исли «нью-йоркские» башни. «Москва ли это?!» – немыми восклицаниями обращаюсь сегодня к ней.
Прекрасное может поправить настроение и даже здоровье, а может испортить их, если чьё-то прекрасное идёт вразрез или прямо противоположно здравому восприятию. Здесь затрагиваю очень непростой вопрос превратных представлений определенных слоёв людей о прекрасном, идущих против здравого смысла. Ведь не секрет, что реально имеет место быть и даже встречается в поэзии: соотнесение войн, насилия с прекрасными моментами бытия… Так же – ещё некоторый ряд человеческих страстей прикрывается искомой категорией. Мне такого никогда не понять. Однако, как бы ни хотелось «зарыть голову в песок», но этот нетерпимый мною взгляд, увы – неизживаемая данность…
Подытоживаю свои пространные размышления о прекрасном. Находясь в социуме, непременно взаимодействуешь с мнением окружающих, а оно нередко наталкивало и наталкивает меня избирательно на новое видение прекрасного, с ещё невиданных сторон, в новом аспекте, и расширяет горизонты прекрасного и взгляд на него. Я благодарна за такое всем тем, кто сумел раскрыть мои полузакрытые глаза… Поскольку метаморфозы со мной происходят и поныне – через информацию от умнейших моих современников, знакомых и незнакомых, то ответ мой однозначен: прекрасное в жизни современного человека НЕОБХОДИМО.
Однокоренные слова Прекрасное и Красота – переплетаются, в речи бывают взаимозаменяемыми. Наверное, о красоте лучше, чем Заболоцкий в стихотворении «Некрасивая девочка», не сказать:
…А если так, то что есть красота,
И почему её обожествляют люди?
Сосуд она, в котором пустота,
Или огонь, мерцающий в сосуде?
Н.А. Заболоцкий, Некрасивая девочка,1955 [4]
И если ответить только одной фразой на каждый из двух вопросов, предложенных в данном марафоне, то ответ мой таков.
Да, прекрасное, в общепринятом понятии, в жизни современного человека НЕОБХОДИМО.
В моей жизни красота – ОПРЕДЕЛЯЮЩАЯ категория, но определяемая (то есть избираемая) мною в каждом конкретном случае исключительно моими убеждениями в понимании красоты.
– (ИВ:) По словам Александра Дмитриевича Похилько, «Достоевскому приписывают мысль Шиллера о том, что красота спасёт мир. Достоевский считал, что доброта спасёт мир». Как Вы считаете, Татьяна Константиновна, можно ли считать синтез этического и эстетического («в человеке все должно быть прекрасно…») особенностью русской философии, литературы, культуры? Или это личный идеал Фёдора Михайловича? Или это некий универсальный для всех культур метод миропонимания (Сократ, Будда, Конфуций)?
– Не помню точно, в конце 1980-х или начале 1990-х у меня произошел принципиальный спор с коллегой. Тот утверждал, что человек изначально рождается со Злом и такова многовековая, тысячелетиями, тенденция человечества – сеять зло. Моя позиция была противоположной: человек рождается нейтральным – т. е. tabula rasa. Но, наделенный генетическим кодом своих прямых предков, в процессе филогенеза и влияния окружающей среды, он уже формируется как личность, в которой положительные и отрицательные генетические задатки либо развиваются, либо угнетаются под воздействием доминирующих факторов. В конечном итоге я отстаивала приоритет Добра, Разумности, Прекрасного в человеке и вообще на Земле. В споре каждый из нас остался при своём мнении. В культуре, литературе, философии я нахожу обоснованные позиции, а также сторонников обоих наших мнений.
В какой-то степени моим оппонентом по утверждению изначального Зла в человеке оказался не только мой коллега, но и Ф.М. Достоевский. Он считал, что «люди могут быть прекрасны и счастливы… на земле», но – избавившись от Зла; при сем работой чувств и разума заполнять свои души противоположным качеством по имени Добро. В результате положительные этические качества, а именно нравственная красота – внутренняя, душевная и духовная, – своей наполненностью, выраженностью помогут человеку идти достойным путем, а реально прекрасные поступки будут способствовать улучшению земной жизни. Иными словами – спасению мира…
Но этот русский писатель – апологет страдания: он своих героев, особенно главного носителя духовной красоты и доброты князя Мышкина, пропускает к (достижимому ли?!) прекрасному через многие тернии.
Героев своих произведений он ведет в основном из мира человеческого Зла.
Но лично у меня другая концепция, а посему возможно, что на меня обрушится немилость многих приверженцев Достоевского. Я считаю, что человек рождается не со злом, а нейтральным, но наделенным, по объективным биологическим законам, генетическими задатками предков, в разных линиях которых преобладают противоположные крайности – от Добра ко Злу, что по теории больших чисел определенно колеблется в соотношении 50 на 50. Возможно, это соотношение и есть причина того, что князь Мышкин изначально лишен Зла и подпадает под категорию «красота» этически и эстетически. По крайней мере, я склонна так понимать этот художественный образ. И та «красота», которой наделен князь, – не броская внешность, а конгломерат нравственных качеств «положительно прекрасного человека».
