– Нет, я серьезно.
– И я серьезно. Война начнется в год, когда по этой насыпи проедет первый поезд, – шафрановое от желтых сполохов костра лицо родственника медленно повернулось ко мне.
– Не понял.
– Ну, так слушай. Ты знаешь, железная дорога проходит в пятнадцати километрах от Кобеляк. Так ее проложил царь еще в XIX веке. Это была прямая дорога из Москвы на юг. В начале XX века Николай II одобрил проект новой ветки, она должна была пройти через Кобеляки. Весной 14-го соорудили насыпь, уложили шпалы и кое-где рельсы. И когда до пуска железки оставался месяц-два, началась первая мировая война. Насыпь простояла двадцать семь лет, пока Лазарь Каганович, нарком железных дорог при Сталине, не решил возобновить царский проект. Дорогу подновили, уложили шпалы, завезли рельсы, но… в этот год началась Великая Отечественная. Так и стоит она недостроенная уже… – Саша почесал тыльной стороной ладони лоб, – девяносто четыре года. Местные люди еще с сорок первого верят, что новая война начнется в год, когда дорогу снова начнут восстанавливать.
– Ты в это веришь? – спросил я.
– Кто его знает. Люди говорят, что стройка тревожит какой-то грозный дух, место его покоя со времен каменных баб. А может, здесь могила могущественного волхва и мы беспокоим его душу? Знаю одно: что случилось дважды, произойдет и в третий раз. Подержи муфту, – он вложил в мои руки еще горячую, скользкую от масла, деталь.
– Все, можно ехать. Сейчас спустимся с насыпи самоходом, а потом заведем двигатель, – Саша вытер руки о носовой платок и бросил его в костер.
Испачканный машинным маслом, платок весело вспыхнул, далеко осветив место непредвиденной стоянки. В соломенных отблесках пламени длинный земляной холм волнистой таинственной рептилией тянулся к городу.
– Может, и лучше, что сейчас в Украине не строят железных дорог. – Саша задумчиво посмотрел на меня. – Поговаривают, что к футбольному Евро-2012 на этом месте планировали построить автобан. Хорошо, что не построили, как бы чего не случилось.
– Два раза в барабан стукнули, осталось в колокол ударить, – согласился я и посмотрел вверх.
В черной бездне украинского неба загадочно мерцали звезды Большой Медведицы, или Воза, как и сейчас называют это созвездие селяне.
– Тебе сюда! – указывала оглобля Медведицы-Воза. – В рубище, но с любовью пройдешь свой Млечный путь.
– Спасибо, Великая Мать! Ты так добра. Одно прошу, не нажимай на кнопку в третий раз.
Тиха украинская ночь. Молчат звезды.
– Сынок, пиднимайся, я тоби вареныкы з вышнямы зробыла, пухки таки, як ты любыш, – теща легонько теребила мою руку.
– Як тоби спалось? Вчора вы так пизно з Сашком прыйихалы. Я вже почала волнуватыся. Вин вже дзвоныв з своих Озер, дойихав нормально. Тоби прывит пэрэдае.
Я посмотрел в распахнутое окно. По дороге с тихим жужжанием пронесся скутер с двумя девчушками лет тринадцати. Вишня тихо шелестела на ветру, подмигивая темными плодами, похожими на глаза восточных красавиц. Кобеляки жили своей нормальной жизнью.
Я обожаю этот маленький городок на Полтавщине. Он никогда не слышал паровозных гудков и шум железной дороги. Пусть и не услышит.
Валерий ХРАМОВ. О бывшей невесте замолвите слово
Рассказ
Пришел домой как обычно в восемь – чтобы не волновать маму. Была пятница. Стояла краснодарская весна в полном цвете и аромате. Мама смотрела телевизор. Давали фильм «О бедном гусаре замолвите слово», в новой версии без цензурных сокращений, которые так обижали режиссера – всеобщего любимца Эльдара Рязанова. Как раз шла «реабилитированная сцена» – гусары отдыхают в публичном доме. Героиня Настенька-Дездемона ищет здесь справедливости.
– Я должна серьезно с тобой поговорить.
В голосе мамы была интонация, не обещавшая долгого обсуждения проблемы – мама уже все решила. Мне остается только выслушать и выполнить просьбу, которая по своей сути – приказ. Данная ситуация уже неоднократно повторялась и ничего плохого не предвещала. Спокойно налил чай и расположился на диване, у телевизора, чтобы внимательно послушать, покивать головой и пообещать выполнить просьбу. Гусары сентиментально развлекались с девушками, а их командир – в исполнении ироничного Гафта – пьяненько играл на пианино в четыре руки и пел хором что-то похожее на романс, сочиненный Андреем Петровым.
– Ты знаешь, – продолжила мама, досмотрев эпизод, – звонила твоя несостоявшаяся теща Валентина Степановна. У нее беда. Лена поехала в Абхазию и не может вернуться. Ее там, наверное, удерживают. Валя очень просила помочь – плачет, волнуется. Муж Лены поехать не может. Он грузин. Абхазы их не любят. Его там убьют. Я пообещала и обо всем уже договорилась. Позвони Леше – он завтра летит туда на вертолете. Он тебя возьмет.
