать, посмотреть, ну и по возможности поплавать в остывающей воде. Утром завел автомобиль, заехал за приятелем, который собирался составить мне компанию (одного бы не отпустили), но он не пришел в установленное место вовремя. Мобильных телефонов не было. Поехал один.
В октябре поездка на море, по сути – путешествие в «мертвый сезон». Ибо нет машин, нет придорожной торговли, нет постовых «на каждом километре» – ловить некого. Торопиться не надо, машина катит со скоростью 60–70 км. в час, и можно смотреть по сторонам. Сегодня о такой поездке можно лишь мечтать – без каких-либо надежд на осуществление мечты.
Солнце еще не «не развеяло» утренние остатки тумана. Слева появился «Горячий ключ», открытый для обозрения, радующий взор осенними красками в акварельной освещенности утреннего света. Дорога идет в горы – на перевал. Но подъем преодолевается без труда на третьей скорости. Скоро он заканчивается. И уже приятный без крутых опасных виражей спуск. Нет провоцирующих действий обгоняющих автомобилей, и никто не маячит впереди. Все как бы призвано создать и сохранить хорошее настроение. Мир – прекрасен!
Джубга. Дорога пошла вдоль моря. Солнце мягким осенним светом заглядывает в правое окошко. Аромат моря заполняет пространство салона. Море спокойно – как зеркало, отражающее синее небо. Слух наслаждается автомобильной гармонией – шелест шин под «баховские ритмы работающего двигателя».