По самой сущности начала второго вопроса относительно авторства Достоевского в посылках красота и (или) добро спасут мир (истоки мысли – от Фридриха Шиллера (1759–1805) и, более раннего – на 25 лет по рождению, его современника Иммануила Канта (1724–1804), отождествлявшего прекрасное с моральным добром, а также по приведенному далее в тексте второго вопроса изречению А.П. Чехова «…в человеке всё должно быть прекрасно…», напрашивается вывод о том, что синтез этического и эстетического является особенностью не только русской литературы и культуры. А поскольку эти два направления не лишены философских основ, то и русская философия не сторонится этого симбиоза.
Такой синтез этического и эстетического является идеалом Федора Михайловича. Но это не исключительно его личный идеал в русской литературе хотя бы потому, что даже в поставленном втором вопросе марафона уже имеет место упомянутое выше высказывание Антона Павловича; а в его творчестве – переплетение этих философских концепций в «Чайке», «Трех сестрах», «Вишневом саде», «Ионыче» [1]…
Примеров обращения к красоте, прекрасному в понимании как этическом, так и эстетическом, в русской литературе, культуре множество – не перечислить великих имен из каждого минувшего века и до нынешнего, от реалистов до фантастов (и не стану перечислять, боясь забыть упомянуть кого-то достойного), подаривших миру и персонально каждому читателю героев, обладающих целым «набором» положительных нравственных качеств, что составляет единое прекрасное целое с их эстетическими восприятиями красоты.
Помню, как, изучая по школьной программе «Молодую гвардию» Александра Фадеева [5], меня просто пронзил, в хорошем смысле, образ Ульяны Громовой, чьи прекрасные внутренний строй и внешность были мастерски углублены автором прекрасной лилией в воде и в волосах героини романа… И – ужасающая противоположность в том же романе: чудовище в облике офицера-фашиста, в принципе, обожавшего живое: собак, и одновременно циничного убийцу людей, собиравшего с убиенных и замученных снятые с них драгоценности – в кармашки своего грязного, липкого, даже склизкого нательного пояса…
Вечный вопрос борьбы Красивого и Ужасного, Добра и Зла.
У Шиллера интерес к этико-эстетическим вопросам был не столько с философских позиций, сколько через социум и культуру. Он считал, что человек как самостоятельное естественное существо стал «теряться», утрачивать универсальность своей природы, свои добрые качества с развитием цивилизации. Именно с ее прогрессом каждый индивидуум вынужден упираться в свой «островок», или клочок пространства, выделяемый ему временно цивилизацией, и, отягощенный однообразной работой в борьбе за существование, уже не может видеть мир во всем его многообразии, красоте и прелести, и душа его как бы свёртывается, сохнет, не подпитываемая прекрасным извне, потому что человек становится как бы узником малого пространства – «…вечно прикованный к малому обломку целого», по словам самого Шиллера, – и поэтому не в состоянии развить свою внутреннюю гармонию [6]…
О широком распространении синтеза этического и эстетического как универсального для всех культур метода миропонимания известно задолго до нашей эры в разных точках земного шара, от Древней Греции и Рима до Непала, Китая, Индии…
В нравственно-эстетической сущности буддийского мировоззрения приоритет стоит за этически разумным человеком, чьим кредо не являются алчность, философия личного эгоизма. Отсюда у сторонников буддизма возникает чувство сострадания ко всему живому и ощущение всеединства мира. На современном этапе развития межгосударственных политических отношений это очень важно для конструктивного развития диалога Восток – Запад. Буддийская концепция спасения мира держится на стремлении с позиций философских представлений о Красоте, Гармонии и ценности мира уничтожить человеческий эгоизм, то есть принять вместо антропоцентризма Гармонию Единого. А это и связано непосредственно с этическими и эстетическими категориями в их неразрывности.
Древний китайский философ Кун-цзы, известный как Конфуций (551–479) принял за социальный идеал благородного человека: высокоморального, с обостренным чувством долга, готового пожертвовать собой ради убеждений, праведно уважающего старших. И хотя этическое в этом учении выше эстетического, тем не менее синтез этих категорий определяется общим в них понятием «доброе». Хотя именно Сократа (470–399 гг. до н. э.) считают основателем этики. Но он же внес в философию эстетические оценки человека по объективным качествам – различным добродетелям. Как эстетик он объединил во взаимосвязанный клубок этическое и эстетическое, нравственное и прекрасное. Идеал Сократа – это человек, прекрасный духом и телом.
В заключение так и подмывает изречь хорошо известное: «ничто не ново под Луной…». Сеемое поныне «разумное, доброе, вечное» корнями своими давно уже пронизало толщу многих-многих веков, сложившихся в тысячелетия, и, несомненно, играет не последнюю роль в спасении мира…