***
Вот и лесник. «Дружба-1» воет в руках. Топор воткнут в пенек, и двуручная пила рядом лежит. Как их профи называют, «кормилец» и «Дружба-2». Давно я Анатолия не видел. Короткая стрижка, седые волосы. Не сразу узнал. Где-то в подсознании крутится картинка из далекой юности. Танцплощадка возле ДК, горящие огни прожекторов, рев электрогитар из орущих во всю мощь динамиков. И три брата Кудавкиных заходят на «пятачок». Копны кудрявых волос, клеши необъятной ширины из полосатой ткани. Анатолий – старший…
Лесник валит осины. Подходя к огромной осине, мгновенным взглядом оценивает, в какую сторону валить. С визгом впивается бензопила в тугую древесину. Запил слева, залил справа. «Бойся!» Как в замедленном кино, падает ствол во всю тридцатиметровую длину. Гул идет понизу от ахнувшей махины.
Секунду лесник смотрит на Леху, оценивает. Лицо Алексея радостно вспыхивает: чует парень, что условно-досрочно прощен. Мгновенно в руке его, поблескивая сталью, оказывается топор. Падает подрубленный молоденький кленок. И вот уже Леха бегает за лесником, упираясь свежей слегой в стволы валимых деревьев. Иногда спиленным осинам некуда падать, и они стоят, поддерживаемые соседними кронами. Тогда Леха подводит под низ ствола слегу и мощными рывками дергает. Раз! Раз! Пошло дерево. «Бойся!» Ух!
Лесник прыгает в заведенный трактор. Этот МТЗ он сам собрал из металлолома. Но что Анатолий на нем вытворяет! Наезжает на полуметровые пеньки, чуть не опрокидывая «Беларусь», цепляет за стрелу распиленные стволы и с размаху кидает и стоящую телегу. Здоровенный Леха ловко, как кошка, прыгает на телегу, отцепляя дерево, и пулей слетает вниз. Трактор носится по просеке вперед-назад, иногда от тяжести прицепленного ствола встает на дыбы вертикально и вдруг, осилив, рывком падает на четыре колеса.
Толик вел в Башмакове парашютную секцию, у него за плечами больше сотни прыжков! Чувство страха у него давно атрофировалось‚ и браконьеров он ловит без ружья. Если он тебя в лесу застанет за незаконной вырубкой – положи топор и делай, что тебе скажут, беспрекословно. Не зли человека.
Полчаса – и телега забита бревнами. Теперь осину надо будет на коротыши расхватить. Главное, чтобы не красносердцевинным дерево оказалось. Как лесник по стволу сердцевину видит, гнилая она или нет? Ну, это его работа. Фабрика заплатит лесничеству за древесину 240 рублей за куб, что-то из этих денег попадет Анатолию, а он с Лехой поделится.
Дело у меня к леснику. Один «новый русский» ищет, кому перевозную пилораму компактную автономную продать. Умная штука. Прямо в лесу можно распилить дерево на брус, доски и вывезти готовый материал. Я сегодня, типа, порученец со своим интересом. Анатолий выслушивает. Задумывается на секунду. И отвечает странно:
– Поздно, мужик. Конец света скоро.
Я гну свое:
– Это шутки. А пилорама такая в лесу – золотая жила. Ты подумай.
– Да нечего думать. Я недавно с пришельцами разговаривал. Они сказали, наша Земля в космосе – вроде тюрьмы, тут все пороки собраны‚ страсти. Ее решили ликвидировать. А мне «зеленые» обещали, что на другую планетку заберут, когда тут дела совсем плохи будут.
Я даже не пойму, шутит он или серьезен. А Анатолий говорит:
– Лес – не мой собственный, брат. Знаешь, я никогда богато не жил, теперь и нечего начинать. Я не раб денег. Вот немного подкалымлю со спичечной фабрикой – сына в Пензу свожу: ему пятнадцать лет, а он еще с парашютом не прыгал. Сейчас прыжки не бесплатные, кучу денег стоят.
Кроме сына у Анатолия еще три дочки, а вырос он в семье, где их, детей, было пятеро. Действительно, зачем ему на седую голову начинать зарабатывать бешеные какие-то деньги? Как я рад, что есть на Руси пока люди, которые плевали с высокой колокольни на эти самые деньги, не все с ума посходили. Пожалуй, пошлю я коммерсанта с его пилорамой. Я что – брокер, что ли…
Нисколько не досадно, что в такую даль гонял. Когда еще попаду в этот медвежий угол. Автобусы сюда не ходят, телефона тут нет, а мобильные не берут. Раньше Поливаново было отделением госплемзавода «Красное знамя». А теперь какие-то москвичи все земли хозяйства взяли, фермы ремонтируют. Рабочих привозят и увозят. До села и его обитателей им дела нет. Фельдшерско-акушерский пункт давно закрыт, вывихи и переломы вправляет одна древняя бабка. Она же всю больницу заменяет. Людей в селе почти нет, от дома до дома десятки метров. Корова чья-то пасется прямо посреди улицы, и хоть в бок ей въезжай на «Москвичонке», хоть бибикай до посинения – она с дороги не уйдет. Луга стоят не кошены, в человеческий рост трава. Как тут живет лесной человек Лешка, где он бензин берет для своего двухколесного «ижака»? А сколько таких углов по России? Останутся ли вообще еще деревни какие-то через десять лет?
