– Вы хотите сказать, что Юлиан Семенов написал одно, а Татьяна Лиознова сняла совсем другое?
– Не так…
– Опять!!.
– Не так, потому что акт творчества Юлиана Семенова и акт творчества Татьяны Лиозновой по сути равны между собой и второй, хотя формально является продолжением первого, все-таки достаточно обособлен для того, чтобы считаться уникальным и единственным в своем роде. И, кстати говоря, Юлиан Семенов не говорил, что Лиознова сняла что-то другое. Они создали единое и уникальное в своей единственности произведение, понимаете?.. Вот что очень важно и вот что я хочу подчеркнуть.
– Фильм – один, а творцов – двое и оба этих творца совершенно независимы друг от друга?
– «Независимы» не совсем верное слово… Они – свободны, именно свободны, потому что любое творчество немыслимо без свободы.
– Еще Вы хотите сказать, что рождаясь с неким, пусть все-таки предопределенным Богом, «сценарием», человек остается уникально свободным? А жизнь человека – его сотрудничество с Богом, и человек абсолютно свободен именно как творец?
– Да. И когда я слышу, что, мол, вера в Бога – это некое рабство перед высшим существом… не знаю, как сказать… удивляет тупость такого суждения.
– Наверное, кое-кто не хочет, чтобы ему писали «сценарии»… Он хочет писать их сам.
– А пеленки в младенческом возрасте он тоже хочет сам себе покупать? А выбрать папу и маму?.. А что делать с национальностью и особенностями характера?
– И все-таки предопределенность…
– Не звучит как-то, что ли?.. Суживает, ограничивает и направляет? А может быть, человек просто стоит на Божьей ладошке и именно потому, что у него есть опора под ногами, над его головой и появляется небо? Знаете, по-моему, вера в Бога – это еще, кроме всего прочего, и неверие во всемогущество хаоса.
– Это тоже входит в человеческий «сценарий» – опора под ногами и небо над головой?
– Ну, должно же хоть что-то объединять человечество… Наверное, это ближе к неким универсальным вводным, но нельзя подходить с человеческой меркой и к этим величайшим Божьим «вводным». Человек может только прикоснуться к небесным категориям.
Кстати, чтобы что-то понять, человеку нужно это «что-то» с чем-то сравнить. Например, я русский, но что это значит?.. До тех пор, пока я не сумею сравнить свою «русскость», допустим, с чьей-то «немецкостью», это не будет ничего значить. Но что для меня национальность – клетка, в которую меня загнали силой по причине предопределенности или все-таки это Божья ладошка, на которой я стою?
– Алексей, тут Вам наверняка возразят, что, например, войны возникают именно из-за национальных или религиозных проблем.
– Тот, кто так говорит, сажает в птичью клетку мультяшного ангела и такого же нарисованного дьявола, поднимает клетушку над головой и, показывая толпе, говорит: «Вот ваши “небесные силы”, а теперь подумайте, что доброго они для вас сделали? Они разогнали вас по разным национальным и религиозным «квартирам», они разъединили вас, чтобы над вами властвовали нечестные священники!»
Это – примитивное жульничество.
– Докажите, что примитивное.
– А тут и доказывать ничего не нужно. Я просто не могу представить себе, как режиссер Татьяна Лиознова запихнула бы в клетку Юлиана Семенова, а потом стала доказывать зрителям, что вот этот бесчестный человек украл у нее выстраданный сценарий «Семнадцати мгновений весны». Тут парадоксальный факт в том, что если бы мы усадили Лиознову в кресло «детектора лжи», то не смогли бы доказать, что она врет. Ведь она и в самом деле, например, разгорячённая творческой ссорой с Юлианом Семеновым (которой, разумеется, в реальности не было, но которая могла быть), говорила бы правду, на которую имела полное право. Вот в чем парадокс совместного творчества сценариста и режиссера. В противном случае, – если бы этого парадокса не было – Татьяна Лиознова не смогла бы снять чудесный фильм.
– Так… Поясните всё еще раз, пожалуйста.
– Всё очень просто: например, если человек говорит, что Бога нет, он говорит чистейшую правду, и даже не потому, что верит в нее, а еще и потому, что имеет на это право, данное ему самим Богом. И мы даже при всем своем желании не сможем доказать, что он неправ и Бог есть. Нам даже инквизиция не поможет, а только запутает все дело и, в конечном итоге, сыграет на руку «темной стороне силы». Человек имеет право – и всё.
– Это – чудовищно?
– Нет. Это было могло бы быть чудовищным, но я уже говорил, что человека не стоит считать прекрасным изначально. Он просто еще далеко не завершен…
– Вы о том, что человек – пусть даже самый отчаянный атеист – все-таки может поверить в Бога? То есть Вы говорите о шансе, который есть у человека всегда?
– И о нем тоже.
– Улыбнёмся вместе: нет, ну, какой чудовищный ответ Вы даете!.. Имею в виду Вашу краткость…
– Если бы я дал Вам исчерпывающий ответ о всех человеческих шансах, количество книг, которые пришлось бы мне написать, стало равным количеству людей на Земле.
