***
«Сегодня ночью 19 августа мне исполнился 51 год! Буду считать, что природа сделала мне подарок, а могло быть значительно хуже. В 1978 году в этот день я штормовал в Гыданском заливе при переходе из Обской губы в Енисейский залив Карским морем. Выгребая на волну, не видя берега, моля о спасении, дал обет: если выживу – судьбу больше не искушать. Прошло 12 лет – искушаю. И даже готовлю праздничный завтрак».
То, что Провидение его хранило, Евгений Павлович хорошо понимал.
«Судьба явно благоволила ко мне – вряд ли когда смогу объяснить обстоятельства, спасавшие от неминуемой гибели. Очень часто в жизни человека, в его борьбе за жизнь вера играет главную роль, она порождается сознанием, разумом».
Однако подобное «везение» иногда приводит к самовнушаемой успокоенности, надежде на постоянный благоприятный исход. Всегда в таком опасном деле (тем более что оно не только регулярно повторяется, но еще и усложняется) нужно вовремя притормаживать, острее прислушиваться к невидимым сигналам-предчувствиям. Но довольствоваться достигнутым Смургис не мог. Такие люди, как он, – неисправимые первопроходцы. Там, где другие отступают и отчаиваются, они, отвергая любые благоразумные доводы, продолжают продвигаться вперед, идут до последнего. Вот и жизненный путь Евгения Павловича служит для многих путеводной звездой, наглядно показывая неограниченные возможности человеческого организма и психики.
Однако как бы Смургис ни надеялся на свои силы, и у них был предел. Хроническое физическое перенапряжение, житейские несчастья (перед стартом кругосветки умер его отец, во время плавания произошел болезненный разрыв-расставание с сыном Александром, который сошел с дистанции) давали о себе знать.
За два дня до гибели отважный мореход написал в своем дневнике:
«Накопившаяся усталость как-то разом навалилась на душу и тело. Шестой месяц без единого выходного, без отдыха. Скорей бы в тепло и хоть недельку отдохнуть полнокровно, немножко восстановить силы и дух».
***
«Сам сознательно шел на выход неподготовленной экспедиции. Нужно было обрубать концы с берегом, иначе все могло затянуться на неопределенный срок…»
Смургис чувствует серьезную усталость, но яростно пытается доказать себе, что, несмотря на произошедшие потери, он еще в былой форме. Но это, скорее всего, защита от начинавшего проникать в его душу отчаяния. Евгений Павлович оказался в незавидном положении боксера, пропустившего серию серьезных ударов, после которых ему срочно требуется прийти в себя, но бой продолжается – слишком велики ставки.
Был неистов во всем и жил на износ!
Спортивные достижения Евгения Смургиса хорошо известны, однако какой был Евгений Павлович вне спорта, знают немногие. Все, кто с ним общался, отмечают его преданность и постоянство в дружбе. Обладая крайней целеустремленностью, он непрестанно самоутверждался через преодоление трудностей. Для него было спокойнее отправиться в плавание в одиночку, потому что спрашивать тогда приходилось лишь с самого себя.
Зимой в тайге Смургис бил зверя, летом подрабатывал на стройке и при первой возможности на несколько месяцев отправлялся в поход. Он всецело посвящал себя любимому делу и не замечал, что это наносит ущерб отношениям в семье. Мало кто мог вынести подобный жизненный ритм и связанные с ним тяготы, которые Евгений добровольно накладывал на себя.
Много интересного о Смургисе рассказал мне Николай Иванович Песляк, который с ним долгие годы дружил и работал.
– В юности нас с Женей объединяла любовь к спорту. Он занимался боксом, а я увлекался футболом и хоккеем, – вспоминал Николай Иванович. – Занятия боксом помогли ему закалить характер, укрепить силу воли и развить стремление к победе.
Однажды, выступая на ринге, Смургис попал в нокаут (судья этого не заметил и бой не остановил), Женя продолжал биться и победил.
Он был не только хорошим боксером, но и прекрасным лыжником, пловцом и легкоатлетом, и эти навыки пригодились ему во время экспедиций.
До поры до времени Песляк и Смургис знали друг друга заочно, через друзей, а основательно познакомились в 1973 году, когда Николай Иванович собрал строительно-монтажную бригаду, в которую попал и Евгений.
По утверждению Николая Песляка, Смургис был монтажником от Бога: быстро освоил сварку и варил конструкции на высоте с двух рук. К тому же у него были хорошие организаторские способности. Со всеми умел найти общий язык. Работая звеньевым, Евгений многие объекты вел от начала до конца. Старался создать людям хорошие условия труда и отдыха. В своем звене Смургис сократил рабочий день и добился, чтобы в воскресенье его ребята отдыхали. Несмотря на такие «вольности», его звено по праву считалось одним из лучших. Все стремились попасть к Самому – так уважительно называли Женю рабочие.
Его трудолюбию можно удивляться. Ведь Смургис еще работал в приморском леспромхозе. Был лесорубом и таежным охотником-промысловиком – на его счету одних лишь медведей семнадцать штук. Когда летом охота в тайге была запрещена, Евгений приезжал в бригаду, которая возводила объекты на территории Липецкой и Орловской областей.