Упоминание троюродного брата Алексея чуть испортило мое благодушное настроение. Мамины фантазии вдруг стали приобретать характер выполнимого задания. Леша был летчиком – веселым, бесшабашным парнем, летающим на всех типах самолета и вертолета. Дослужился до подполковника, чем очень гордился, огорчая жену разговорами о ее будущем вдовьем счастье: «Подполковник, Ира, – как он говорил, – это похороны за счет государства!» Леша распоряжался авиапарком местного ДОСААФа как своей собственностью, о чем мне было хорошо известно. Впрочем, оставалась какая-то надежда на его здравомыслие. Ведь в Абхазии война. И чего ему рисковать ради чужих интересов – в его жизни много других приключений. В свое время мама вмешалась, когда его призвали в армию и определили в подводники. Она «подняла всех» и Леша стал летчиком – о чем мечтал. Поэтому маме он действительно отказать не мог, но со мной должен говорить иначе, и может быть, найдет причину не лететь. Не без надежды на благополучный исход дела я набрал номер телефона.
Леша узнал и обрадовался:
– Тебе повезло. Летим завтра. Приезжай первым троллейбусом. Возьми деньги – водку купить надо. Будем обмывать счастливое освобождение твоей бывшей невесты. Извини, завтра поболтаем. Сейчас фильм смотрю, нравится, про нас!
В фильме Мерзляев плетет интриги. А не оводевилил ли Рязанов «Пятую печать» Фабри? – подумалось. Надо посмотреть по годам. Ну, это потом – когда время будет.
Первая серия закончилась. Можно поспать. Возникла мысль побриться, чтобы утром не терять время. Зачем? На войну лечу. Да и примета плохая. Как там Ленка? Первый раз подумал…
С Еленой сблизился после второго развода. Знал давно, а тут как-то разговорились о книгах, и пошло. Она была образована, начитана, окончила литературный факультет университета. Была моложе меня, привлекательна особой красотой. Ее грузинская внешность была чуть смягчена негрузинской женственностью. В облике была печаль, была и загадка прежней жизни, пережитых трагедий. Как выяснилась, несмотря на молодость, – вдова. Поначалу она теряла любимых мужчин. Папа – красавец-грузин, спортсмен, – трагически закончил жизнь. Он на глазах у дочери прыгнул в море со скалы, не рассчитав глубину, и разбился о камни, сразу насмерть. Муж ее тоже грузин и тоже погиб нелепо – несчастный случай. Жила с мамой. Мама русская. Но Лена рвалась в Грузию. Папина родня в Абхазии ее всегда ждала. Там были друзья, был дом и мандариновый сад. «Так хочется в Грузию» – не уставала повторять. Улетала в Сухуми при первой возможности. Без меня. Позволяла только проводить до самолета.
– Тебе со мной нельзя. Только после свадьбы попробуем.
– А я приеду без разрешения, поселюсь по соседству.
– А приедешь – сначала женят, потом убьют. У нас в Грузии так.
И улыбалась, целуя на прощание.
Возвращалась, но продолжала «грузинскую жизнь» – вечно гости, встречи-проводы, заботы о родне, о знакомых, о знакомых знакомых. Жизнь ее напоминала фильм Иоселиани о дрозде. С ней не получалось остаться вдвоем, что не нравилось и настораживало. Я охладевал, почувствовал, что не ее герой. И она как-то незаметно отдалилась – улетела. Потом общая знакомая, как бы между прочим, сообщила, что Лена вышла замуж за грузина, живет в Сочи. Проверяла? Может быть. Я не расспрашивал – было уже неинтересно.
Утром еду к Леше. Поднимаюсь на пятый этаж, звоню. Его нет дома. Жена говорит: «В гараже». Действительно, Леша ждет, машина уже разогрета. Обнялись. Поехали, скорее – полетели. Дорога пустая, светофоры пока желтые, скорость запредельная – для меня. Леша скорость не чувствует— летчик!
– Едем на «казачий рынок» – по пути. Я там всегда закупаю горючее. Без водки наши самолеты не взлетают.
Как выяснилось, Леша возит в Абхазию боеприпасы. Назад возвращается с погибшими бойцами. Их хоронят на родине – в Адыгее.
– Зачем ты в это ввязался?
– Клятвенно обещают звезду «Героя Абхазии». А это пенсия, квартира в Сухуми, а может быть, даже домик с садиком у моря. У них так.
На рынке купили два ящика водки майкопского производства – вода из ледника, на смородине.
– Обычно беру один ящик, сегодня – два, особый случай!
Аэродром ДОСААФа недалеко – в Яблоновке, а это уже Адыгея. Вертолет готов. На меня смотрят чуть с удивлением, но вопросов не задают: Леша здесь главный! Грузим водку и взлетаем.
С Лешей на вертолете лечу не в первый раз, но восторг от полета сразу как-то схватывает за горло. Не говорить, не думать не могу – только парить над землей и смотреть.
– Домчу за полтора часа. Будет связь с абхазами, поручу найти и доставить Елену, если жива, – шутит Леша.
Летим не высоко уже над горами, дальше перевал – и вдруг сияющее под солнцем море. Появилась связь. Леша рассказал все что надо весьма осторожно: невеста брата, о муже грузине – ни слова (значит, все-таки дело серьезное). Без лишних вопросов местные ребята взялись за дело. Слышны разговоры. Язык незнакомый, но по интонациям понятно – «главный» распоряжается.
– Серьезные парни! – говорю.
Леша улыбается:
– Надень спасательный жилет.
– Зачем? Я хорошо плаваю…
– Знаю, но могут подранить, тогда жилет поможет, может быть.