а просто —
блистательный мир,
где среди всех его язв и дыр
есть вечно открытая дверца
для живущего нараспашку сердца…
Здравствуй, мама!
Сколько ни мыла ты раму —
льнут к ней пыль да зола,
и разводы на стёклах, знать,
останутся признаком несовершенства.
Впрочем, солнце по кругу шествует —
работает механизм —
несмотря на лязг, а порою на визг —
даёт нам силы свои центробежные.
Солнце – хлеб, испекли – не режьте его,
при этом не обнеся никого
за общим столом и молоко
подливая в белые кружки.
Вроде теплей. Помню: вчера была стужа —
сегодня вон как
буйна листва, и пичуга щебечет звонко…
Здравствуй, мама!
Да, я всегда был упрямым —
у меня и волос такой —
не пригладишь рукой…
Но повод упрямства – любовь,
любовь к тому, что до треска лбов
старается стать осмысленным,
любовь к цветению против шерсти – с риском
осыпаться в пух и прах,
любовь к пространствам, в которых – ах! —
можно кануть и выплыть
зеркальным карпом, а это уже есть выбор.
Любовь, любовь, любовь…
Мама, хочется обратиться вновь —
услышать твой голос,
почувствовать крови зов,
пока это счастье не раскололось,
переместившись в сон…
***
Добывать бы молибден,
молить бы весь день
и ночь на плите
бетонной – не под оливой, а где
шуршит полиэтилен
и явственна полутень,
мол, не быть бы беде.
Может, долетали б молитвы те —
да только мало детей
от чувственных матерей
в подкожной глухой темноте…
Размалывать бы зерно
в муку – хоть и долог зевок
пекаря, в узелок
завязавшего подспудное зло,
а добро обменявшего на серебро.
Везти бы в город через село,
пусть по-прежнему ставит бес на «зеро»,
вращая спущенное колесо —
но к осени по нам же звенел колосок.
Считать бы птиц,
сбиваясь на тысяче без таблиц
и калькулятора, что быстр
в товарно-денежной публицистике,
впрочем – смысл
учёта такого рода – не только лист
с арифметикой, но и мыслительный твист,
подхваченный из-за кулис.
Считаешь птиц —
измеряешь ими объёмы призм…
Гнуть бы гвозди,
гнуть линию жизни, хватая воздух
ртом, виноградные гроздья
обкрадывавший так просто —
как целуют украдкой – в момент оскароносной
картины, гладя девичьи волосы
на заднем ряду и косо
смотря на соседей, что будто бы птицы просо
клюют попкорн, пока на экране – звёзды…
Идти бы во ржи,
дивясь, что следы свежи,
угадав себя, словно шифр,
по агентурным сведениям, оставаясь большим,
а по памяти детства – маленьким, но живым.
Александр ДИВЕЕВ. Звёздные колокольчики
ЗВЕЗДА АНТАРЕС
Когда, случалось, тело и душа
По жизни неприкаянно скитались —
Из бездны тишины, чуть-чуть дрожа,
Смотрела на меня звезда Антарес.
И ощущалось с юных лет душой,
Звезды холодным светом опалённой,
Что я рождён под странною звездой
Далёкого созвездья Скорпиона.
Давно покинул звёздный я порог…
Случалось, шёл по жизни, спотыкаясь.
А было – брёл и вовсе без дорог,
Любя-страдая, ненавидя-каясь!
Не упрекну Антарес никогда.
И, глядя ввысь, шепчу я в час бессонный:
«Благодарю, заветная звезда,
За доброту и нрав твой непреклонный».
Когда в последний раз я упаду,
Уставясь в синий купол небосклона,
В моих глазах увидите звезду
Далёкого созвездья Скорпиона.
И, разрезая темь и синеву,
На блеск светил сапфировых не зарясь,
Я в мареве межзвёздном уплыву
К звезде с прекрасным именем Антарес…
НА РОДИНЕ
Туманы белы над тихой Русью.
Где жизнь кипела, там – захолустье.
Без песен поле, печален аист.
Избушек боле, чем их хозяев.
И, отовсюду прошит ветрами,
Грустит над прудом мой домик мамин.
Никем не встречен – все на погосте.
А я, сердечный, опять к ним в гости.
И не «палёной» в стакан налью я —
Брал по талонам, сберёг родную.
И пью за маму, за друга Женьку
И жизни драму – за деревеньку.
И – «…хали-гали…», «лечу к голубке» —
То ль к дому Вали, а может, Любки?
Поэт, заблудший в прогорклой жизни,
Иль лет минувших усталый призрак?
А кто-то рядом с косой знакомой.
«Эй! Как тебя там? Меня б до дому…»
СТАРЫЙ ДОМ
Всё тебе непривычно кругом.
Осмотрись. Улыбнись. Не спеши.
Ты вошла осторожно в мой дом,
Старый дом одинокой души.
Ставни окон, как веки, открой.
Здесь не смерть – летаргический сон.
Здесь давно не живёт домовой,
Как и я – всё скитается он.
Серых дум облака разгони.
Ты поплачешь потом, а пока
Паутину повсюду смахни
Бедным веником из полынка.
Окна тёплой водою умой.
