Журнал «Парус» №67, 2018 г. — страница 29 из 57

19.


V

«Польза» для транснационального капитала от сего разлада, в котором «верхи» не могут заставить народ поверить в свою способность успешно в пользу народа управлять страной, а «низы» уже не хотят верить оглупляющей народ демагогии «верхов» относительно того, «как хорошо и успешно бюрократия государства служит своему народу, именно так управляя страной и ее ресурсами», исполняя сего народа интересы, очевидна.

Во-первых, такие, оторвавшиеся от своего народа «верхи», легче управляемы со стороны транснационального капитала. Их легче склонить к принятию законодательных решений, которые были бы выгодны транснациональным монополиям, нежели если бы между государством и его гражданами имела место действительная гармония интересов и государство в своей деятельности опиралось на ресурс мысли и воли всего народа, а не лишь кучки достаточно условно выражающей действительную волю народа его «избранников».

Во-вторых, транснациональному капиталу непосредственно выгодно, чтобы бюрократия и политические «верхи» в национальных государствах существовали в роскоши (причем фактически независимо от того, достигается ли сей роскошный уровень жизни законными или не особенно легитимными средствами). Высокий уровень потребления на стороне социальных «верхов» порождает и поддерживает на стороне последних иллюзию их статусной принадлежности к действительной экономической власти, обеспечивая одновременно зависимость от «щедрот» последней (принадлежащей транснациональному Капиталу) и деятельность в законодательной сфере таким образом, чтобы названная связь не ослаблялась, но только укреплялась. Законодатели, «посаженные на иглу» от транснациональных корпораций, куда более «послушны» последним, нежели не облеченные названного рода зависимостью.

Наконец, в-третьих, прямой интерес транснациональных корпораций – в том, чтобы бюрократия была не только «разжиревшей» от щедрот сих корпораций, но также и в том, чтобы она отличалась качеством «вороватости». И суть здесь заключается в той простой истине, что деньги свои, сбережения (нажитые как честным, так и не особенно честным путем), люди хранят в банках. Последние же либо сами являются субъектами глобальной экономики, либо принадлежат последним. Как результат, если бюрократы той или иной страны грабят воровством и мошенничеством свой собственный народ, то это очень даже выгодно глобальному капиталу, поскольку награбленные средства воры несут в банки, принадлежащие сему капиталу, объективно содействуя усилению мощи последнего.

Результатом же всего этого, результатом проявлений «любви» глобального капитализма к национальным государствам, является захиревание последних, формирование устойчивой антипатии населения к собственным правительствам, быстрое «загнивание» и самоотрицание национальных государств, причем, что называется, «с полного согласия с этим на стороне сих государств граждан», которые не хотят жить там, где им плохо.


VI

Итак, некоторый абрис во взаимоотношениях между национальными государствами и глобальным капиталом сделан. Имеет ли сей абрис некоторое действительное отношения к специфике России? Может быть, все-таки с ситуацией в России он не имеет ровно никакой связи?

Для ответа на поставленный вопрос и одновременно для иллюстрации сказанного, проведем следующий виртуальный эксперимент…

Представим себе, что глобальный капитал, в его интересах рационализации социального управления в территориях, просто и непосредственно победил20, и, по мановению некой «волшебной палочки», в современной нам России вдруг разом исчезнет существующее сейчас государство, исчезнут бюрократы и обюрократившиеся «народные избранники», учреждения государственной администрации, «законодательные собрания», «аппаратные» политические партии, псевдонародные «массовые политические движения» и проч., проч., проч. Никто и ничего не будет отменять, не будет бороться за политическое лидерство и власть… просто все это вдруг разом испарится так, как будто бы ничего никогда и не было.

Вопрос: будет ли сие означать, что в стране перестанут работать магазины, в которых продаются товары мировых производителей, что прекратится добыча нефти и газа, закроются банки, исчезнут рестораны типа «Макдональдс», что российские люди вообще заметят принципиальные изменения в своей жизни, кроме тех, которые связаны с устранением паразитирования «привычного» бюрократического госаппарата?

Конечно, в некоторых достаточно ограниченных пределах, аппарат административного управления окажется все же необходимым и никакое («далеко находящееся» и действующее строго выражая интерес корпораций) мировое правительство не сможет отменить: например, в качестве судов и полиции, – обеспечения административного порядка в гражданском обществе; в качестве органов народного территориального самоуправления, – обеспечение управления в «лакунах безвластия корпораций», в которых нет на стороне сих корпораций специального интереса, ибо кто же, как не сами люди должны решать то, где им построить новую больницу, школу, а где разбить «парк развлечений», если они «не работники корпораций и члены их семей». Для всего этого нужны и налоги на тех, кто способен оплачивать потребности мирной жизни населения. Соответствующие налоговые средства, наверное, в какой-то части будут способны предоставлять и сами корпорации, хотя, по логике вещей, «платить должен тот, кому это более необходимо».