Кабы знать…
Александр ПШЕНИЧНЫЙ. Окно во спасение
Рассказ
Прощаясь, я осторожно похлопал больного друга по плечу: «Поправляйся! Нам столько зорек еще нужно с удочками встретить!» Товарищ натужно улыбнулся и некрепко пожал руку. После сложной операции Володя боролся за жизнь, понемногу выбивая костлявую из захваченных плацдармов.
– Мы сделали все возможное, – на лету в коридоре провинциальной больницы выпалил лечащий врач. – Теперь многое зависит от воли пациента и его ангела-хранителя.
Цветущие липы у ворот стационара пахнули ароматом меда и необъяснимого оптимизма. Нечто внутри шептало, что день завершится какой-то приятной неожиданностью.
Шумные воробьи, цыгане птичьего мира, с азартом хлюпались в пыльных лужах; настырный ветер гнал похожую на колокол пунцовую тучу прямо на город. Близился дождь.
– Автобус на Харьков только что уехал, – кассирша равнодушно взглянула на меня поверх очковых линз. – Следующий через полтора часа.
Я вложил билет в карман рубашки и распахнул двери автостанции.
Глухие удары колокола, схожие с далекими раскатами грома, созывали прихожан на вечернюю службу в церковь где-то неподалеку. Я уверенно шагнул в сторону благовеста.
В неярком свете храма пламя зажженной свечи заиграло на окладе иконы Целителя Пантелеимона. Мне показалось, что святой отрок улыбнулся в ответ на мою мольбу о милости к болящему Владимиру.
– Паки, паки миром Господу помолимся! – ангельские голоса певчих прорезал зычный баритон священника. Я оглянулся на голос, показавшийся знакомым. Аккуратная бородка с редкими нитками седины, широкий лоб, рельефные скулы под живыми глазами рисовали портрет упорного и настойчивого человека.
Неужели он? Тот самый таксист и бывший валютчик? Как его имя? Дмитрий? Да, да. Мы его в семье еще Бородой называли. Правда, тот немного заикался, а этот читает молитву без запинки. У него еще на виске небольшое родимое пятно. Неужели мечты сбываются?!
Рядом чихнула свеча, и память унесла меня на четыре года назад.
– Такси у вашего подъезда, счастливого пути… – приятный голос телефонного диспетчера назвал марку и номер автомобиля.
– На Лысую Гору? – немного заикаясь, переспросил таксист с бородкой.
За рулем бородач усердно крестился на проезжаемые мимо храмы, шепча губами какую-то молитву.
Обычно водители нередко крестятся за рулем, через минуту матеря обгоняющие автомобили и сплевывая окурки в опущенное стекло. Но мой таксист создавал впечатление человека, много лет работавшего личным водителем патриарха.
Мы познакомились, и через неделю я позвонил Диме уже на его мобильник. Обстоятельства требовали срочного присутствия у одного из моих родственников.
– Вы, наверное, религиозный человек, Дима? – не удержал любопытства я в момент, когда автомобиль проезжал у главного городского собора.
– Да. Я староста православного храма, – Дима повернул голову в мою сторону. – К сожалению и поэтому – в воскресные и праздничные дни обслужить вас не смогу.
– Староста!? – я с интересом всмотрелся в профиль таксиста. Обычное лицо молодого мужчины с небольшим родимым пятном на правом виске. – Слышал, что старост выбирают в основном из родственников иереев. Вы из семьи священнослужителей?
– Нет, что вы! Родители обычные люди, – усмехнулся Дима. – В церковь меня привели другие обстоятельства.
Во мне ожил азарт писателя, и после нескольких подталкивающих вопросов Дима поведал удивительную историю его пути к вере.
В маленьком донбасском городке после закрытия шахты в 90-е найти работу невозможно. Даже на место технички в школе без блата или взятки не устроиться. А как жить, если в двадцать два ты женат, а кормить семью нечем?
Кто-то посоветовал Харьков. С женой и годовалым ребенком парень снял комнату в общежитии недавно обанкротившейся фабрики, а сам с утра и до ночи посменно вкалывал то реализатором, то грузчиком на центральном рынке. Тупая изнуряющая работа не приносила ни удовлетворения, ни достатка. Денег катастрофически не хватало.
– Слушай, Дим! – как-то в подсобке к нему подсел напарник. – А что если чейнджем заняться? Рискованно, конечно, но мешки таскать не нужно, а бабки те же. Если не большие.
Нужда – великий соблазнитель. Через неделю молодые люди уже стояли на известном всему городу пятачке менял у метро.
Ремесло кидал ребята освоили быстро, но еще быстрее поняли, что работать лучше честно. Развод клиентов – дело опасное. Даже у зашуганного старичка мог оказаться сын с приличным сроком отсидки. Однажды скорая увезла их нового товарища с шилом в боку.
Дышать стало легче, но зеленые бумажки постоянно источали запах риска и опасности. Риск ленив, но всегда голоден. Рано или поздно он выползает из берлоги, чтобы досыта наесться человеческих душ, а затем и плоти.
В жаркий день июля возле Димы скрипнули тормоза ослепительно белого мерседеса с открытым люком на крыше. Из автомобиля вышли два импозантных мужчины в дорогих костюмах. Узнав курс обмена, клиенты одобрительно кивнули и попросили Диму обменять украинские банкноты на двадцать тысяч долларов. Это стоимость семи однокомнатных квартир!