вселенскою».
Согласимся, что это поучение звучит достаточно внятно, выделяя в идее соборности три момента: во-первых, единодушие; во-вторых, единодушие, ограниченное кругом «всех истинно-верующих, православных христиан»; в-третьих, единодушие, неограниченное тем, к какому времени, месту и народу принадлежат вышеназванные православные христиане. В связи с третьим моментом отмечается, что соборная Церковь – это Церковь вселенская.
И вот здесь мы наталкиваемся на первое, еще не самое важное, но поучительное «недоразумение», связанное с мнением Хомякова в качестве богослова. Дело в том, что Никео-Цареградский Символ Веры был окончательно утвержден Третьим Вселенским Собором (431 г.), который «строго воспретил делать в нем какие бы то ни было изменения и дополнения». При этом Символ Веры был сформулирован, естественно, на греческом языке и его девятый член утверждал веру в кафолическую (καθολικήν) Церковь. Напомню, что слово καθολικός употреблялось еще античными авторами в значении «всеобщий».
В 1860 г., незадолго до смерти, в споре с русским иезуитом кн. И. С. Гагариным (1814–1882) А. С. Хомяков утверждал, что за переводом греческого слова καθολική словом «соборная» стоит авторитет ни много ни мало славянских Первоучителей св. Кирилла (ок. 827–869) и св. Мефодия (ок. 815–885): «Они-то для передачи греческого слова Katholikos избрали слово соборный». В своей полемической манере Хомяков заявил далее, что «невежество отца Гагарина, так сказать, натолкнуло его на острие Кириллова и Мефодиева свидетельства».
Однако «свидетельство» это, как выяснилось, липовое. В современном комментарии отмечается: «Лингвистический экскурс Хомякова в очередной раз оказывается чистой выдумкой. Во всех памятниках кирилло-мефодиевского круга для передачи значений “истинная Церковь” и “вселенская Церковь” транслитерируется по-славянски греческое слово “кафолическая” <…>, а прилагательное “соборный” используется только в отношении церковного здания (собор)». Лишь впоследствии (начиная с XIV в.) слово «кафолическая» стало переводиться на русский и некоторые другие славянские языки преимущественно словами «вселенская» или «соборная». Тем самым Православная Церковь как бы дистанцировалась от первоначального термина, который слишком явно отсылал к католической Церкви. К числу сторонников такого размежевания с католиками принадлежал и сподвижник Петра Великого Феофан Прокопович (1681–1736), писавший в «Духовном регламенте», что «взыскуется истина Соборным сословием нежели единым лицем». Союзник для Хомякова, прямо скажем, не самый подходящий.
Я напомнил казус с мнимым «кирилло-мефодиевским» происхождением слова «соборная», чтобы обратить внимание на неразборчивость Хомякова при «обосновании» своих заветных убеждений. Но одно дело связывать происхождение англичан с городом Угличем, и совсем другое – манипулировать историческими фактами, когда речь идет о Символе Веры.
Разъясняя свое пристрастие к слову «соборный», Хомяков сначала лаконично заявляет, что слово «собор» выражает «единство во множестве». Но «единством во множестве» можно считать и мебельный гарнитур, и стадо овец, и очень многое другое. Сознавая это, Хомяков разъясняет более пространно, что «Церковь кафолическая есть Церковь “согласно всему”, или “согласно единству всех”, Церковь свободного единодушия, единодушия совершенного». Все это выглядит сплошной лингвистической и смысловой натяжкой; к тому же речь идет о слове «кафолическая», а не о слове «соборная». Но и в том и в другом чуткий к языку слух вряд ли расслышит – единодушная. Думаю, что это последнее слово насыщено собственным смыслом, и сомнительно, что он передается каким-либо другим словом.
Но Бог с ними, фантазиями Хомякова, которые он доводит до абсурда, говоря о слове «соборная», что «одно это слово содержит в себе целое исповедание веры». Если принимать подобное заявление всерьез, то из всего Символа Веры можно оставить только это слово, твердя его, как заклинание. Зато мы обязаны принять всерьез заявление Хомякова о том, что «соборная» Церковь – это «Церковь, в которой нет больше народностей». Вообще говоря, подобное заявление нам уже хорошо знакомо, и новизна его у Хомякова лишь в каком-то двусмысленном употреблении слова «народность» на манер большевиков, которые целенаправленно покровительствовали «малым народностям» Востока и Севера – и всегда в ущерб русскому народу. Так или иначе, но совершенно ясно: Хомяков безоговорочно выбрасывает из «соборной» Церкви идею народности в любом ее значении.
И после этого мы должны верить разговорам о соборности как коренной черте русского народа? Верить в это – значит ставить крест на своем народном, или национальном достоинстве.