– Тогда еще не было таких понятий, как спонсорство, поэтому Смургису на свои путешествия всегда были нужны деньги. За сезон, который длился четыре-пять месяцев, он зарабатывал пять-шесть тысяч. На эти деньги в то время можно было купить машину, но все шло на изготовление лодок для его путешествий.
Песляк подчеркивал, что Женя был абсолютным бессребреником, человеком необыкновенной щедрости:
– У нас, его друзей, – меня и Лыкова Вячеслава – никогда не было «твое – мое». Если у тебя не было денег, Женя всегда давал взаймы, а оставшиеся деньги тратил на экспедиции. Приезжая из тайги, всегда привозил нам подарки. Был неистов в работе, как и во всем остальном. Так вот и жил: успевал работать и грести. А грести приходилось много. Он поставил себе грандиозную задачу: пройти на весельной лодке до пятидесяти тысяч километров, и, несмотря на то, что многие считали эту затею несбыточной мечтой, Женя воплотил ее в реальность! – восторгался Песляк.
Николая Ивановича возмущает, когда Смургиса идеализируют или, наоборот, представляют лишь фанатиком-гребцом.
– Женя обладал множеством талантов, старался во всем достичь хороших результатов. На первый взгляд, он на супермена похож не был и производил впечатление обычного человека, – продолжал вспоминать Николай Иванович. – Ему были не чужды и человеческие слабости. Когда фотографировался с друзьями, «становился понтером»: то голышом выскочит на снег из бани, то картинно оседлает убитого им изюбра. Евгений не любил никому уступать. Часто играл в шахматы со Славой Лыковым, который в свое время был чемпионом Липецка, чтобы доказать, что играет не хуже его.
Чтобы правильно понимать Смургиса, с ним нужно было «съесть пуд соли». Вся широта его души открывалась лишь преданным друзьям.
– С одной стороны, Евгений был безоговорочным капитаном и непререкаемым лидером, с другой – совершенно скромным человеком. Даже нам не говорил, что пишет книгу о своих путешествиях. Женя постоянно читал. Его любимыми писателями были Джек Лондон, Пушкин и Лермонтов. Многие произведения Михаила Юрьевича он знал наизусть. Однажды вечером, когда мы отдыхали в таежной избушке, он по памяти прочитал нам поэму «Мцыри».
В последнее время Евгений начал строить деревянный дом в поселке Дальний, который расположился среди лесов. И здесь, в тиши и одиночестве, он хотел провести остаток своих дней. Как-то Смургис сказал своим друзьям: «Вот выйду на пенсию годам к восьмидесяти и займусь писательством». Ему очень хотелось поделиться с людьми своими открытиями и наблюдениями.
Вся жизнь Смургиса – борьба и непрерывный труд. Не были исключением и его путешествия. Да и последний сверхмарафон Смургиса начался тяжело. Казалось, на этот раз сама природа решила наказать смельчака. Смургис с сыном направились из Мурманска в Лондон. Их ожидали встречные течения, сильный ветер и частые штормы. Сломались два весла, был потерян якорь. Сын не выдержал таких испытаний и заболел. Пришлось Евгению Павловичу нести свой крест в одиночку.
– Я думаю, – печально подытожил свой рассказ Николай Иванович, – если бы Женя не погиб, ему в нашей жизни пришлось бы трудно, как Высоцкому и Талькову. Ведь он всегда прокладывал путь там, где другие никогда не ходили. Судьба первопроходцев трудна и опасна, поэтому о них, в том числе и о Евгении Смургисе, мы должны помнить.
«Безумству храбрых поем мы песню»
Евгений Смургис испытывал страсть не только к путешествиям, но и к писательству: регулярно делал записи в дневнике, отсылал материалы в «Комсомольскую правду», журнал «Катера и яхты». И недаром самыми активными популяризаторами выдающихся достижений российского спортсмена являются библиотечные работники – сотрудники Центральной городской библиотеки имени С.А. Есенина в Липецке. Благодаря их инициативе в Липецке появился библиотечно-информационный центр им. Евгения Смургиса, в котором открыт музей путешественника. Городские власти установили мемориальную доску и назвали в честь Смургиса улицу.
Сотрудники библиотеки не только собрали интересные материалы, рассказывающие о жизни Смургиса, но и связались с друзьями и родными Евгения Павловича. На открытие музейной экспозиции были приглашены и гости из французского городка Ла Тремблад. Там, благодаря усилиям вице-президента Морского музея мадам Анни Эраль-Вио, находится постоянно действующая экспозиция, посвященная липецкому мореплавателю. Центральное место в ней занимает легендарная лодка Евгения Смургиса «МАХ-4».
Мадам Анни считает, что эта лодка – основной свидетель путешествий мореплавателя, и поэтому ее необходимо сохранить. Правда, подходящее место для судна пришлось долго искать: сначала оно находилось под открытым небом в саду. Потом городские власти хотели построить для него стеклянный купол. Сейчас лодка стоит на приколе в специально отведенном сухом месте, откуда ее вывозят на морской фестиваль, который проходит на северо-востоке Франции.