Приберись. Отдохни. И, как знать,
Может быть, не случайно в трюмо
Голубую увидишь тетрадь.
И на росной забытой заре,
После светлых бессонных часов,
Как в Дивеевском монастыре,
Окунись в мой источник стихов.
Ранним утром, халатик надев,
Ты сойди потихоньку с крыльца
И послушай щемящий напев,
Развесёлого раньше, скворца.
Этой грустью прошита вся Русь.
Не пугай ты его, не тревожь, —
Я сюда никогда не вернусь,
Да и ты – погостишь и уйдёшь…
ЗВЁЗДНЫЕ КОЛОКОЛЬЧИКИ
Если думы и грусть снова бренный покой мой нарушат,
Стану слушать в ночи, позабыв про усталость и сон,
Как в небесной тиши колокольчики звёздные – души —
Разливают окрест свой хрустальный таинственный звон.
Он струится с небес, звон нисходит от звёзд синеоких.
А его волшебства… ну, не много ли мне одному?!
И в колени свои я в раздумьях уткнусь, одинокий:
«Что случилось со мной? Почему ж я один? Почему?»
А в ответ огоньки тихо гаснут в полночных окошках
И сизифова грусть снова мается с камнем в груди…
Неужель заросли муравой к Вечной Жизни дорожки,
Поезд жизни земной всё стоит на запасном пути?
Я невольно очнусь. Тишина – как на старом погосте.
Вот и время пришло закрывать Храм в предутренний час…
Может быть, звон пришёл к нам в печали из Вечности в гости,
А возможно, звонят колокольчики просто по нас.
Станут звёзды вокруг потихонечку блёкнуть и падать.
Колокольчиков звон… Он Божественной лире сродни…
Переполнит к утру души звёздные светлая радость:
Как же! – вспомнили их, если в окнах проснулись огни…
ТРЕВОЖИТСЯ СЕРДЦЕ
Я блуждаю в тоске, как в лесу,
Ни тропинок не видно, ни неба.
Держат ветви, как зонтик, листву…
Я в дремучем таком ещё не был.
И тревожится сердце слегка:
Вдруг в лесу набреду на избушку,
На крыльцо выйдет дочь лесника,
Да проводит меня до опушки.
И забуду тебя я…
ЗВЁЗДНЫЙ БУКЕТ
Это имя добром поминал я всегда
В день веселья и в грустный свой час…
Нашей встречи с тобой полыхнула звезда, —
Вот и вспомнил, Радетель, о нас!
В тихий вечер у звёзд голубых на виду
Растревожат покой соловьи…
Я тебе подарил бы, как прежде, звезду,
Только звёзды теперь не мои.
И с тобою такой я почти не знаком.
Вновь взволнуешь? Наверно, уж нет.
А ромашки тебе я нарвал с полынком —
Это, видно, мой звёздный букет.
Он к твоей прикасается робко груди,
Как и я прижимался не раз.
Не грусти: будем вместе на Вечном Пути,
Только Жизнь эта станет без нас.
Скоро снова зажжётся разлуки заря —
Растворяются звёзды, как дым.
И, за позднюю встречу друг друга коря,
«Слава Богу!» – Ему говорим.
В тихий вечер у звёзд голубых на виду
Растревожат покой соловьи…
Я тебе подарил бы, как прежде, звезду,
Только звёзды теперь не мои.
ХРУСТАЛЬНЫЙ АВГУСТ
Не ругай меня, что снова я пою о звёздах синих, —
Без меня им, может, грустно в бесконечных небесах.
Время катится беспечно, но зачем-то я и ныне
Имена их повторяю наяву и в лучших снах:
«Вега, жёлтая Капелла, белый Сириус, Антарес,
Как рябина – Бетельгейзе и Полярная звезда…»
За плечами годы шепчут: «Отлюбилось, отмечталось…»
Звёзды ясные мигают: «Утечёт всё, как вода…»
Ты прости меня, что реже о тебе я вспоминаю —
Прежних чувств не растревожат ни жалейка, ни свирель…
А вокруг хрустальный август, и, в безмолвии сгорая,
Рыжей осени в угоду льётся звёздная капель.
Если чёрной лунной ночью затрепещется сердечко,
Сон увидишь ты прекрасный – не смотри его, проснись,
Выйди из дому тихонько, прислонись к берёзе-свечке
И на звёзды голубые, улыбнувшись, помолись.
В срок печальный кану в вечность, в бренной жизни намытарясь,
Веря в то, что надо мною будут ластиться всегда
Вега, жёлтая Капелла, белый Сириус, Антарес,
Как рябина – Бетельгейзе и Полярная звезда…
ХРАМ ОСЕНИ
В светлый Храм – таинственную Осень —
Я вхожу в берёзовом бреду.
Падают, качаясь, листья оземь,
В изумленье я по ним иду.
На щеках дождинки или слёзы,
И душа смятением полна.
Робко обнажаются берёзы,
Оглушает сердце тишина.
Золотятся солнышком немножко
Призрачного Храма купола…
Как нежна берёзка у окошка!
На погосте – как она светла!
Дальних голосов беспечный лепет,
Паутинок в просини полёт.
Бугорок с берёзкой, словно лебедь,