– Ого, какая огромная свобода!.. Да Вы – почти либерал!
– Я больше, чем любой либерал, я – христианин, причем довольно… не знаю… наивный, что ли?
– Если Вы наивны, поясните нашим читателям, почему недолюбливаете Иешуа из «Мастера и Маргариты» Михаила Булгакова?
– Я не говорил, что не люблю его. Я просто считаю, что «исторические главы» в «Мастере и Маргарите» – «евангелие» от сатаны и оно не имеет ничего общего с настоящим Евангелием. В нем Иешуа – только инструмент в руках Воланда. Кстати, кто сказал, что сатана не умеет пользоваться светлыми красками?
– А то, что Михаил Булгаков все-таки написал «евангелие» от сатаны Вас не смущает?
– Нет. Вопрос – зачем и почему он его написал? Например, если отраву, которая распылена в воздухе, собрать в пробирку и положить ее на стол так, чтобы она была видна всем, люди перестанут гибнуть от отравы. А знания о ней могут оказаться не лишними. Правда, очень опасными.
– Можете доказать эту опасность?
– Улыбнусь: легко.
– Я тоже улыбнусь: снова Вы даёте просто возмутительный ответ. Впрочем, хотя мы уже сильно отклонились от главного вопроса, давайте, доказывайте.
– В тексте «Мастера и Маргариты» восклицание «Боги, боги!..» принадлежат либо Понтию Пилату, либо самому автору. Это совсем не случайно. Я отлично понимаю, что этот факт ничего не доказывает, но – пусть только по праву художника – я заявляю, что одним из «тайных» смыслов «Мастера и Маргариты» является «пилатовская» месть Михаила Булгакова за распятое в СССР христианство. Подчеркну, не за «иешуанство», о котором нам рассказывают «исторические главы», а именно за православное христианство. Чуть выше я сказал о «распыленном в воздухе яде». «Мастер и Маргарита» это, в каком-то смысле, и есть та «пробирка», в которую Михаил Булгаков собрал атеистический яд.
С другой стороны, я не вижу в великой книге Булгакова никакой сатиры, я вижу страдающего от огромной душевной боли автора, который – в силу своего самого отчаянного, самого искреннего покаяния – низводит свою боль до уровня боли Понтия Пилата…
– Алексей, Вы утверждаете, мягко говоря, немного странные вещи и…
– Никакой странности нет. Помните, в «технике литературы» я пытался доказать вам, что почти в любом литературном произведении, каким бы великим оно ни было, можно найти типажи гайдаевских героев: простодушного Балбеса, неуклюжего Бывалого и «утонченного» до комизма Труса? Но только ли о «технике литературы» я Вам говорил? Пусть даже речь шла об очень важном, об условных векторах, которые создают объем произведения, но все-таки важнее то, откуда берут исток эти векторы. Этот исток – сам автор, понимаете?
– Вы хотите сказать, что в «Мастере и Маргарите» Михаила Булгакова один из писательских векторов – пилатовский?
– Да. Именно «один из», и дать полный анализ этих векторов Вам не сможет никто. Любой человек, не говоря уж о таком уникальном гении, как Михаил Афанасьевич Булгаков, слишком сложен для формального анализа. Но, с другой стороны, я имею право говорить о том, что достаточно хорошо вижу.
Теперь об опасности. Собирать некий «яд» в пробирку – нелегкое и, мягко говоря, очень вредное дело. К сожалению, не все и не всегда понимают это… Да, писать о Понтии Пилате это еще не значит, что писателю нужно стать им, но к своему герою ему нужно подойти достаточно близко. Наверное, Булгакову импонировала внутренняя сила этого героя… И никто и никогда не сможет сказать, перешел ли он допустимую грань или нет. Но суть-то даже не в этом!.. Если я, опускаясь на колени перед Богом, опираюсь на плечо Понтия Пилата, разве это можно счесть ошибкой, даже если я вдруг потеряю опору и упаду? Суть не во внешнем падении человека, суть всегда в его внутреннем состоянии. И разве Булгаков «упал»?.. Мне горько и больно от того, что есть люди, которые считают его покаяние неким «падением». Что же касается страдающих литературных мерзавцев, то разве первым этой темы коснулся Булгаков, а не Достоевский? Но к Достоевскому, насколько я понимаю, претензий нет…
– Итак, итак!.. Алексей, мы немного поговорили с Вами о рае и аде, сценариях и векторах и – я очень надеюсь на это – не зря. Давайте вернемся к первым вопросам этой беседы: как Вы думаете, чем отличается любовь к книге, от ее культа?
– А чем отличается наполненный стакан от пустого? Тут стоит спросить о том, что с вами начнет происходить после того, как вы прочитаете книгу. Жизнь человека – дорога, и куда – вы пойдете потом.
На мой взгляд, христианская вера в Бога не так проста, как это может показаться на первый взгляд. Да, ее главный «вектор» – приятие любви к Богу и ближнему – это основа веры, но для меня – может быть, только для меня – она еще и возвращение человека к своему нормальному состоянию…