Однако все это несоизмеримо с замашками современных государств, аппарат которых тяготеет к тому, чтобы сравняться с численностью всего работоспособного населения, а стремление его функционеров-чиновников к воровству трансформирует внутри-бюрократическую жизнь в «джунгли». В масштабе «глобального государства» корпорации вполне способны создать органы социального управления на «эффективной-рентабельной основе», жестко расправляясь с теми, кто ворует деньги не из «казны-кучи», а из «личного кармана хозяев», и не содержа не имеющие реального предмета деятельности властные структуры: типа департаментов «укрепления семьи и брака», «улучшения налоговой политики» и т.п.21.

Увы, за пределами необходимости во «фрагментах государства современного (национального) типа» последнее (в масштабе регионов «глобального государства») не особенно нужно. Ведь глобальные корпорации прекрасно способны сами решать то, где и как следует им размещать производство, организовывать сбыт производимых продуктов и не нуждаются ни в том, чтобы с них брали налоги на содержание разделенного на множество государств госаппарата, на содержание армий, флотов и ракетных войск якобы все еще готовых «вцепиться друг другу в глотку» национальных правительств, ни в том, чтобы им указывали, что не они есть действительные хозяева на той планете, которая зовется «Земля». Ведь, в конечном счете, они и сами способны организовать органы общественного управления относительно своих собственных работников и их семей, способны даже заниматься благотворительностью и «кормить» «люмпенов». Поэтому, если у национального (в том числе и федеративного типа) государства на той или иной территории нет реальной собственности, которая способна стать «бесхозной» в случае устранения сего государства, то тем более малозаметным для жизни территорий окажется ситуация, если вдруг данное государство «испарится»; ведь исчезнет не необходимый для существования человеческой популяции орган, обеспечивающий этой популяции существование, а то, что стало уже излишним, потеряло свою функциональную значимость, омертвело.

Замечу, однако, что сия «страшная картинка», которую я «нарисовал» своим воображением, касается взгляда на «испарение» аппарата национального государства преимущественно лишь со стороны субъектов-корпораций, для которых рамки сих национальных государств стали тесными, которые нуждаются в органах административного управления уже не «локального-национального», а планетарного масштаба и которым сия «мелкота национальных государств» мешает «нормально жить». Мнение же «простого массового человека», не «бюрократа-законодателя», а обыкновенного «жителя», при таком взгляде учитывается недостаточно.


VII

Корпораций, субъектов глобального промышленного производства, как известно, безусловно мало заботят личные интересы людей это производство осуществляющих (если только сии люди не являются собственниками и необходимыми для осуществления производства работниками сих корпораций). И этот факт подтверждается не идеологическими уверениями в «любви к людям» и «заботе о процветании последних», а жесткостью экономических расчетов, стимулирующих, увы, не «заботу» о «человеке-производителе», а освобождение от него, в качестве главного вектора автоматизации, развития общественных производительных сил. Между тем гражданское человеческое общество вовсе не так уж согласно с перспективой «голодной смерти», уготованной ему монополистическим капиталом в случае организации жизни населения «строго по экономическому расчёту» или, иначе говоря: «кто не работает, тот – не ест»22.

Поэтому, во взгляде на проблему «необходимости национального государства», совокупное гражданское общество видит в последнем не только «обузу бюрократов», но также и силу, способную защитить его от произвола монополий. «Свое государство», с демократическим гражданским самоуправлением на его территории, сему гражданскому обществу необходимо не только для поддержания порядка в сфере межличностных отношений, но также и для того, чтобы заставить мировых производителей заботиться, кроме собственного экономического благополучия и собственных работников, также и о всех людях, населяющих территории, в которых развертывается деятельность мировых производителей. Иначе говоря, в условиях ставшей глобальной экономики, «локально-территориальное государство» необходимо гражданскому обществу, прежде всего, как инструмент отстаивания его собственных, не столько родовых общественно-экономических и социально-политических, сколько совокупно-личных, этнических, национально-культурных и религиозных интересов. Такое государство предполагается «народным», «демократически-социальным» и т. п., повернутым к «народу как к простой совокупности образующих его людей», а не к «транснациональным корпорациям» или «кастоподобным социальным группам» типа «олигархии».