Конечно, «исследователь средней руки», сохранивший хотя бы остатки самоуважения, не скажет об этом прямо. Но «исследователь высокого ранга» позволит себе быть более откровенным. Примером может служить И. А. Есаулов, автор множества книг и создатель сайта, эти книги рекламирующего. Он заявляет вполне определенно: «те особенности русской литературы и русской культуры, которые относили к разряду “национального своеобразия”, на самом деле имеют совершенно другое объяснение, никак не вытекающее из национальных особенностей. Зато они вытекают из своеобразия православного образа мира, православного менталитета». Национально-русское резко отрубается и отбрасывается, чтобы уступить место «православно-соборному», о чем свидетельствует и название процитированного сейчас сочинения.
Теперь нам должно быть понятно то главное «недоразумение», о котором предупреждал Астафьев. В конце концов, дело Православной Церкви – решать, называть ли себя «кафолической», то есть «вселенской», или же «соборной», хотя нельзя не признать, что иезуит Гагарин был в определенной степени прав, считая, что слово «соборная» нарушает категорический запрет Третьего Вселенского Собора на какое-либо изменение Символа веры. Но это повторяю, внутреннее дело Православия.
Ситуация резко меняется, когда совершается одна из двух подмен. С первой подменой мы имеем дело тогда, когда «соборность» выдается за сущность русского народа, а тем самым и русского человека. Но русский – не церковная категория; это именно определенное качество нашей народности, которая и является сущностью всех, кто этим качеством обладает хотя бы потенциально, в виде задатка. В то же время нельзя не отметить, что указанная сейчас подмена совершается, как правило, не злонамеренно, а связана с недостатком философского образа мыслей, да и просто логического мышления.
Злонамеренной является другая подмена, когда «соборно-православная» фразеология используется для целенаправленного изгнания самой идеи народности, или национальности из русской культуры, даже всей русской жизни. Г-н Есаулов ярко демонстрирует проведение такого принципа; и, к сожалению, не он один.
В заключение хочу подчеркнуть: каждый русский человек обязан с особым уважением относиться к Православию как религии немалой части русского народа, независимо от того, как обстоит дело с ним самим: пребывает ли он в Церкви, обитает ли «около церковных стен» (В. В. Розанов) или вдалеке от них. Для начала такого особого уважения будет вполне достаточно. А что будет дальше, покажет время. Надо только помнить, что русской душе глубоко противен католический принцип «заставь войти» (compelle intrare), и вряд ли эта душа слишком озабочена тем, какое именно слово стоит в девятом члене Символа веры: «кафолическая», «вселенская» или «соборная».
– А как Вы относитесь к терминологии И. Р. Шафаревича, который считает, что есть «малый» народ, а есть «большой» (речь, естественно, не о количественных характеристиках, а о степени национальной осознанности и о вкладе в сохранение и приумножение народного культурного багажа)?
– Игорь Ростиславович Шафаревич признавал, что идею «малого народа» ему подала книга французского историка Огюстена Кошена «Малый народ и революция» (ее русский перевод вышел в 2004 г. с предисловием Шафаревича). Размышления и Кошена, и Шафаревича на тему «малого народа», безусловно, интересны, но у меня остаются два основные сомнения.
Во-первых, как я знаю по опыту, многие читатели Шафаревича отождествляют «малый народ» с евреями. Но зачем придумывать для русофобски настроенной части евреев новый «псевдоним»? О них надо говорить прямо, но уделять при этом основное внимание не деструктивной роли этой части еврейства (эта роль и так давно ясна), а вопросу о том, почему русские так легко поддаются еврейскому влиянию? Причин, по-видимому, несколько, но главную причину надо искать в себе, в своем собственном «внутреннем еврее». Освободись от него – и твоя беспомощность перед еврейским влиянием (особенно в культуре) сойдет на «нет». Например, ты уже перестанешь считать Иосифа Бродского «величайшим русским поэтом», чуть ли не ровней Пушкину (о чем почти из номера в номер твердит ура-патриотический «День литературы»).
Во-вторых, как отмечаете Вы сами, Ирина Владимировна, и национально мыслящая часть русского народа весьма невелика, она тоже своего рода «малый народ». Так что настоящую духовную борьбу ведут два «малых народа», а «большой народ» (в буквальном смысле слова) ее пассивно (и без особого интереса) созерцает. Поэтому, в силу всего сказанного, я считаю, что понятие «малого народа» (само по себе интересное) как ключевой идеологический термин – совершенно излишне и способно внести в национальное самосознание только путаницу.
– Николай Петрович, а Вы могли бы обозначить своё видение понятия «народ»? У нас в литературе существуют классические параметры, определяющие «особенную физиономию» народа – как то пушкинские «климат, образ правления, вера».
– Вообще говоря, первичным